О дельтаплане
Автор: ЕвлампияСмотрели когда-нибудь Сказку странствий?
Я смотрела. Ребёнком. И впечатление она на меня произвела сильнейшее. Точнее не так. Эта сказка стала частью меня. Неведомым способом встроилась в инфополе, которое есть я, и так и осталась. И она теперь я, и я немного та самая девочка Марта, которая ищет своего любимого брата.
Настоящая повесть о любви.
И там в конце сценка, где Май строит дельтаплан. И это знак, что душа Орландо оживает.
Первый раз посмотрев сказку, я очень сильно задумалась.
Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, что Орландо хоть и умер, но остался жив, потому что его помнила Марта.
Помнила и любила.
Когда Май построил дельтаплан, он снова родился. Чтобы жить вечно.
Тогда я была ещё совсем ребёнком и восприняла это буквально.
Я не понимала ещё, что дельтаплан был воплощением души Орландо, потому что тот мечтал научиться летать.
В голове поселилась мысль, чтобы вернуть душу дорогого человека, нужно построить дельтаплан.
Я даже не знала, что в моей голове есть такая мысль, пока не умерла бабушка. Мамина мама, та самая, что дарила нам пришедшие в негодность человеческие кости и разрешила построить из поломанных микроскопов телескоп.
Для нас это случилось внезапно. Родители не говорили, что с ней что-то не так.
Просто в один октябрьский день мы проснулись, а мамы нет дома. Отец сказал, что она уехала на похороны, потому что бабушка умерла. Единственное, что я про тот момент помню, что в доме будто разом выключили свет.
Но родитель не дал нам думать об этом. Мы потопали в школу. А потом пошли покупать шкаф. Папка сказал, что нам всенепременно нужно сделать маме сюрприз и к её возвращению построить новый шкаф.
Мы купили целый гарнитур. И каникулы ушли на то, чтобы его собрать.
Уж чего-чего, а занять детей делом и направить их мысли в нужную сторону, отец умел. И когда мама вернулась мы уже ни о чём кроме несовсем ещё готового сюрприза думать не могли. Шкафы нужно было доделать, расставить, распределить, кому какие полки достанутся, и где какие вещи будут лежать.
В общем новый шкаф - это целое событие для семьи. Во всяком случае у нас так и было. А потом захороводилась подготовка к новому году. На Рождество приехали гости. После на крышах начали расти сосульки. В общем родители сделали всё, чтобы мы не переживали.
Только вот если горе не пережить, то оно никуда не денется.
А нам не давали. Если мы вспоминали бабушку разговоры моментально переводились на что-нибудь другое. И как-то очень быстро стало понятно, что лучше об этом не говорить. И с братом между собой об этом тоже не разговаривали. Со слов родни - мы однофазные близнецы. Нам о многих вещах разговаривать просто не надо, потому что мы всё одинаково понимаем. Вот и тогда поняли - разговаривать не надо и помалкивали.
Но бабушки не хватало. Мне особенно. Потому что почётная обязанность вести с ней переписку лежала на мне, с тех самых пор, как только я научилась писать. И периодически я вытаскивала свою папку для бумаг, где хранила листочки для писем - тогда специальной бумаги не было и письма мы писали на листах выдранных из старых тетрадей - и не знала, что с ними делать.
Чтобы не смущать родителей, пыталась рисовать. Но у меня не получалось, потому что я никогда этого не любила. Мои усилия не прошли незамеченными, меня отдали в художественную школу.
Вот среди этой возни с листочками - все мои попытки рисовать оборачивались тем, что мы строили бумажные самолётики и после стадом гиппопотамов носились по дому - и родилась мысль: чтобы бабушка к нам вернулась нужно построить дельтоплан.
Родителям я ничего не сказала, чувствовала, что идея не найдёт одобрения.
Отложила на лето.
Хорошо, когда твой дедушка инженер. Он сразу сказал, что дельтаплан мы не построим, но что-то вроде большого воздушного змея запросто. И работа закипела.
Правда я в ней принимала не очень активное участие. Как-то очень быстро идея постройки летательного аппарата перекочевала к братьям. К моим родным, плюс ещё подключился наш троюродный брат Толик, который позже стал лётчиком.
Строили долго. Получилась такая большая ромбовидная штука, с ремешками, которую нужно было одевать как рюкзак. После этого нужно было разбегаться, а затем подпрыгивать, и она действительно взлетала. Мальчишки пробовали прыгать с бани, но потоптали грядки и получили от бабушки вразумление по мягким местам, после летали только с разбега.
И не только они летали.
С самого раннего утра, возле двора собиралась толпа, желающих полетать.
Летать получалось у всех, кроме меня.
Самодельный дельтаплан упорно не хотел меня нести. Не получалось ни с разбега, ни с разгона на велосипедах, ни с крыши. Пристёгнутый ко мне он мог только падать. Как дедушка только его не переделывал, он всё равно падал. Неисчислимое количество раз мальчишки разгоняли меня, только для того, чтобы я рухнула в дорожную пыль и набила себе новых синяков.
Объяснить феномен никто не мог. Дедка только чесал лысину и разводил руки, ведь даже его аппарат несколько секунд держал в воздухе. А меня нет. О том, что я этого на самом деле этого не хочу, я не знала.
И конечно же расстраивалась, что ничего не получается.
И не только я расстраивалась.
Однажды, после очередного неудачного полёта, один из братниных друзей в сердцах обозвал меня коровой. Это после того, как им пришлось побегать, чтобы разогнать аппарат со мной. Такова была плата за использование дельтоплана.
В результате получилась совершенно безобразная драка. В которой мои братья и соседский пацан оказались вчетвером против десятка чужих ребят.
А я была так поражена неожиданным и правдивым в общем-то оскорблением, что стояла столб столбом посреди этой кучи малы, и даже когда мне пару раз врезали, не смогла очнуться. До этого я всегда дружила с мальчишками и всегда была физически слабее, но ни единого плохого слова никогда в свой адрес я не слышала. Даже когда из-за астигматизма, мои стрелы летели не в мишени, а прямиком в товарищей по играм. Даже когда из-за очередной придуманной мною пакости, нам всем прилетало по воспитательным местам. Даже, когда я срывала их хитроумные планы, если вдруг считала их неправильными или опасными.
У меня был шок. У взрослых, что нас разнимали, тоже.
Драка вышла настолько жестокая, что дедушке пришлось заводить мотоцикл и везти нас в больничку, зашивать боевые раны. У меня на бедре до сих пор есть шрам после той драки.
Дедушка очень рассердился и отобрал у нас дельтоплан. И чтобы мы его больше не брали подвесил его под самую крышу на сеновале. Он думал этого будет достаточно, чтобы мы его не брали.
Через пару недель и про драку и про дельтоплан все забыли. Кроме меня. Братья гоняли по улицам на велосипедах, а я всё никак не могла решить для себя задачу, почему же не получилось так, как было в кино. Мне казалось это я виновата, что бабушкина душа не вернулась, потому что не могла летать.
Поэтому я со всеми не носилась, а брала книжку и ходила читать в пустующий по летнему времени сеновал. Мальчишки решили, что на них обиделась. Все знали, что читать я люблю, поэтому никто за меня не волновался.
О том, что я решила любой ценой научиться летать я никому не говорила. Решила - прыгну с крыши. Там высота была метра четыре. Я была уверена, что таким-то образом точно полечу. И что бабушкина душа вернётся. И что все увидят, что я не корова.
О том, что я просто могу рухнуть с такой верхотуры, мне в голову не приходило. Но что взрослые мою идею не одобрят - догадывалась. Поэтому никому ничего не говорила.
Сеновал был устроен так, что между стенами и крышей имелось расстояние, чтобы сено не прело. О том, что можно забраться на такую высоту и вылезти на крышу никто не догадывался. А было можно. Доски стен прибивались на поперечные балки. Вот по ним я и лазила.
Самое сложное было вытащить дельтаплан, для меня он был слишком велик. Но я утащила у дедки пару верёвок, закрепила их, и сначала подвесила дельтоплан на них, а потом затянула на крышу.
Крыша была скошена так, что со стороны нашего двора меня не было видно. Да и не смотрел никто на крышу. Я специально несколько дней за всеми наблюдала. Сарай был слишком высок, чтобы рассматривать, есть там кто на крыше или нету.
Поэтому авантюра моя с полётом удалась.
За исключением того, что я не полетела.
Меня спас соседский парнишка. Тот самый, что дрался на стороне моих братьев в битве за дельтоплан. Оказывается он видел, как я затаскивала дельтоплан на крышу. Сразу прыгать я не решилась. Всё таки я трусиха. А когда наконец-то решилась, нашла его там же, где оставила, но изрезанный.
Дело в том, что обычная ткань была слишком тяжёлой для дельтаплана, и дедка где-то откопал кусок линялого алого шёлка. Бабушка долго вздыхала, что такую шикарную ткань на ерунду переводим.
Мишка располосовал его на крест. И вместо дельтаплана получилась рама с тряпками.
О том, что это он, я узнала сразу. Потому что он оставил записку с надписью: "Дура".
Чей это почерк, я знала.
Потому что помимо прочего мы любили играть в слова. Составлять из одного длинного слова короткие.
Решив накостылять ему по шее, я спустилась вниз. Он уже сидел на заборе и ждал.
Я была такая злая, что не могла разговаривать. Поэтому я добралась до него и изо всех сил толкнула. Мишка свалился. Наверное не ожидал, что я сразу полезу в драку. Упал Мишка в пространство между забором и сараем. Там у дедушки были сложены давно позабытые доски и обильно росла трава, среди которой немало было и крапивы.
Когда Мишка свалился, я быстренько рванула удирать. Но не потому что испугалась. Мне нужно было занять более удобную позицию, перебраться на столбик, чтобы удобнее было драться. Поэтому я не сразу поняла, что он не спешит вскакивать и догонять меня. И только устроившись на столбе, я увидела, что он так и лежит в крапиве и не шевелится.
О том, что человек может при падении убиться, я знала.
Нам тысячу раз об этом твердили родители. Но кто ж верит родителям.
А вот тогда я всё это вспомнила. И сразу решила, что он умер. Воспоминания об уходе бабушки были ещё слишком свежи.
Я бы наверное описалась тогда от страха, если бы могла. Потому что меня словно пополам разрубили. Сверху была испуганная я, а вот нижнюю часть тела я не чувствовала вообще. Мне буквально пришлось тащить себя вдоль забора, чтобы подойти и посмотреть, что случилось. Я цеплялась руками за поперечную перекладину и подтягивалась руками. Мне потом в кошмарах снилась его голубая рубашка, просвечивающая сквозь траву.
Он видимо тоже не ожидал такого эффекта, потому что когда меня увидел, вскочил.
- Наташ, с тобой что? - спросил он. И голос у него был испуганный.
А я не могла ответить.
Он догадался притащить воды. А потом долго извинялся, что испортил дельтаплан. Думал, что это я из-за него так расстроилась. Он сказал, что если бы я упала с такой высоты, то непременно убилась бы. А ещё сказал, что у моей бабушки сердце больное и ей нельзя волноваться.
И вот только, когда я до меня дошло, что случилось бы с моей второй бабушкой, если бы они нашли в траве меня, как я нашла Мишку, меня и прорвало.
Так самозабвенно я не рыдала никогда больше в жизни. Ни до, ни после. Всем телом своим.
Наверное так получилось, потому что Мишка был рядом. И было наконец кому высказать, всё что копилось под пудом. А может быть потому что то было ещё совсем не горе, а так, пол-беды. Во всяком случае на мой рассказ про не сработавший дельтоплан, Мишка только пожал плечами. И сказал, что раз я до сих пор так люблю бабушку, значит, ей и не надо возвращаться, потому что она никуда и не девалась.
Ерундовские вроде бы слова. И банальные.
Но для меня они были совершенной истиной.
Ведь действительно для меня никуда бабушка не делась. Она всё равно часть меня и часть моей жизни.
Да, я не могу её увидеть или приехать к ней в гости, или написать ей письмо. Но она всё равно со мной - стоит только вспомнить. Даже глаза закрывать не надо.
Достаточно достать из холодильника муки, яиц и яблок, и вот она уже рядом. Сидит и объясняет как делать треугольники с яблочной начинкой. Можно взять в руки подаренную ею библию и вспомнить, как она усаживалась вечером за стол у окна и сосредоточенно читала. Можно даже написать блог.
И полетит во временную даль мой маленький дельтоплан, который и напомнит мне о том, как бабушка меня любила, и как я люблю её.