Послевкусие от книги

Кто-то проводил социальный эксперимент, давая людям читать заметку из газеты, а потом пересказать содержание. Оказалось, что 90% этого не могут. То бишь, что-то из текста они уловили, но связное изложение произнести не могут.

Недавно поймал себя на том, что даже прочитанное многих успешных писателей не запоминается. Вроде и читать интересно, и все время что-то происходит, мысли какие-то ценные высказываются, герои там почти эпические... а на выходе... (Ну, имена "успешных" читатель подставит сам).

А на выходе пустота и сожаление о потраченном времени.

Наверное, это метро-авторы, авторы для чтения в метро, в дороге.

А если рядом нет метро? Где тогда их читать.

А вот я до сих пор помню вкус и запах некоторых книг, прочитанных в юности. Это, несомненно, братья Стругацкие, которых давно растащили на цитаты. Это Гончаров, чьи мелкие и подробные мазки рисуют очень достоверные картины из прошлого. Это, несмотря на некоторую нарочитость и тяжелый, излишне многословный язык Иван Ефремов. Это гигантский талант Тургенева, которого можно читать с любой страницы, и все-равно вчитаешься, увлечешься...

— Барин, а барин! Петр Петрович! — послышался мне голос, слабый, медленный и сиплый, как шелест болотной осоки.

Я остановился.

— Петр Петрович! Подойдите, пожалуйста! — повторил голос.

Он доносился до меня из угла с тех, замеченных мною, подмостков.

Я приблизился — и остолбенел от удивления. Передо мною лежало живое человеческое существо, но что это было такое?

Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не видать — только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос. У подбородка, на складке одеяла, движутся, медленно перебирая пальцами, как палочками, две крошечных руки тоже бронзового цвета. Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, — но страшное, необычайное. И тем страшнее кажется мне это лицо, что по нем, по металлическим его щекам, я вижу — силится… силится и не может расплыться улыбка.

— Вы меня не узнаете, барин? — прошептал опять голос; он словно испарялся из едва шевелившихся губ. — Да и где узнать! Я Лукерья… Помните, что хороводы у матушки у вашей в Спасском водила… помните, я еще запевалой была?

— Лукерья! — воскликнул я. — Ты ли это? Возможно ли?

— Я, да, барин, — я. Я — Лукерья.

Ну, правда интересно узнать, что дальше. И не запомнить трудно. 

Как трудно не запомнить "Зеленую кровь", шедевры Лукьяненко или Олди, пронзительные зарисовки Осколка Ветра..

А помните балконы и сады инопланетной представительницы Лавэн, у которой даже простой поход к врачу превращается в настоящее приключение. Её зарисовки несут и вкус, и запах, и пронзены шипами юмора...

Тут нет никаких выводов. Я просто задумался об остаточном явлении писательского искусства и поделился с вами, коллеги!