Флешмоб "5 вопросов"

Впишусь-ка и я во флешмоб.

Основатель флешмоба: Кошка Моника

Мой личный вдохновитель: Anna

Вопрос № 1:

Какой из твоих персонажей больше всего похож на тебя?

Как ни странно, но это Юлия из цикла "Почти непридуманные истории из жизни режиссёра монтажа", а так же пары повестей вне цикла. Она списана с меня, потому что не стоит умножать сущности сверх необходимого :) Хотя и отличия, безусловно, имеются, но их прочухает только человек, хорошо меня знающий . Конечно, во всех персонажах есть частичка автора, но именно в Юлии эта частичка разрослась до неприличных размеров.

P.S. В документальном сборнике "Непридуманные истории из жизни режиссёра монтажа" персонажей нет, есть мои коллеги и я, так что это произведение не рассматриваем.

Вопрос № 2:

Какую работу было труднее всего писать?

Текущий впроцессник "Тёмное лето". Я начала работу над ним полтора года назад, потом зависла и отложила на год в долгий ящик, недавно реанимировала, но процесс пошёл настолько вкривь, что пришлось снова откладывать и менять почти всю концепцию. В итоге этот шыдевр до сих пор недописан, сил и времени выкачал из меня немерено, а воз почти там, где и стоял год назад.

Вопрос № 3:

А легче всего? 

Повесть "Тени города под солнцем".  6,5 а.л. выскочили за один месяц при условии консультаций по немецкому языку, штудирования статей по судмедэкспертизе, естественной мумификации, препарированию тел и работе с ДНК. До сих пор считаю эту вещь своей главной удачей.

Вопрос № 4:

Есть ли у тебя авторская вселенная? Что в ней особенного?

Если говорить об авторской вселенной, то это мир "Берегов Ойкумены", фантастической тетралогии с двумя приквелами. Это Земля через 300 лет, где людям отведена практически резервация на севере бывшей Австралии. Всё остальное — Внешний мир, буйные ядовитые джунгли с хищными животными и растениями, последний привет человечеству после бактериологических войн. Проникновение туда карается пожизненным заключением или принудительным лечением в спецпсихушках.  В Ойкумене налажена жизнь, ведутся научные исследования, но отныне и навсегда они плотно "под колпаком" соответствующих надзорных органов. Взаимодействие учёных и надзирателей составляет основу романов.

Вопрос № 5:

Последний написанный отрывок.

Кусок из многострадального впроцессника "Тёмное лето"

Спойлер

И тут Игорь не выдержал. Стоило ему выйти из машины, как он рванул очертя голову куда-то вглубь леса, не разбирая дороги, спотыкаясь о тлеющие кочки и дымящиеся пеньки. Он мчался прочь от той тьмы, которую видел в глазах Данияра, видел и понимал: этот человек не уйдёт без того, зачем пришёл. Страх гнал Талганова дальше, сквозь треск веток и недобрый гул лесного пожара. Ветви хлестали по лицу, корни так и норовили попасться под ноги, опалённая хвоя сыпалась за шиворот, но он всё бежал, даже не понимая куда. И вдруг остановился как вкопанный.

Перед ним взметнулась стена огня. Она вырывалась прямо из земли, ровная, чуть колышущаяся, от неё исходил нестерпимый жар и воздух вокруг дрожал мутным влажным маревом. Игорь инстинктивно сделал шаг назад и на что-то наткнулся. Он резко обернулся и увидел улыбающегося Данияра.

— Далеко собрался?

Талганов тяжело дышал, сказывалась непривычка к бегу. Он встретился взглядом с насмешливыми вишнёво-карими глазами и прошептал:

— Да что здесь творится?

— Пытаюсь не дать тебе сгинуть в лесу. Там огонь не в пример злее. И дыму полно.

Игорь вытянул руку, коснувшись пылающей стены, и с криком отдёрнул. Кожа на ладони начала пузыриться.

— Да что ж ты за дебил, — покачал головой Данияр, — морока от настоящего пламени не отличаешь. Нет, тебе твой дар точно не впрок пошёл. Давай, разворачивайся и к машине. Не хватало мне тебя по всему лесу ловить.

Игорь морщился от боли в руке, стараясь не орать в голос. Но на пару слов его всё же хватило.

— Ты... обвинял меня в поджоге... а сам... что это...

— Это первородный огонь. То, что дали мне в обмен на прошлую жизнь. Посмотри. Он не дымит. Он идёт из земли. И он не пожирает всё вокруг. Он будет гореть там, где я скажу, и столько, сколько я скажу. Он подчиняется мне в отличие от тебя. Ты не сможешь загасить это пламя. А теперь к машине, пока я не решил, что урок с рукой ты не усвоил.

Игорь зыркал по сторонам как загнанный в угол зверь. Помощи ждать было неоткуда. Он видел неотвратимость в глазах Данияра, но не верил, не мог поверить, что с ним, Игорем, может что-то случиться. Так не должно быть, это неправильно, он ничего не сделал! Но покорно идти на заклание Игорь Талганов себя заставить не мог.

— Слушай, мы же нормальные люди. Мы можем договориться...

— Ты — со мной? — поднял бровь Данияр.

— Да, — хрипло выплюнул Талганов, — а почему нет. Я предлагаю тебе сделку.

— Всё чудесатее и чудесатее, — хмыкнул Данияр, и пламя за спиной "департаментского хорька" загудело с новой силой. Игорь едва успел отскочить и впечатался лбом в берёзу. Сверху посыпались иссушённые сморщенные листья.

— И что ты можешь предложить?

— Я... я забуду про Лину. Как ты и просил. Сотру её номер, отпишусь от инстаграма, сожгу все бумаги по той съёмке. Я вычеркну её из жизни, никогда о ней не вспомню, а ты увози их всех нахрен в Москву. И разойдёмся.

Закончив эту речь на одном дыхании, Талганов снова скривился от боли в обожжённых пальцах. Когда он снова поднял взгляд на Данияра, тот смеялся.

— А ты шутник. Сразу видно, департамент культуры. Игорь, ты так и не понял, — Данияр подошёл поближе, — вернее, ты всё понял с точностью до наоборот. Лина здесь ни при чём. Более того, она единственная светлая полоса в твоей жизни, настоящая, неподдельная любовь. Как бы это странно ни звучало. Поэтому я оставлю тебе память о ней. И не её вина, что ты из самых лучших побуждений наломал таких дров, что приходится расхлёбывать лично мне. Я смотрю на тебя и поражаюсь. Ты переживаешь из-за Лины, но тебя даже на сотую долю не заботят люди, которые могли погибнуть по твоей вине. Ты о них даже не задумался. Ни на миг. Прости, но таким как ты дар противопоказан. А теперь хорош рассусоливать, к машине, или тебя огонь будет гнать, пока не поджарит пятки.

Стена пламени загудела с новой силой и качнулась к Игорю. Тот отшатнулся. Данияр нетерпеливо пошевелил пальцами, и из огненного занавеса вырвался оранжевый язык, лизнув воздух рядом с головой Игоря. Тот шарахнулся в сторону, бросил на Данияр затравленный взгляд и побрёл назад, в сторону трассы. Данияр шёл за ним, прикуривая от бычков всё новые и новые сигареты.

У съезда с дороги Талганов остановился и подул на обожженную руку. Данияр покосился, влез в аптечку и достал "пантенол".

— Обработай. А то кожа слезет. Нет, это ж надо быть таким дураком: совать руки в первородное пламя. Или ты вправду не понял, что это?

— Огонь и есть огонь, — прошипел Игорь, смазывая пузырящуюся кожу, — какая разница, как его называть.

Данияр ничего не ответил, только странно посмотрел на собеседника. Потом, точно вспомнив что-то, достал телефон.

— Где ты живёшь?

— Зачем тебе? — Ничего хорошего от вопросов этого хмыря Игорь не ждал.

— Когда всё кончится, ты скорее всего будешь в отключке. Я могу бросить тебя здесь, но искать будут долго. К вопросу о чёрных рубашках. Тебя попросту не заметят на выжженной земле. Так что если не хочешь валяться тут колодой, говори адрес. Сгружу тебя там, а дальше не моя печаль.

— Робин Гуда включил? — Талганов сплюнул. — Тебе какая разница, что со мной будет. Или думал, я растаю от такой заботы?

— Адрес или валяйся в кювете за двадцать километров от ближайшего города. Выбирай.

— Улица Гоголева, двадцать три. — Игорь обессиленно привалился к машине.

Данияр сунулся в телефон и хмыкнул:

— Это ж самая окраина, частный сектор. М-да, Игорь Эдуардович, я смотрю, ты и себя не пощадил. А если бы твой дом сгорел?

— Получил бы компенсацию и новое жильё в "Канадском", — огрызнулся Талганов, — мне бы сразу выделили, не то что этим пенсам на дожитии. Я хоть раз могу воспользоваться служебным положением?

— Твоё положение, ты и пользуйся. У меня к тебе уже давно вопросов нет.

Данияр отошёл и снова закурил, сунув опустевшую пачку в карман. Талганов прикрыл глаза, чтобы не видеть этого урода и хоть немного прийти в себя.

Болела и пульсировала рука, из-за гари и нелепой пробежки дыхание было частым и неровным, лоб и шею заливали грязно-серые струйки пота. Рубашка прилипла к телу, а в ботинки набилась хвоя пополам с пеплом. Голова кружилась и во рту ощущался мерзкий привкус. Талганов чувствовал, что ещё немного и он упадёт. Он нашарил ручку дверцы и сжал её, словно цепляясь за соломинку. Перед глазами вспыхивали тёмные круги.

Данияр открыл дверь и чуть ли не силой усадил Игоря в машину. Потом отвернулся, снял что-то с шеи, крутанулся на пятках и протянул руку. Игорь рефлекторно глянул и дёрнулся, словно получил удар в живот.

— Зацени штуку.

У Данияра на ладони лежал массивный крест на цепочке, аспидно-чёрный, с едва угадывающейся распятой фигурой, вырезанной грубо и схематично, как в самые средние века. Складывалось впечатление, что крест измазали в жирной копоти. Он тускло блестел и выглядел тяжёлым, будто из свинца. Крест обвивали серебряные цепочки, словно оковы, они перехватывали все концы креста, стреноживая его. Игорь помотал головой. Крест казался живым, недобрым и алчущим, он еле заметно подрагивал в ладони, точно гончая, взявшая след. Сейчас он очень явственно повернулся к Талганову.

— Ты что, сатанист? — Ничего другого Игорю придумать не удалось.

— Ты где-то видишь пентаграмму?

— Нет... Но это... Это же не христианский крест...

— Очень даже христианский. Был. В пятнадцатом веке. Это реликвия, видевшая ещё инквизиторов-доминиканцев в благословенные времена охоты на ведьм. А потом произошло кое-что, и эта штука стала самой смертоносной вещью на земле. Хорошо, что её хозяин я, а не какой-нибудь выживший из ума фанатик. Что ты зыришь? Я сказал, я не убью тебя. Я не палач. А эта вундервафля мне нужна исключительно чтобы вернуть тебя в гражданское общество. Снимай рубашку.

— Что... Что ты собираешься делать?! — Теперь Игорю Талганову стало по-настоящему страшно. Чёрный крест с жирным блеском подрагивал, целясь ему в грудь.

— Снимай рубашку, ты мне надоел. На, — Данияр снова швырнул ему фляжку с коньяком, — пей. Пей, чтобы перед глазами плыло. Я не садист.

Он сел на корточки, внимательно наблюдая, как Игорь здоровой рукой свинчивает крышку. Весь протест Талганова куда-то улетучился, стоило тому увидеть саргеминский крест. Это оружие подавляло волю и вызывало желание забиться в самый тёмный угол. Увы, другого способа исторгнуть из муромлянина полученный в Акармаре дар Данияр не придумал.

— Выпил? Молоток. Снимай рубашку, сядь поудобнее. Глаза закрой. Будет больно, но у тебя рука сильнее болит. Ущипни руку и закрой глаза.

От дикой боли в искалеченной ладони Игорь задохнулся, из глаз брызнули слезы, но через мгновение эта боль сменилась поистине чудовищной пыткой. Данияр с силой прижал чёрное распятие к его груди, и там, где оно касалось кожи, с шипением начинал клубиться едкий мутный дым. Игорь дёргался в конвульсиях, открывая рот как рыба и безрезультатно ловя воздух. Вместо крика из его горла вырывалось сипение пополам с хрипом. Глаза закатились до белков, лицо было мокрое от пота, но он всё ещё пребывал в сознании. Данияр почувствовал, как нагревается крест, но лишь сильнее вдавил его во впалую грудь. Из-под распятия полетели чёрные искры.

— Посопротивляйся ещё! — Крест почти сломал Талганову рёбра. Данияр скрипел зубами, но не отпускал оружие. Игорь Талганов очень сильно цеплялся за свой дар, не желая отдавать его кресту из Саргемина, он почти потерял сознание, но всё его существо противилось варварскому взлому. Но крест работал, вытягивая из Игоря остатки проклятого подарка абхазского демиурга. Чёрные искры снопами разлетались из-под распятия, и когда оно раскалилось почти докрасна, вдруг исчезли, оставив после себя сильный запах озона. Игорь кулём свалился на сиденье, наконец-то упав в благословенный обморок. Крест шипел и дымился, иногда потрескивая. Серебряные цепочки расплавились и стали похожи на клубок змей, обвивающих чёрное основание.

Данияр медленно вылез из машины, положил крест на землю, вытер руки о джинсы, сел, привалившись к колесу и сделал внушительный глоток из фляжки, которая закатились почти под днище. Перед глазами немного плыло и вспыхивали искры, виски ломило как после хорошей пьянки. В мире тварном с крестом совладать оказалось куда сложнее, нежели в тумане. Данияр утёр лоб. Всё-таки получилось, хоть и не так быстро, как он рассчитывал. А Талганов тот ещё жук. Ишь как вцепился, до последнего не отпускал... Герострат долбаный. Данияр покосился на лежавшего в отключке Игоря. Тот едва уловимо дышал, лицо заливала мертвенная бледность, вены вздулись голубыми канатами. На груди чётко был виден ожог в форме креста с еле заметной фигурой на нём и множеством точек от разлетавшихся искр.

"Вот тебе метка, чтобы знал. Чтобы каждый день видел и вспоминал, какой мразью ты был. Уфф... Сил на тебя потратил, мистеру Сэйджу и не снилось. И почему с живыми всегда так сложно?"

Данияр ещё полчаса шатался вокруг машины, зашёл в лес, прислушался и удовлетворённо кивнул. Пожар отступал, он съёживался где-то в глубинах чащоб, напоследок обгладывая уже сгоревшие стволы. Если МЧС хоть изредка пролетает над этим лесничеством, то им будет, что доложить.

Данияр осторожно повесил распятие на шею, чуть поморщившись от неприятного тепла. Кресту не нравилась его работа, он хотел сжечь Игоря Талганова дотла, но не смел ослушаться хозяина. И сейчас он как пиявка был наполнен чужой и бестолковой силой, отчего на груди его владельца проступали жирные тёмные следы.

"Ладно, ладно, я понял..."

Данияр снял крест и положил его на покрытую пеплом землю. Затем глубоко вдохнул, вытянул руки и начал медленно и осторожно выжигать из распятия остатки высосанного дара. Крест несколько раз полыхнул холодным неземным пламенем и остыл.

"Акармара-городок, беспокойная я, беспокойная я, успокой ты меня..." — промурлыкал Данияр, вешая распятие обратно на шею. Оставалась сущая безделица: вернуть Талганова по адресу прописки, забрать ребят и Лину и покинуть этот сучий Муром раз и навсегда.

Вблизи поста у Мурома он, недолго думая, скинул бесчувственного Игоря на пол и с самым расслабленным видом на небольшой скорости миновал кордон. Немного усилив остатки морока, что немедленно отозвалось тупой болью в висках, он расчистил себе путь и не отказал в удовольствии обернуться и посмотреть на скучающих МЧС-ников. В Муром никто не ехал.

Дорога до улицы Гоголева заняла минут десять. Он проехал по Карачаровскому шоссе, переходящему в улицу Ленина, где находился "Купеческий двор", свернул на Московскую и через несколько минут въехал в частный сектор, где разноцветные деревянные домики разной степени аварийности утопали в яблоневых и сливовых садах. Некоторые дома, тем не менее, выглядели крепкими и зажиточными, свежепокрашенными или обитыми сайдингом; их соседи вросли в землю и покосились, некоторые окна были забиты досками, а заборы совсем завалились во дворы. По плохому асфальту бегали брехливые собаки, а на одном подоконнике степенно умывался рыжий кот с янтарными глазами и без хвоста. Людей на улице не было, все сидели по домам, не желая дышать гарью. Данияр подъехал к дому двадцать три, заглушил мотор, вылез из машины и осмотрелся.

Дом Игоря Талганова совсем не походил на жилище чиновника городской администрации. Одноэтажный, деревянный, из потемневших от времени досок, он, казалось, и не подозревал, что на дворе двадцать первый век. Единственное, что бросалось в глаза, это белая тарелка антенны на углу дома да более-менее новый забор из зелёного профнастила с аккуратной калиткой. На участке росли старые кривые яблони, помнившие предков Игоря, табличка на доме была ещё советских времён, белая с вытянутыми буквами, как тогда любили.

Данияр перетащил Талганова на сиденье и начал обшаривать его карманы. Паспорт... удостоверение специалиста управления культуры... початая пачка "Philip Morris"... один мятный леденец... Наконец Данияр нашёл связку ключей и задумчиво повертел её в пальцах. Он решил сгрузить Игоря на крыльцо, под тень корявой яблони со стелющимися ветвями. Второй ключ подошёл к калитке, и Данияр перетащил неожиданно тяжёлое тело на деревянные ступени. Игорь дышал еле слышно, но лицо немного порозовело, хотя черты заострились ещё сильнее. Данияр сунул ключи обратно ему в карман и прошёлся по участку. Никаких огородов и теплиц у дома не наблюдалось, только старый колодец с привязанным ведром, неотапливаемый самодельный гараж для машины, потемневший рассохшийся сарай да сложенный зонт для пикника и два пластиковых кресла. Участок зарос снытью и одуванчиками, ближе к сараю раскинула свои ветви сирень, а сквозь мощеные дорожки пробивалась трава. Было видно, что Талганов не сильно беспокоился о красоте своих владений.

Внутрь Данияр идти не хотел, да и оставаться у Игоря дольше положенного не собирался. Он вышел, прикрыл калитку, надеясь, что грабители и воры тоже сидят по своим норам и не шарят по улице Гоголева. Справедливости ради, на такой дом не позарился бы даже доведенный до отчаяния взломщик.

Он завёл мотор, и фольксваген медленно поехал по раздолбанной дороге, мимо старых домов и покосившихся заборов. Густые ветки часто почти полностью скрывали дома, на калитках висели почтовые ящики, а рыжий кот без хвоста продолжал умываться. Он проводил Данияра почти человеческим взглядом оранжевых глаз и вернулся к своему занятию.