Зачем мы читаем-2

Итак, принимаем гипотезу, что процесс чтения художественной литературы – это измененное состояние сознания читающего. Теперь берем два факта, которые не гипотезы, а вполне себе доказанные научные банальности.

Первое: человек, находящийся в измененном состоянии сознания, менее критично относится к поступающей информации, более внушаем и в некоторых состояниях лучше ее запоминает. Про обучение иностранным языкам под гипнозом все слышали?

Второе: при чтении текстов многих «массовых» жанров читатель ассоциирует себя с героем.

Что из этого следует?

А то, что «писатели – инженеры человеческих душ». 

Попробую объяснить на пальцах.

Помните «Балладу о борьбе» Высоцкого?

«Если, путь пpоpубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жаpком бою испытал, что почем,-

Значит, нужные книги ты в детстве читал!»

Читатель погружается в текст, впадает в измененное состояние сознания – и бери его тепленьким. Причем – без нудного морализаторства. Читатель ассоциирует себя с героем. На время становится героем. Значит, вместе с приключениями «примеряет» на себя и моральные качества героя.

И тут есть один очень интересный момент соотношения «мира текста» и «реального мира». Возьмем, например, «Айвенго» Вальтера Скотта. Классика романтического романа, но при этом по структуре – столь же классический боевик: герой успешно нагибает всех встречных-поперечных. Но при этом Айвенго – эталон рыцарства в романтическом смысле: верен сюзерену, поклоняется прекрасной даме, бросается на помощь слабым, добивается справедливости – как он ее понимает… Читатель погружается в текст, не просто вместе с героем проходит через все приключения, но на время становится героем, всех спасает и побеждает… и получает то удовольствие, на которое рассчитывал. А что дальше?

А дальше интересно. Конечно, читатель прекрасно понимает, что время другое, мечи и луки в музеях, в Шервурдском лесу давно туристический центр, и стучать кого-нибудь длинными железными предметами по голове во славу прекрасной дамы – уголовное преступление. Поэтому он не обряжается в доспехи и не отправляется на штурм какого-нибудь замка. Читателю остается лишь искать новые книги, которые принесут такое же удовольствие. Однако читатель не замечает небольшой трансформации, которая произошла с ним самим. Какое-то время читатель был не Васей Пупкиным, а благородным рыцарем Айвенго. И рыцарство вкупе с благородством незаметно осталось внутри читателя. Чуть-чуть изменило его, Васи Пупкина, понятия о жизни, понятия о том, что хорошо, а что – плохо. Изменилось то, что называется базовой моралью, о которой человек обычно не думает. Просто поступает так, как считает нужным. 

Так вот, если книга была, по выражению Высоцкого, «нужной», то эта базовая мораль читателя будет чуть более похожа на романтично-рыцарскую. И тот, кто правильно читал «Айвенго», не станет лишний раз подличать, травить слабых, предавать… причем не будет делать это не осознанно, следуя каким-то «заповедям», а просто потому, что ему самому не хочется так поступать. Не в прикол – и все тут!

Книга «закодировала» читателя, пока он был в измененном состоянии сознания и не воспринимал критически то, что ему транслируется.

В общем, любая книга массовых жанров, которая «зашла» данному конкретному читателю (то есть ввела в измененное состояние) оставляет след на его морали и этике. И самое смешное состоит в том, что читатель сам этого просто не замечает!

И еще один вывод. 

Точнее, сначала некоторое отступление. Измененные состояния сознания бывают разные. Молитвенный экстаз – тоже это самое измененное состояние сознания. И между ним и дрочкой на порно-фанфик – множество различных вариантов разной степени пристойности, духовности и так далее. 

Опять же повторяю: все читатели разные. Я, хоть и женщина, не могу читать женские любовные романы. Мне скучно. Они мне не «заходят». Я не люблю ужастики. Много раз пыталась читать того же Стивена Кинга – бросала на первой половине. Язык – пафосное дерьмо, герои – дебилы. Скуууучно! Хотя все кричат, что Кинг – классик. Сначала грешила на качество переводов. Потом дошло: просто не мое. Мне адреналина хватает по жизни, поэтому я не могу впасть в состояние «книжного ужаса». 

Зато я с огромным наслаждением читала хороших авторов ныне всеми охаиваемого соцреализма. И тут – еще одно предположение. Боюсь, что многие мои фрэнды с левыми убеждениями могут обидеться. Но мне кажется, что это – так.

Расхожая фразочка «инженеры человеческих душ», много раз осмеянная и опошленная, на самом деле имеет глубокий смысл. И советские писатели знали, что делали. Соцреализм – тоже жанр. Причем более чем массовый, с таким же удовольствием, как и я, советские романы читали миллионы. 

В чем секрет?

А в том, что действие текста соцреализма – приведение читателя в состояние «законной гордости от причастности». Войти в это состояние могут не все, клинические индивидуалисты не способны получать удовольствие от причастности к чему бы то ни было. Но индивидуализм был в СССР не в чести.

Люблю Маяковского. Он шикарно формулирует:

«Единица!

Кому она нужна?!

Голос единицы

тоньше писка.

Кто ее услышит? –

Разве жена!

И то

если не на базаре,

а близко.

Партия -

это

единый ураган,

из голосов спрессованный

тихих и тонких,

от него

лопаются

укрепления врага,

как в канонаду

от пушек

перепонки.

Плохо человеку,

когда он один.

Горе одному,

один не воин -

каждый дюжий

ему господин

и даже слабые,

если двое.

А если

в партию

сгру/дились малые -

сдайся враг,

замри и ляг!

Партия -

рука миллионнопалая,

сжатая

в один

громящий кулак».

Так вот, любой хороший текст жанра соцреализм давал ощущение причастности, части того «урагана», «кулака», о которых писал Маяковский. Состояние «части огромного» - очень приятное. О том, как советские писатели добивались трансляции читателю этого состояния, написан тома. Скажем, принцип «типизации» героев. В соцреализме нет ангелов с крылышками, сияющих рыцарей без страха и упрека. Все герои – рядовые, узнаваемые, про каждого читатель может сказать: «Это – почти я, а этот – живет в соседней квартире». Кстати, тот же принцип «типичности» героя используется и в женском романе, и в «попаданческих» текстах. Герой\героиня на старте – «серая мышь», «такой же, как все, как читатель\читательница». Это правило просто прописано маркетологами – чтобы читателю было проще ассоциировать себя с героем. 

И вот эти «герои как все» соцреалистического текста, действуя совершенно естественно, вдруг начинают совершать великие дела. Строят, пашут, воюют, и все успешно. Почему? Да потому что каждый из героев – не один, он – часть огромного общего.

Что остается читателю? Ничего, кроме как получать наслаждение от ощущения сопричастности  и впадать в то измененное состояние сознания, в котором «инженеры человеческих душ» могут транслировать ему более тонкие морально-этические установки. Ага, воспитывать. А вы что думали?

Естественно, соцреализм, как и любой жанр, не для всех. Индивидуалисты его не воспринимают, как я не воспринимаю Стивена Кинга. Однако и авторов-индивидуалистов, если у них не хватало ума использовать приемы других жанров, чтобы получить своего читателя, тоже не воспринимали. «Голос единицы тоньше писка». Индивидуальные темы читателю не интересны. Даже другому индивидуалисту. Поэтому куча ныне как бы популярных и признанных писателей была "затираема совковыми генералами от литературы". Да не "затираема", просто опытные люди видели, что индивидуалистические стоны, пусть и гениально написанные, массе "не зайдут". Нечего и бумагу тратить. Не интересно. Разве что с мощной идеологической раскруткой зарубежных политтехнологов. 

Попробовала тут перечитать Солженицына. Картон. Дубовый язык. Логические неувязки. Скуууучно! За что его классиком объявили?

К сожалению, мир изменился, и сегодня тексты соцреализма читаются с ощущением «утерянного счастья». Потому что индивидуалистическая литература – это или честный «массовый жанр», или слабые «голоса единиц». Они что-то там вещают, а никто не слышит. В роли «жены», которая не на базаре, выступают всякие профессиональные критики и премиальные жюри. Но дальше тексты не идут или идут очень редко, как, например, в случае с Яхиной, у которой хватило ума использовать приемы любовного романа. 

Но это – так, в сторону.

А мой вывод простой. Ребята, пишете жанр – не делайте героев совсем уж клиническими мудаками. Да, в жизни мудаков полно, они – весьма реалистичный типаж. Но каждый герой-мудак – это еще один шажок к омудачиванию нашего мира.

Оно вам надо – жить в мире мудаков?