Немного о сверхновых

Она говорит:

— Уходя — уходи.

Ты сжёг все мосты,

я взорвала сверхновые.

Пожалуй, мы квиты.

На длинном пути

не всё, что в дугу —

то на счастье подковою.

А долгие проводы — это смешно.

Да что там...

Тебе же претят многоточия.

Она говорит, а он смотрит в окно,

и после — ей в душу сосредоточенно.

Душа как душа...

И не то, чтоб мелка —

скорее всего, изначально некрупная,

но хлама немного: цветок василька

(пробился один... так, причуда минутная)

и клевер-трилистник,

ромашки во ржи...

Воистину, этой вовеки не вырасти.

Нет-нет, он не любит.

Ещё дорожит.

В ней ярко живёт состояние сирости.

Он долго будил тот ответный огонь,

который для звёзд наилучшее топливо.

И звёзды горели и грели ладонь,

когда натирал их ночами заботливо.

Но как-то случайно, нелепо и вдруг

закончилось в ней состояние нужное —

сгорела, конечно.

Вновь замкнутый круг

и тягостный поиск душою застуженных.

И всё же...

И всё же...

Она непроста.

Он смотрит ей в душу, но видится малое —

ромашки и клевер...

А дальше — черта:

уже приговор, и его не обжаловать.

Она говорит:

— Уходя — уходи.

Сжигая мосты, догорают сверхновые.

В ладони её, в крепко сжатой горсти

Вселенная спит полукруглой подковою.