Мои миниатюры: «Навья»

Белыми ночами видно то, что обычно прячется в темноте. И не надейтесь, что оно желает вам добра — оно не знает добра и зла, не понимает разницы между жизнью и смертью. Но его нетрудно победить…

Нам было лет по пятнадцать, нам кружила голову первая любовь, и мы компанией гуляли ночи напролет, презрев родительские запреты. В дачном поселке по ночам редко бывает совсем тихо, но на необычную тишину вокруг мы не обратили внимания. А со стороны реки, куда мы направлялись, доносился звонкий детский смех. Впрочем, его мы не замечали тоже. И только на подходе к пляжу одна из девочек, Наташка, остановилась вдруг и прижала палец к губам.

— Тихо! Вы слышите?

— Что мы должны услышать?

— Ребенок играет.

— И что? Подумаешь, ребенок…

— Два часа ночи. Дети должны спать.

Вообще-то детскому смеху на берегу можно было найти множество рациональных объяснений, но нам почему-то стало не по себе — все замерли, замолчали, а у меня по спине пробежали мурашки. И чтобы никто не заметил моего страха, я нарочно пошире развернул плечи и небрежно сказал:

— И что, не купаться теперь, что ли?

На поселковом пляже было светло как днем, а в широкой воде отражалось прозрачное небо. Ребенка — девочку лет пяти — мы увидели издалека, и я вздохнул было с облегчением — девочка как девочка, в трусиках, с двумя бантиками на голове, с надувным кругом в руках. Едва мы подошли ближе, она кинулась нам навстречу с радостным криком:

— Купаться, купаться! Идемте купаться!

Признаться, мне даже в голову не пришло подумать, почему ребенок собирается купаться с незнакомыми людьми… Она вприпрыжку бегала около нас то туда, то сюда, к воде и обратно — как обычно от нетерпения делают дети. И смеялась от радости — только дети смеются от радости.

— Купаться! Купаться!

Что ж, мы за этим сюда и пришли. Я разделся быстро, и остальные от меня не сильно отстали — только Наташка почему-то пятилась и беспомощно озиралась по сторонам. Я уже направился к воде, когда она вскрикнула:

— Вадик! Ты чего? Стой!

Меня ее крик не остановил, остальных — тоже.

— Вы все с ума сошли, что ли? — кричала Наташка. — Это же нечистая сила! Стойте!

— Какая такая нечистая сила? — с издевкой спросил я, оглянувшись. А хотел ведь с разбегу прыгнуть в воду!

— Самая настоящая! — ответила Наташка, перекрестилась сама, а после перекрестила девочку.

От моего желания купаться не осталось и следа, когда я увидел, что сквозь тело ребенка просвечивает другой берег… А девочка сникла, опустила плечи, выронила надувной круг, и он скатился в реку.

Она заплакала молча, утерла слезу кулаком и на миг подняла на меня несчастные глаза — клянусь, в них не было ни злости, ни обиды. Развернулась и, сутулясь и спотыкаясь, пошла в воду — я видел, как вздрагивали ее опущенные плечи, пока она не растворилась в серебристом полусвете.

А на меня навалился шум ночной поселковой жизни: треск мотоциклов, хохот другой компании, лай дворовых собак… До тошноты обыденный шум.

Может быть, Наташка спасла мне жизнь. Но… Говорят, там, где по ночам играют навьи, гуще растет трава.