Я не оставляю тексты

Все начатые тексты я однажды собираюсь завершить, опубликовать и мне наградой будет букеровская премия. Или нобелевская, но чтобы с речью, которую наутро опубликуют все газеты мира... Хотя на самом деле, дело не в премии. Плевать я на нее хотел. Главное в том, что тексты создают ощущение порядка в окружающем пространстве, во всем этом беспорядочном и бессмысленном мире. И если текст хорош, то он создает хороший упорядоченный кусок, если плох — то не очень хороший, но тоже более-менее упорядоченный кусок, который при желании можно переписать. Вот поэтому все зачатки текстов я заботливо храню, даже самые древние — если в них есть хоть крупица жизни — и однажды надеюсь завершить их все, один за другим.

Но, как правило, это время лежит где-то в будущем, не сейчас. Вот такой парадокс писательского успевания.

Вообще, мне нравится упорядоченность и сосредоточенный взгляд таких писателей, как Харуки Мураками. В отличие от меня, который перескакивает с темы на тему, пишет рвано, неровно, с перегибами, падения и всплесками, Мураками пишет очень ровно. В этом заключена особая приятность. Спокойный сосредоточенный взгляд бегущего на много километров человека. Может, в этом его прелесть? Слог Мураками — слог марафонца. Неторопливость и размеренность. Пейзаж почти статичен, но всегда есть движение, всегда что-то меняется, даже если это всего лишь облака на сером небе.

Вообще, для меня писать — это, значит, постараться понять какую-то сложную вещь. А может, самую простую, но которую вот так просто не поймешь. Почему-то мне кажется, что иногда самые простые вещи понять сложнее всего.

Я даже не понимал, как я отношусь к рождению дочери, пока не написал рассказ "Последний романтик".

Я не знаю, что я думаю, пока не запишу это. Потому что обычно это бесформенный клубок где-то у меня в голове, ни черта там не разберешь, какие-то вспышки и молнии, и нитки торчат, и пахнет сгоревшей изоляцией, и почему-то хвоей. Пока не начнешь приводить это в порядок, так и останется. Поэтому бумага — вернее, экран ноутбука — здесь единственный вариант.

Когда-то, в школе я увлекался программированием. Писал на языке бейсик, потом Паскаль, потом даже начал изучать C+, но до С++ как-то не дошел. Что мне нравилось в программировании — то, что на самом деле тебе не нужен компьютер для этого. Я садился и писал программу — строчка за строчкой, пока не заканчивал, и потом запускал. Обычно выскакивала ошибка или перегрузка или еще что-то. Редко что срабатывало с первого раза. И тогда я начинал отладку. Это хорошая штука, она словно создана для той писательской манеры, которую я для себя освоил. Даже те куски, что вроде бы получились с первого раза, все равно требуют отладки.

Обычно попытка найти ошибку заканчивалась неудачей. Если такое повторялось много раз подряд, я злился, бросал все и шел куда-то. Есть, читать, рисовать, еще что-то. 

И обычно это случалось, когда я ложился спать. Лежа в темноте на своей кровати, зарывшись в теплое одеяло по макушку (я всегда открывал форточку нараспашку, вне зависимости от времени года, а в Вартовске и минус сорок бывает), с ледяным кончиком носа, я лежал, закрыв глаза и прогонял программу мысленно — строчка за строчкой, со всеми переменными. А равно А плюс один. Это самая типичная строка, счетчик увеличивается на единицу. Это нужно для создания цикла. А циклов в программах, даже самых простых, всегда много.

И вот, прогоняя так программу строка за строкой, увеличивая на единицу, присваивая и так далее, я вдруг находил ошибку. 

Отчетливо помню этот момент. Как фотографический снимок со вспышкой. Так ясно, так четко мыслить в обычное время мне не удавалось. В этом было особое удовольствие. Словно что-то в целом мире обретает вдруг ясность и четкость. Мир упорядочивается. Наверное, такой кайф ловят настоящие математики. Может, знаменитый Перельман поймал однажды такой кайф, только усиленный во много тысяч раз, оргазм упорядоченного мироздания, и ему теперь нафиг не нужен никакой миллион долларов.

===

Иллюстрация совершенно ассоциативна. Но — Миядзаки "Ветер крепчает".