Зачем мы читаем?
Автор: Евгения Лифантьева. Алексей ТокаревС самого начала я хочу сделать несколько оговорок.
Первая. Я – не специалист, не ученый, не профессиональный писатель. Я всего-навсего «запойный» читатель, которому однажды пришел в голову вопрос: «Зачем я читаю?». Все, о чем пойдет речь дальше, относится только к читателям. Не к писателям. Так что писатели могут не обижаться. Или обижаться – по желанию. Но это уже не мои проблемы.
Вторая. Я – не ученый, у меня нет ресурсов, чтобы проверить мои гипотезы. Конечно, было бы неплохо собрать пару тысяч добровольцев разных возрастов, образования и социального положения, обвешать их датчиками, как на детекторе лжи, и заставить читать Донцову. Ну, или Стивена Кинаг. Но у меня такой возможности нет. Поэтому все мои рассуждения – лишь ничем не подтвержденные гипотезы.
Третья. Все читатели разные. Если у вас возникнет ощущение, что то, о чем я пишу, - наглая ложь, и у вас все не так, я сразу же соглашусь. Да – вы не такие. Вы всего лишь не относитесь к той конкретной группе читателей, о которой я пишу. А есть и такие.
Четвертая. Об источниках. Еще раз: я – не специалист. Все мои идеи почерпнуты откуда угодно: из теории маркетинга, социологии, психологии, политологии, но только не из литературоведения. Говорят, существует такой зверь, как социология литературы. Не встречался, к сожалению. Так что если кто-нибудь мне напишет, что я изобрела велосипед, то буду очень рада. Если дадут ссылку на фабрику по производству велосипедов, то буду рада вдвойне. Всегда приятно, когда обнаруживаются люди, думающие в одном со мной направлении.
Пятая. Многое из того, о чем напишу, может показаться рецептом писательского успеха. В принципе, такой, как у меня, взгляд на вещи действительно можно считать рецептом успеха. И сразу же возникает вопрос: а почему я не успешна как писатель? Ответ прост: наличие у тебя рецепта не означает, что ты испечешь торт. Чтобы появился торт, нужно хотя бы купить муку.
А теперь по порядку.
У меня всегда вызывала недоумение высокомерная фраза критиков по отношению к тем или иным текстам: «Это – не литература». Почему? Справочник по детским болезням – это литература. Медицинская литература. Сборник инструкций по эксплуатации, обслуживанию и ремонту электродвигателей – тоже литература. Техническая. А какой-нибудь любовный роман – не литература? Потом дошло: критики просто ленятся употреблять слова «настоящая, высокая, талантливая». «Не литература» - не предмет для критики, так как критик не понимает толком, что можно сказать по поводу данного текста. Текст ему активно не нравится, но критик догадывается, что писано не для него. Однако что-то сказать обязан, вот и получается презрительное «фи».
Я – не критик. Поэтому стала думать, чем отличается с точки зрения читателя справочник фельдшера от газетного очерка, а тот – от «Войны и мир» Толстого. И тут появилась гипотеза о том, как воздействуют на читателя различные виды текстов.
Итак, часть текстов транслирует никак не окрашенную информацию, не вызывающую у читателя никаких эмоций. Просто сообщает о неких фактах. «Для изготовления резцов используется сталь таких-то марок». Знание это полезно для тех, кто собрался изготовлять резцы, для остальных вообще не представляет никакой ценности. Соответственно читатели и реагируют: те, кому нужны эти знания, принимают их к сведению и в дальнейшем используют, те, кто не занимается резцами, пропускают мимо ушей.
Вся специальная, техническая и учебная литература именно такая. Большая часть новостийного потока – тоже. «Путин обсудил с Уссом вопрос о строительстве метро в Красноярске». Если я не живу в Красноярске, то мне на это плевать. Если живу в Красноярске, то особой радости или горя информация тоже не вызовет. Ну, потрындели мужики… вот когда метро будет – тогда и порадуемся.
Другая часть новостийного потока все же вызывает эмоцию, но не за счет особенностей текста, а за счет эмоционального отклика читателя на сами факты. «На трассе Москва-Зауральск в нескольких километрах от Зауральска бензовоз врезался в междугородний автобус. Погибло 20 человек, из них 8 детей». Ни одного эмоционально окрашенного слова, ни одного намека на отношение к факту со стороны автора. Но эмоцию у читателя вызовет. Чужая смерть, особенно детская, всегда волнует, даже если жертвы тебе вообще не знакомы. Можно еще подсыпать деталей – ваварии погибла целая семья, родители и двое детей, в живых остались только старенькая бабушка и грудной младенец. В аварии погибла звездочка местного ансамбля, популярная исполнительница каверов на советские песни… в последнем случае включается еще и эффект изначальной известности жертвы.
Способность вызвать эмоцию с помощь вычленения из бесконечного потока жизни «цепляющие» факты – мастерство журналиста. Читатель должен радоваться, пугаться, сопереживать, жалеть, злорадствовать… радоваться, что жалеть надо не его, что все беды и катастрофы где-то там, далеко, а не с ним. А вот эмоциональная подача, излишняя образность при описании – это минус. Читатель не любит, когда СМИ навязывают ему свое отношение к реальности. Поэтому для журналиста главное – мимикрировать под непредвзятость и объективность, быть максимально сдержанным в оценках.
Другое дело - документалистика, около и квазидокументалистика, от «авто-фикшн» до мемуаров, до биографической и исторической прозы, до «исповедальной» прозы и так далее личностность, предвзятость, оценочность и тенденциозность – главные черты. Там все так круто замешано на идеологии и политических веяниях, что я пока оставлю эту литературу за скобками. По большому счету, вся она – обман читателя (осознанный или неосознанный – другой вопрос). Авторы этих направлений используют методы и СМИ, и собственно художественной литературы, Поэтому отношение читателя к таким текстам очень разное. Для одних романы Виктора Суворова – полное вранье, злобные выдумки. Для других – «все так было на самом деле, ведь так убедительно и складно написано!»
Особняком стоит научно-популярная литература, авторы которой художественными методами стараются вызвать интерес читателя к научным фактам, но я тоже сейчас не об этом.
Эмоции, которые вызываются новостийным потоком, достаточно поверхностны и кратковременны. Сложно представить человека, который впал в глубокую задумчивость после прочтения газетных новостей. Это должен быть особо чувствительный человек. А вот об эмоциональном воздействии собственно художественной литературы писали и не раз. «Эта книга меня перепахала». «Я долго находился под очарованием этой книги». «Я жил в книге, она не хотела меня отпускать»… Ну, и так далее, и тому подобное.
Тут стоит вернуться к вопросу: «А чем, собственно, художественная литература отличается от нехудожественной?» На эту тему тоже написано много и красиво. Считается, что главное отличие художественной литературы от не художественной - в наличии неких «образов», создаваемых при помощи слов. В не художественной литературе информация передается непосредственно путем называния фактов. В художественной – опосредованно, путем создания некого образа. Образа, который взаимодействует с личным опытом читателя и наполняется читателем деталями, взятыми из его собственной жизни. Чтение художественной литературы – не однонаправленный процесс, автор и читатель выступают партнерами, вместе создавая полнокровный мир художественного произведения. Отсюда, кстати, частое недовольство поклонников культовых книг их экранизациями: картинка на экране кажется им «лживой», «не правильной», «не такой, как должна быть». Во время чтения человек уже создал у себя в мозгу свое собственное «кино» по любимой книге, а ему подсовывают что-то чужое «прочтение».
Значит, художественная литература – это некое «внутреннее кино», которое рождается в момент чтения? И да, и нет. Да, «внутреннее кино». Но зачем тогда люди читают вместо того, чтобы смотреть на экран? Смотреть кино проще и комфортнее, никакой собственной работы фантазии не нужно…
И снова тот же вопрос: зачем мы читаем художественную литературу?
Чтобы получить какую-то информацию? Нет, для этого есть справочники или, если речь о сегодняшних событиях, свежие газеты (или новостийная лента информационных агентств – не суть).
Чтобы испытать эмоции, которых не хватает в обыденной жизни? Тоже нет. В свежих новостях и разнообразной документалистике эмоций достаточно.
Так зачем?
И зачем, собственно, читателю эти образы? Что они ему дают?
И вот тут-то появляется моя гипотеза.
Наличие в голове читателя системы образов, по полнокровности и подробности почти равной реальной жизни, не может не изменять состояние читателя. Собственно говоря, читатель в момент чтения воспринимает как «настоящую реальность» не окружающий его привычный мир, а некий «мир текста». И это может приводить к изменению состояния самого читателя.
Посудите сами.
Состояние человека очень сильно зависит от окружения и обстоятельств – с этим, думаю, согласны все.
Вы отдыхаете на курорте – море, солнце, яхты, пальмы, стройные девушки и вкусное вино. Нужно быть клинически депрессивным человеком, чтобы в таком окружении не впасть в расслабленно-благожелательное «отпускное» состояние. Если же вы оказываетесь посреди ночи под дождем на какой-то окраинной промзоне, причем заряд у вашего телефона сел, так что вы не можете вызвать такси, а вокруг – или никого, или бродят какие-то подозрительно пьяные или удолбанные личности? Естественно, ваше состояние будет очень напряженным, можно сказать даже, испуганным.
Но во время чтения мир, складывающийся из художественных образов, для читателя не намного менее реален, чем курортный пляж или промзона в реальности!
Значит – что? Значит, в момент чтения художественной литературы человек находится в состоянии, измененном по отношению к тому, какое оно было у него до того, как он сел за книгу. Мало того: зачастую человек и начинает читать только для того, чтобы обрести это измененное состояние.
Ярче всего это выражается при чтении так называемой «жанровой» литературы. Скажем, хоррор, а также мистика и прочие ужастики. Человек читает, пугается, страх стимулирует выброс гормонов. И вот вожделенный финал – смесь облегчения с наслаждением от того, что все эти ужасы – «не в этой жизни». А гормоны страха уже поработали! Адреналин с норадреналином уже плещутся в крови, заставляя сердце биться быстрее и вообще – радуя человека ощущением того, что он живой! Не даром ужастики так любят люди депрессивные, которым окружающая их повседневность кажется серой и безрадостной. И, что важно, реальной опасности для читателя хоррора – никакой. Никто на него не набрасывается, никто не пытается сожрать. Читатель сидит в удобном кресле, жует шоколадки (или что там ему больше по вкусу) и радостно ужасается придуманным страхам.
Цель чтения женщинами любовных романов – погружение через ассоциацию с главной героиней в состояние «я любима, за меня конкурирует много самцов, есть шанс выбрать самого лучшего и удобного надолго». Очень приятное состояние конфетно-букетного периода ухаживаний, который был в жизни практически каждой женщины, но никогда не был достаточно продолжительным, чтобы она могла насладиться им в полной мере.
Цель чтения любого боевика – достижение состояния «я – победитель, я – самый-самый». Тоже через ассоциацию читателя с главным героем. Причем антураж не особо важен – хоть вестерн, хоть космоопера, хоть фэнтези, хоть альтернативная история, хоть стим-панк, хоть кибер-панк, хоть ЛитРПГ, хоть бояр-анимэ… Главное, чтобы герой превозмогал, а потом всех нагибал. Ставил раком во всех смыслах. Важно обоснование того, с каких щей, собственно, герой должен всех нагибать, тут нужна фантазия автора, чтобы придумать «смертельные обиды». Правда, в ЛитРПГ эту проблему решили кардинально: таков, дескать, механизм игры.
Любой жанровый текст транслирует читателю определенное состояние. Причем тут важно то, что каждое из этих, даже самых распространенных, состояний не является комфортным для всех читателей. Отсюда, например, растут ноги вечного гендеросрача: нормальный мужчина просто не понимает прелести состояния «я любима».
Представьте себе нормального мужика, за внимание которого конкурирует пяток агрессивных вумен, причем четыре из пяти пытаются затащить его в постель насильно, принудительно накачивая виагрой и надоедая рассуждениями о том, что кувыркаться в кровати – его жизненное предназначение. Представили? На мой взгляд, любой нормальный мужик, оказавшись в такой ситуации, придет в ужас и постарается как можно быстрее сделать ноги. А для женского любовного романа это – стандартный расклад. Читательница, ассоциируя себя с главной героиней, наслаждается перипетиями сюжета, искренне радуясь каждый раз, когда героине удалось продинамить очередного насильника, видящего в героине лишь привлекательную тушку, годную для секса. И испытывает настоящий восторг, когда находится герой, который затаскивает героиню в постель не с помощью интриг и угроз, а с помощью рассуждений о ее богатом внутреннем мире…
Естественно, мужчины-читатели, сталкиваясь с такими «женски-ориентированными» текстами, начинают возмущаться по поводу «бабы писать не умеют». Умеют. Но не для них.
При этом значительная часть женщин не понимает удовольствия от постановки раком каждого встречного. Им «нагибаторство» просто скучно, они не получают удовольствия от состояния «я – победитель, я – самый крутой».
Есть любители и нелюбители хоррора, детективов и прочих массовых жанров. Кто-то готов читать однотипные тексты один за другим, кто-то просто не понимает, в чем удовольствие.
Причем то, работает или не работает текст для создания определенного, заранее обещанного – аннотацией, рецензиями, позиционированием по жанрам и так далее – состояния, зависит не только и даже не столько от литературных достоинств текста.
Да, есть классики, чье писательское мастерство никто не оспаривает. Например, Стивен Кинг. Но при этом он хорош именно тем, что качественно создает атмосферу ужаса, все любители попугаться получат вожделенное.
Да, есть совсем уж безграмотные тексты, которые не создают нужную атмосферу только потому, что грамматические и стилистические ошибки все время «вышибают» из нужного настроения.
Но основная масса жанровых текстов с точки зрения стилистики и прочих литературных достоинств просто… никакие. Язык, стиль, прочие литературные качества, так ценимые критиками, в них – не самоценность, а всего лишь инструмент для достижения нужного эффекта. Читателю недосуг отвлекаться на красоты стиля, если он читает с целью привести себя в ожидаемое состояние.
То есть получается, что читатель читает для того, чтобы на время изменить свое состояние в комфортную ему, читателю, сторону. И больше ничего. Для авторов обидно? На первый взгляд – да. Хотя стоить помнить, что в измененном состоянии человек более внушаем и менее критично относится к получаемой информации, чем в нейтральном.
Но это уже – из тех выводов, которые можно сделать из этой гипотезы. А об этом чуть позже. Выводы оказываются очень интересны.