Смерть в продольных волнах.

Было совсем поздно, спать, однако, не хотелось. Мысли постепенно стали крутиться вокруг того, как правильней было поступить той далекой зимой.

Скоро злая память перенесла меня назад, в тот самый день, которого я стыдился до сих пор…

На столе в стеклянной трубке переливался сиренево-фиолетовый разряд моего самого первого, примитивного генератора. Это было завораживающе красиво и приятно, – еще не зная о свойствах продольных волн, я интуитивно подобрал гармоничные частоты излучения. Я сидел перед ним, греясь исходящим от прибора теплом.

Мне было хорошо, тяжкие обстоятельства экзистенции остались где-то далеко позади. Даже осознавая, что это сон, я наслаждался щенячьей беспроблемностью своих молодых лет.

В другом углу комнаты, на кровати валялась девушка в неглиже, своим видом склоняя меня заняться сексом. Но ее прелести давно перестали восприниматься мной как призывные.

Отношения у нас совсем разладились. Я к тому времени окреп, даже почти перестал хромать. Зажигалка, очевидно, ценила во мне именно беспомощность, оттого здоровый парень без проблем вызывал у нее раздражение. А попытки повторить ее умение воспринималось как самое настоящее воровство.

Я давно не хотел спать с ней, стыдился выгуливать ее и тяготился ее присутствием. Но привычка и неосознанное желание выведать секрет заставляли поддерживать с ней связь.

Сейчас у меня получалось. Комп показывал, что в момент воздействия на разряд мощность тока во вторичном контуре превышает отбираемую из сети на десять – пятнадцать процентов. Совсем недавно эффект не выходил за границы ошибки изменений или ограничивался цветом и формой плазмы. Но теперь он был налицо и даже не слишком чувствительный прибор это фиксировал. Я копил и анализировал ощущения, пробуя разные вариации. Трубка отзывалась гудением и рокотом, пламя из фиолетового становилось голубым.

– Ваня, ну хватит баловаться, – произнесла девушка капризно.

– Таня, не приставай, – ответил я, ничего не видя кроме нитей плазмы в трубке.

– Ваня, – смотреть больно, как ты мучаешься, – сказала она. – С этим нужно родиться. А иначе будешь хуже инвалида.

Мне внезапно стало обидно. Из-за гадской, ненужной войны на юге я до сих пор просыпался по ночам от ноющих болей в теле, пытаясь разодрать ногтями шрамы от осколков. И не стоило девчонке смеяться над этим.

– Пошла вон, уродина! – крикнул я. – Давалка-Зажигалка. Ведь так тебя больные зовут?

– И ты такой же кобель гнилой! – закричала девушка. – Чтобы все вы подохли, твари неблагодарные!

Внезапно трубка загорелась ослепительным светом и с грохотом разлетелась. Ударная волна хлестнула по лицу. Мир исчез.

«Был хромой, а теперь еще и слепым стал для полного счастья», – мелькнула мысль.

Сознание возвращалось какими-то странными кусками. Возникали какие-то шумы, голоса. Мозг отмечал, что лежать на чем-то твердом очень неудобно. Я попытался пошевелить руками. На запястьях возникло ощущение чего-то чужеродного, мешающего. Это уже точно не было сном.

– Очухался, – произнес хриплый, пропитой голос. – Иваныч, чё с ним делать?

– Охранять, – ответил другой голос. – Мы скоро вернемся.

Этот голос принадлежал вполне культурному человеку. Однако некоторая излишняя твердость интонаций навела меня на мысли о спецназе.

«Допрыгался, – пронеслось в голове. – Всего шесть часов прошло с того разговора, а уже какая-то сука сдала. Это ведь свои, милицейские».

Крепкий удар по голове изрядно попортил мне способность мыслить и действовать, но нужно было собраться, нужно было действовать. Я аккуратно попробовал пошевелить ногами. Их мне связывать не стали. Тело было не повреждено, лишь слегка кружилась голова. Я отметил, что с прямохождением, стрельбой и кулачным боем могут быть большие проблемы.

Попытавшись разодрать веки, я обнаружил, что почти ничего не вижу. Глаза, залитые слезогонкой, не хотели открываться. Понемногу мир проступил сквозь пелену слез. Глаза резало невыносимо, однако видеть окружающее было сейчас жизненно важно.

В квартире орудовали какие-то люди в масках, давая указания бомжеватого вида милицейским выносить то или другое. В изъятии ценностей прослеживалась определенная последовательность, даже педантичность. «Маски» не трогали приборы, которые были соединены кабелями или включены. Видимо, они знали и об этом свойстве моих приборов – в определенных условиях превращаться в мощные взрывные заряды. Зато все остальное вытаскивали полностью.

Не избежали конфискации ящики с консервами и алкоголем. Бомжементский контингент выволакивал их в первую очередь. Оттого многие устройства не попали в машину и остались в гостиной, сваленные в кучу.

«Замаскированные», обнаружив такое огорчительное обстоятельство, разразились негодующими тирадами, которые по логике вещей должны были закончиться зуботычинами. Бомжи по привычке втянули головы в плечи, забыв о своих автоматах. Однако новый статус «синяков» удержал омоновцев от рукоприкладства.

Они оставили одного своего и пару бомжей охранять квартиру. Командир обстоятельно и нудно обьяснил контингенту, чтобы они помимо очевидного, как-то: бдительно охранять, не пускать и не бухать, ни в коем случае не трогали аппаратуру. Люди соглашались, старательно кивая и изображая на лицах подобострастное внимание. Несмотря на тяжелое состояние, мне стало почти весело.

Вот она, картинка из будущей жизни, которая случится, выживи эта кодла. Наконец начальник закончил скрипеть, шепнул что-то на ухо своему бойцу, которого оставили следить за бомжементами, и спецназовцы покинули квартиру.

Их ботинки сосредоточенно и целеустремленно протопали по лестнице. Под окнами запыхтел двигатель, и раздался приглушенный шум отъезжающего автомобиля.

Стражи порядка проводили машину взглядами, потом один из полицаев подошел ко мне и потыкал ногой.

– Мужик, ты живой? – осторожно спросил он.

Я счел за лучшее промычать в ответ нечто неразборчивое.

– Что ты там бубнишь, не слышно ни фига, – продолжил «полицай».

Он присел рядом со мной и аккуратно, почти нежно перевернул.

– Ты, лишенец, – начал бомжара. – Сейчас тебя в жопу ебать будем.

– Пойду я покурю, – бросил спецназовец, поднимаясь.

– То есть как это? – я сыграл недоумение. – Что случилось?

– Ща пиздец твоему очку приснится, – следом из бомжа полезли перлы русского разговорного, которые соперничали только с гнилью из кишок, вылетающей с каждым выдохом беззубого рта.

– Вы что себе позволяете?! Я капитан милиции.

– Был капитан, – продолжил бомжемент, поднося к лицу грязный кулак. – Марафет давай и быстро… Враз очко порву на фашисткий крест.

– Остынь, Димон, – осадил его второй. – Фраерок культурный, сам отдаст.

– Ребята, надо-то чего? – изобразил я испуг. – Все, чего хотели, сами взяли. А если вам герыча надо, то отродясь не держал.

– Ща я тебе, – начал первый, тыча мне в нос грязным, вонючим кулаком.

Но второй его остановил.

– Ты подожди, может, и правда не врубается, – второй мент отодвинул напарника. Мой «спаситель» был не менее грязен, а стоптанные, расползшиеся ботинки были политы белесо-розовой пакостью и источали невыносимую трупную вонь. – Ты, мил человек, с нами не играй. Верю, что дури в порошках у тебя нет. Да и не нужна она, когда приборчик есть. Мне вот рассказывали про твою машинку. Включаешь, и тащишься… Начальник говорил, что лучше бабы, лучше дури, будто родишься заново.

– Не понравится это вашему начальнику, – заметил я.

– А вот не твоего ума это дело, – коротко бросил «злой» бомж. – Ты ведь никому уже не расскажешь.

– Ты меня не стращай, синяк! Сейчас мой шеф со всем отделением приедет, вам всем кирдык будет.

– Да нет больше твоего шефа, – заметил «добрый» бомж. – Ща на Лубянке кончают ваше начальство. А отделение разогнали на хуй.

– Ты не волнуйся, не долго я в таком положении пробуду. Скоро я у верхов окажусь, а вы так и останетесь у параши. Ох я тогда припомню…

– Да ты не грози, мил человек, – спокойно и размеренно проговорил «добрый» бомж. – Мы люди божии. Что нам вперед загадывать. Нам вот покайфовать посидеть, а там будь что будет. А твои слова нам по хую.

– Мы тебе башку отобьем, и скажем, что так и было, – вклинился «злой» бомж, выдергивая из книжной полки пухлый том старинного энциклопедического словаря.

Преемственность в ряду правоохранителей была налицо. Молодое пополнение уже знало, как отбить мозг, не нанеся при этом заметных внешних повреждений. Я поразился, откуда чего берется.

– Ваша взяла, суки, – сказал я. – Наручники снимите.

– А вот хуя, – заметил «злой». – Так объясняй.

– Возьмите мобильный генератор продольных волн, ну и введите…

– Чего это? – не поняли полицаи. – Что это за ебань?

– Ну, прибор, который похож на телефон. К нему приделана такая прозрачная колба из толстого стекла…

– Ты, мил человек, из себя умного не строй, – на этот раз терпение потерял «добрый» правоохранитель. – А то ведь отделаем, мама не узнает.

– Блядь, вот и разговаривай с такими, – в свою очередь обозлился я. – На этот раз, лишенцы, вы слово «колба» не поняли, что ли? Маленький он такой, с кнопками, ебать вас кирзачом…

Бомжи заметно струхнули.

– Ты это, полегче… Это вы ученые. А мы люди простые, – примирительно сказал «добрый» бомж.

– Ладно, – согласился я. – Показывайте мне все подряд.

Минут через пять искомое было найдено.

Я рассказал, как его включить. Мои стражи так и не сняли с меня наручники. Но это было не так уж важно. Я благодарил самого себя за то, что когда-то выучил кодономер каждой программы. При наличии под руками таблички соответствия это казалось глупым и ненужным, но теперь ох как пригодилось.

– Вводим 00001. Потом давим вместе красную и зеленую кнопки наверху. Крепко сжимаем контакты. Идет настройка…

…Бомжи таяли от удовольствия. Сначала остатки осторожности брали верх, но вскоре полицаи прониклись ко мне доверием и даже сняли наручники.

Поводив их по лучшим грезам специально подобранных программ, которые вынесли бывшим уличным алконавтам и без того некрепкие мозги, я продиктовал номер 244567. Мои охранники бездумно набрали его на пультах.

Это была самая черная и тягостная комбинация энерговолн. У неподготовленного человека при высокой интенсивности излучения она вызывала спазм сосудов мозга и отключение сознания.

Меня тоже зацепило. В глазах темнело, руки и ноги не слушались. Съеденная пища просилась выйти верхом и низом. Однако врагам было гораздо хуже. Шок от энергетического удара был силен.

«Полицаи» лежали, не подавая признаков жизни. Но действовать нужно было быстро, скоро мои охранники очнутся.

Собрав последние силы, я дополз до ближайшего правоохранителя и до упора затолкнул ему «светлячок» в рот, выкрутив регулятор на максимум, прожаривая мозги. Мужик забился в конвульсиях. Его начало рвать, он стал захлебываться своей блевотой. Ноги задергались, тело само несколько раз свернулось, развернулось и затихло.

Я не стал убивать второго таким же образом. Выключив генераторы, я подцепил пустой пакет и натянул его бомжу на голову. Тот мычал в смертной тоске и вяло вырывался. Однако сил сопротивляться у него не было, и мое превосходство в массе оказалось решающим. Подергавшись, человек обмяк подо мной, напоследок опорожнив мочевой пузырь и кишечник.

Я обрядил убитого в свой халат, натянул на себя его вонючее пальто и прикрыл мертвецу лицо подушкой. Из последних сил я подтащил первого убиенного и бросил его на ряженого полицая.

Тут мой боевой настрой кончился. Осознание мерзости произошедшего, зубодробительная вонь засаленного и рваного бомжового полуперденчика заставило меня блевать, выворачивая внутренности. В перерывах между сериями спазмов я исхитрился подгрести под себя автомат.

Омоновец застал меня в позиции на четырех костях, издающим крайне неаппетитные звуки. Композицию из двух трупов он понял именно так, как я и рассчитывал. Оттого он отвесил мне смачный пендель, приняв за второго охранника, и кинулся на помощь «арестанту».

Я упал на бок и нажал на спусковой крючок автомата. Оружие задергалось. Звук стрельбы в замкнутом пространстве был невыносимо громким. Длинная очередь старого АКМа раздробила милицейскому ноги и таз. В тело вошло не меньше десятка пуль, оттого омоновец сразу потерял сознание и вскоре умер от обильной потери крови из разорванных артерий.

Прежде чем окунуться в неотложные дела, я с горечью подумал, что, будь у меня больше времени, я смог бы не убивать двух несчастных алкашей, а стать для них самым главным человеком в их жизни – Тем, Кто Дает Кайф.