Книги, уходящие за поворот

Писательская жизнь - это как длинная извилистая дорога. И когда книга, или серия книг, дописаны, они как бы скрываются за поворотом дороги. У меня всегда так бывает, и часто я не знаю толком, что меня ждет за очередным поворотом.

Меня всегда восхищали и восхищают люди, способные жить в нескольких своих мирах одновременно. К сожалению, я так не умею. Когда я пишу, я полностью погружаюсь в тему. Когда-то меня можно было разбудить ночью и спросить, чем один тип эллинского щита отличался от другого или как назывались в Элладе месяцы - я бы ответила. Позже могла бы ответить про шумерских и ассирийских царей, про потрясающих хеттов, а еще позже - про корабли и оружие викингов. Еще недавно можно было бы получить ответ, влепив мне в лоб вопрос по пиратской теме. Но скоро мне придется лезть в свои таблицы, рисунки, шерстить файл "Сведения", чтобы вспомнить маневры, курсы, абордажи-бои-паруса. 

Каждый раз, когда кончаешь большую книгу, испытываешь странные ощущения. Думаю, лучше всего про это написал Марк Твен:

Знакомо ли вам это чувство? Вот как бывает, когда входишь в обычный час в комнату больного, за которым ты ухаживал не один месяц, и вдруг видишь, что пузырьки с лекарствами убраны, ночной столик вынесен, с кровати сняты простыни и наволочки, вся мебель расставлена строго по местам, окна распахнуты, в комнате пусто, холодно, голо, — и у тебя перехватывает дыхание. Бывало ли с вами такое?

Человек, написавший большую книгу, испытывает подобное чувство в то утро, когда он кончил в последний раз просматривать рукопись и на его глазах ее унесли вон из дому, в типографию. В час, установленный многомесячной привычкой, он входит в свой кабинет — и у него вот точно так же перехватывает дыхание. Исчез привычный разгром и беспорядок. Со стульев исчезли груды пыльных книг, с полу — атласы и карты; с письменного стола исчез хаос конвертов, исчерканных листов, записных книжек, разрезальных ножей, трубок, спичечных коробков, фотографий, табака и сигар. Мебель опять расставлена так, как она стояла когда-то в незапамятные времена. Здесь побывала горничная, в течение пяти месяцев лишенная доступа в кабинет. Она произвела уборку, она вычистила все до блеска и придала комнате вид отталкивающий и жуткий.

И вот я стою здесь сегодня утром, глядя на все это запустение, и мне становится ясно, что, если я хочу снова создать в этой больничной палате жилую и милую моему сердцу атмосферу, я должен водворить на прежние места всех этих пособников неспешно надвигающейся смерти, должен опять терпеливо ходить за новым больным, пока не отправлю отсюда и его для свершения последних обрядов, при которых будут присутствовать многие или немногие, как придется. Именно так я и намерен поступить.

  Я тоже намерена, но пока завернуть за поворот не удается, то и дело оглядываюсь назад. Напоминаю себе, что любая длинная дорога начинается с первых шагов. Только бы миновать поворот.