Перевоз Дуня держала

Как-то мама рассказала мне, что случайно встретила на улице Юрия Эдуардовича. К тому моменту он сделался совсем седым, однако держался очень бодро. Маме моей очень понравилось, что Юрий Эдуардович остался таким же улыбчивым и доброжелательным, как и раньше. И как раньше он был занят любимым делом — учил детей играть на баяне в кружке при доме пионеров.

Детство и юность моих родителей пришлись на 50-60-е годы. Тогда в городах и сёлах по всей стране баян и гармонь были самыми популярными и самыми распространёнными музыкальными инструментами. Если где-то что-нибудь праздновали — тут же находился самодеятельный музыкант, который доставал трёхрядку и играл самые популярные песни. Этого было достаточно для простого народного веселья.

Неудивительно, что как только молодая семья моих родителей более или менее встала на ноги в финансовом отношении, отец сразу же купил себе баян. Под настроение он вынимал инструмент из чемоданчика-футляра и наигрывал что-то незатейливое, типа "Барыни" или каких-то деревенских частушек на мотив "Бабки Любки".

Я, на свою беду, оказался от рожденья наделён музыкальным слухом. В детском саду мне всегда доставались ведущие партии в праздничных постановках. Когда из нашей подготовительной группы создали детсадовский оркестр, мне доверили играть сольные партии на маленьком аккордеоне. Всё это окрылило моих родителей. Их собственные нереализованные амбиции получили новую точку приложения, в результате чего я был направлен в близлежащий клуб, учиться играть на баяне. Благо, для этого даже не нужно было покупать инструмент. Обходилось это родителям недёшево — в десятую часть маминой зарплаты, но чего не сделаешь, если веришь в то, что твой сын обладает музыкальным талантом.

К моему великому счастью, мне очень повезло с преподавателем. Юрий Эдуардович оказался очень добрым человеком и к детям относился, как к родным. Не помню, чтобы я хоть когда-либо услышал от него хоть одно грубое слово. Обычно, когда я делал что-то, что выходило за рамки допустимого, мой преподаватель произносил, скорее удивлённо, чем строго: «Ну, Дима! Ну и Дима!».

А ещё у Юрия Эдуардовича был замечательный инструмент — аккордеон-синтезатор. Это чудо тогдашней музыкальной техники обладало многочисленными переключателями-регистрами, которые позволяли извлекать из аккордеона самые невероятные звуки. Если учесть, что в те годы я и синтезатора ещё не видел ни одного, то можно себе представить, как меня восхищал невероятный инструмент.

Занятия проходили в клубе станкостроительного завода, который располагался рядом с нашим домом. Даже улицу не нужно было переходить. Лишь войти, поздороваться с бабушками на вахте, а затем подняться на второй этаж. И не смотря на это, я регулярно опаздывал. Юрий Эдуардович, видя мою неорганизованность, лишь восклицал: «Ну, Дима! Ну и Дима!». Согласитесь, что очень неприятно взрослому ждать пять-десять, а то и все пятнадцать минут какого-то невоспитанного мальчишку, в результате чего нарушается всё расписание занятий. Но мой преподаватель стоически терпел мои опоздания, никогда не повышал голос и вообще, был очень великодушным ко мне.

Как-то Юрий Эдуардович купил виниловую пластинку с «Кармен-сюитой». Узнав, что никто из его учеников даже и не слышал об этом балете, он как-то собрал нас вечером после занятий и устроил прослушивание. Попутно он рассказывал, что за музыка играет и что в этом балете происходит по сюжету. Тратил наш преподаватель на этот музыкальный ликбез своё личное время, в которое вполне мог отдыхать. Но ему нравилось возиться с детворой.

К майским праздникам (а может быть ко дню рождения В.И.Ленина) в клубе обычно проходил отчётный концерт заводской самодеятельности. Наш кружок игры на баяне тоже должен был принимать участие в мероприятии. Троим своим юным ученикам, включая меня, Юрий Эдуардович нашёл замечательный номер: переложение русской народной песни «Перевоз Дуня держала» для трёх баянов. Партия моего инструмента была самой простой, поскольку я был самым младшим. Сплошные аккорды для левой руки с минимальным использованием правой. Другие два юных баяниста учились уже второй и третий год, соответственно, поэтому им предстояло исполнить более сложные партии.

На генеральной репетиции всё у нас получалось неплохо. Мы садились втроём на стулья, ставили на коленки свои баяны, по команде Юрия Эдуардовича начинали играть, подглядывая в ноты, и довольно бодро доходили до конца песни. Некие шероховатости нашего ансамбля должны были устраниться в процессе домашней подготовки и более тщательного разучивания партитуры наизусть.

И вот настал день отчётного концерта. Актовый зал клуба был украшен плакатами и транспарантами. В фойе и раздевалке толпились разряженные участники концерта. Юрий Эдуардович пришёл в парадном чёрном костюме с бабочкой поверх ослепително белой рубашки. Помимо того, что в концерте должны были принять участие его ученики, нашему преподавателю предстояло и сольное выступление. Зрители заполнили все кресла в актовом зале.

В нашем клубе существовала специальная галерея в подвальном этаже, которая вела на сцену под зрительным залом. Вот по этой самой галерее мы с баянами и прошли, а потом поднялись для выступления. Три стула уже стояли на сцене — Юрий Эдуардович об этом позаботился заранее. Нам оставалось лишь присесть и сыграть песенку про перевоз и про Дуню.

Начали мы бодро. Пожалуй, даже чуточку бодрее, чем стоило. Вероятно, из-за слишком быстрого темпа на втором куплете мальчик, который учился у Юрия Эдуардовича уже третий год, сбился. То ли палец у него с клавиатуры соскочил, то ли задумался он о чём-то, то ли просто переволновался. Короче говоря, на втором куплете наш ансамбль потерял солиста. Второй мальчик, от неожиданности, тоже перестал играть. И лишь я продолжал лихо наигрывать свою партию сопровождения. Мои партнёры по ансамблю попытались продолжить играть с началом третьего куплета, однако у них это не получилось. А я продолжал бодро давить на клавиши и ритмично, как меня учил Юрий Эдуардович, растягивать меха баяна. В зале кое-где раздался негромкий смех — зрители весьма доброжелательно отреагировали на нашу неудачу, но уж больно комично это всё выглядело на сцене: два мальчишка, пунцовые от стыда, пытаются спрятаться от публики за своими баянами, а третий, в это самое время, как ни в чём не бывало, бодро тарабанит свои аккорды.

Мои партнёры сделали последнюю попытку присоединиться ко мне на последнем, пятом куплете, но у них снова не получилось. Наверное, они недосточно хорошо подготовились к концерту. В результате улыбающиеся зрители слышали лишь мою партию третьего баяна.

Когда мы поклонились зрителям и ушли со сцены, нас встретил Юрий Эдуардович. Он сказал моим партнёрам по ансамблю, что ничего страшного не произошло, что со всеми бывают неудачи. А мне лишь в шутку погрозил пальцем и сказал: «Ну, Дима! Ну и Дима! Ну неужели ты не мог остановиться? Вы бы тогда всё сыграли заново, с первой ноты, и, может быть, более успешно!».

А позже, уже где-то в самом конце концерта, Юрий Эдуардович играл на своём чудесном аккордеоне-синтезаторе что-то очень сложное, но очень красивое. И зрители ему хлопали, наверное, больше, чем остальным участникам отчётного концерта. Ведь играл он просто замечательно!

Летом же на каникулах меня угораздило поступить в музыкальную школу, прекрасно пройдя всё вступительное тестирование. Баян был забыт, а в нашей квартире появилось полированное пианино из ГДР с непонятным, но звучным названием "Rönisch". И семь долгих лет я прозанимался в музыкальной школе по классу фортепиано, но это уже совсем другая история.