Об утешении

Впервые я встретилась с нею, когда мне было года три или четыре.

Мама купила мне платье и сказала, что мы пойдём в одно волшебное место. 

Платье было такое красивое. По тёмно-розовому полю плыли перья волшебных жар-птиц. И к нему прилагалась шляпка. Мне хотелось нарядиться как можно быстрее, но пришлось ждать. Целую вечность! 

Но вечность закончилась. Меня умыли, причесали и одели. И подарили новые гольфы. И все мне говорили, что я самая красивая. Это было приятно. Отец хотел меня сфотографировать, но я этого не любила, поэтому не поддалась.

Мы поехали на трамвае. И мама позволила мне занять отдельное место. Самым красивым девочкам в шляпах полагаются отдельные места. Ведь осознание их собственной важности настолько велико, что не помещается на маминых руках.

А ещё я самостоятельно продырявила наши билетики. В специальной железной штучке.

В общем, это был замечательный во всех отношениях летний день.

Последнее что я помню перед долгожданной встречей - как из уличного жаркого дня, мы попали в холодный сумрак. Я удивилась, почему так. Мама стала объяснять, но я не услышала. 

Увидела её.

Сикстинскую Мадонну.

Не знаю почему так получилось.  Но она произвела на меня такое сильное впечатление, что я заревела.

И как меня не успокаивали, всё было напрасно. Я ревела и ревела. Маме пришлось уйти.

Бабушка и отец меня потом расспрашивали, что случилось. Единственное, что я смогла ответить, что тётя была очень красивая. Такая красивая, что хотелось плакать. Вот я и плакала. Меня так никто и не понял. 

Списали на то, что ребёнок маленький. Впечатлительный.

Потом родственникам частенько эту историю рассказывали.

Прошло много лет. Про странное моё поведение в Эрмитаже давно позабыли.

Но мы встретились снова.

Так получилось, случилось в моей жизни событие, после которого я очень-очень долго не могла оправиться. 

Четыре года жизни минус. Они были эти четыре года, но их всё равно, что не было. Я их и не помню почти. К счастью.

Родители, видимо, не зная, что со мною делать, буквально выгнали меня в путешествие по Европе.

Это был адов ад.

Целую неделю приходилось соскакивать ни свет ни заря и ехать неизвестно куда и так до позднего-позднего вечера.

Прошу прощения за подробности, но моя бедная пятая точка буквально пылала от того, что её просиживают по шестнадцать часов в сутки. Я до сих пор не понимаю, зачем люди себя так мучают.

Но отказаться я не могла. Было жаль денег родителей, для них оплата этого путешествия была существенной растратой. Я знала, что они ради меня старались. И не поехать не могла, хотя не хотела.

И уже на обратном пути был Дрезден.

Обязательная набережная Эльбы, странные деревья, их зачем-то выкопали и посадили вверх корнями, и сборы денег на посещение галереи. Я помню - не хотела идти. Все хотели, а я нет. Но мне пришлось, потому что тётенька, которая нас сопровождала, побоялась оставить меня одну, хотя я клялась, что буду сидеть рядом и ждать.

Я люблю картины именно рассматривать. 

Мне надо остановится и попытаться увидеть не картину, а то, что видел перед собой художник, когда её рисовал. А на экскурсиях это невозможно. На экскурсиях всё всегда галопом, и кто-нибудь бодрым голосом впихивает в тебя прокисшие ещё в позапрошлом веке истины. 

Поэтому от группы я ушла. У нас была договорённость, где мы все встретимся, если вдруг кто потеряется. 

Повернула в другую сторону от зала куда пошли все, прошла пару комнат и буквально накололась на неё. 

Вокруг было так много народу, а у меня было ощущение, что в меня воткнули лыжную палку.

Я бы наверное упала, но палку не отпускали, поэтому и удержалась.

Я поняла, почему ребёнком я плакала.

Потому что женщина на картине видела все скорби мира. Не мира общего, того в котором мы живём. А того который только мой. Видела всю боль, что меня ещё только ждала. А дети они очень чутко реагируют на состояние взрослых.

До того момента я с моей болью была совершенно одна.

Не может человек понять чужую боль, по той простой причине, что для этого её надо принять, побыть в ней. А наши рефлексы устроены так, чтобы защитить нас от боли.

Прикоснулся. Обжёгся. Удрал.

Это не плохо. Это просто такова наша природа. Всё сделано так, чтобы максимально нас оберечь.

И всё это я знала. 

А Мадонна знала меня. 

Не знаю как, но Рафаэлю удалось создать почти невозможное. Картину на которую можно полностью проецировать себя. Возможно, это из-за прямого взгляда глаза в глаза. Это если пытаться разбирать и объяснять явление Мадонны.

Но это совсем не нужно. 

Нужно просто принять самого себя.  Как принимает эта нарисованная великим мастером женщина.

Даже если Бога нет и нет сил или желания верить в его безмерную любовь, всё равно каждый человек бесконечно ценен. Потому что он и есть безграничная вселенная, в которой есть место всему, в том числе место для любви и благодати, несмотря на тысячи скорбей, окружающих нас. 

Это сейчас я всё это так длинно пишу, а тогда мне хватило буквально несколько мгновений, чтобы осознать всё это.

А потом уйти.

Потому что толпе нет места во всём этом.

Потому что всегда есть только ты и Мадонна, воплощение бесконечной любви.

А любовь она всё понимает, долготерпит и милосердствует. И по отношению к себе тоже.

Ведь нет разницы кого любить - себя, другого. Любовь она просто есть. 

С ней можно жить. 

Вот я и живу. 

Иногда пытаюсь представить, какой будет наша третья встреча.

Но видимо я пока ещё не готова.