Бунт Карамазовых

Имя Карла Карловича фон Гершельмана современному читателю, как правило, ничего не говорит. Этот замечательный писатель, философ, художник и критик – один из сыновей России, оказавшихся волей судьбы в эмиграции после революции 1917 года.

Сын генерала Гершельмана, из прибалтийских немцев, родился в 1899 г. в Одессе, учился в Одесском кадетском корпусе (1906–1916), затем прошел ускоренный курс в Михайловском артиллерийском училище в Петрограде и в чине прапорщика отправлен на фронт в составе лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады. После подписания Брестского мира вернулся к родителям в Одессу, где поступил на философский факультет Новороссийского университета. В 1918–1920 – в армии Деникина и затем Врангеля. Вместе с армией Врангеля эвакуировался в Галлиполи (Турция), там в марте 1922 был произведен в звание капитана.

В 1922 через Болгарию, Румынию и Польшу добрался до Риги, затем поселился в Таллине. Работал рабочим на лесопильной фабрике, затем чертежником в Министерстве земледелия, с 1934 рисовальщиком на текстильной фабрике «Eesti Siid» («Эстонский шелк»). В 1926 женился на художнице Е. Б. Розендорф.

Его акварели использовались для оформления детских книг, спектаклей, параллельно Гершельман писал и публиковал свои философские эссе и стихотворения. Вторая мировая война сильно повлияла на него во всех смыслах, заставив переосмыслить ряд своих же положений об истории, политике, культуре. Как немец и белоэмигрант, он выбрал местом проживания Баварию, где и скончался в 1951 г.

На русском языке в 2006 г. вышел один его сборник избранных произведений "Я почему-то должен рассказать о том…". И вот там встретилась мне одна чудесная статья ««Бунт» Ивана Карамазова». Зачиталась совершенно – и слог великолепный, и мысль, именно работа мысли прекрасна.

Помещу тут цитату (полный текст висит в сети на многих сайтах, если кого заинтересует).

«Вся практическая трудность проблемы именно и сосредоточивается на этой почти неуловимой разнице между кулаком и топором. Зло — яд, в малой дозе целительный, в большой — убивающий; и все дело именно в дозировке. Зло и страдание — две проблемы, но они переплелись в одну; надо искоренить зло, не нанося страдания, а отделить зло от страдания невозможно; невозможно отделить в злодее злодея от страдающего, — и не хватает терпения распутать клубок, является неудержимое искушение одним ударом разрубить узел. Не только Иван духовно предупреждает Смердякова в его убийстве, но и Алеша, «схимник» Алеша, духовно предупреждает Ивана, когда на его вопрос, что сделать с генералом, затравившим мальчика, с «бледной, перекосившейся улыбкой» отвечает: «Расстрелять». В этом весь «соблазн» положения: в теориях Ивана, Раскольникова и других «своевольников» есть несомненная правда; неправильно только то, что эта частичная правда обобщается в полную, что терпимое зло возводится в прямое добро: неправилен именно теоретизм этих теорий, возведение в абсолютный принцип того, что является только практическим компромиссом».

И еще попалась короткометражка Р. Отырба «Братья Карамазовы: Бунт».

«— Я, брат, уезжая, думал, что имею на всем свете хоть тебя, — с неожиданным чувством проговорил вдруг Иван, — а теперь вижу, что и в твоем сердце мне нет места, мой милый отшельник. От формулы «всё позволено» я не отрекусь, ну и что же, за это ты от меня отречешься, да, да?

Алеша встал, подошел к нему и молча тихо поцеловал его в губы.

— Литературное воровство! — вскричал Иван, переходя вдруг в какой-то восторг, — это ты украл из моей поэмы! Спасибо, однако. Вставай, Алеша, идем, пора и мне и тебе.

Они вышли, но остановились у крыльца трактира.

— Вот что, Алеша, — проговорил Иван твердым голосом, — если в самом деле хватит меня на клейкие листочки, то любить их буду, лишь тебя вспоминая. Довольно мне того, что ты тут где-то есть, и жить еще не расхочу. Довольно этого тебе? Если хочешь, прими хоть за объяснение в любви. А теперь ты направо, я налево — и довольно, слышишь, довольно. То есть, если я бы завтра и не уехал (кажется, уеду наверно) и мы бы еще опять как-нибудь встретились, то уже на все эти темы ты больше со мной ни слова. Настоятельно прошу. И насчет брата Дмитрия тоже, особенно прошу тебя, даже и не заговаривай со мной никогда больше, — прибавил он вдруг раздражительно, — всё исчерпано, всё переговорено, так ли? А я тебе, с своей стороны, за это тоже одно обещание дам: когда к тридцати годам я захочу «бросить кубок об пол», то, где б ты ни был, я-таки приду еще раз переговорить с тобою... хотя бы даже из Америки, это ты знай. Нарочно приеду. Очень интересно будет и на тебя поглядеть к тому времени: каков-то ты тогда будешь? Видишь, довольно торжественное обещание. А в самом деле мы, может быть, лет на семь, на десять прощаемся. Ну иди теперь к твоему Pater Seraphicus, ведь он умирает; умрет без тебя, так еще, пожалуй, на меня рассердишься, что я тебя задержал. До свидания, целуй меня еще раз, вот так, и ступай...

Иван вдруг повернулся и пошел своею дорогой, уже не оборачиваясь»

Ф. Достоевский «Братья Карамазовы»

Всех с днем славянской письменности и культуры!