Драная жопа

Конечно, мы не утонули. Глубина отвода нечистот была всего лишь по колено. Но мы упали навзничь, разбрызгали дерьмо и вымазались по самые брови. 

- Живые?! - Ричка стояла наверху, на краю ямы, трясясь от страха.

- Ага! Удивительным образом - ага! - Эмиль хохотнул, потом ещё раз, и ещё, и вскоре смех его, заразительный, искренний и безудержный уже раскатистым гулом бился между лесом и тюремной стеной.

Я рассмеялась тоже. 

Мы хохотали вдвоем, ржали, как безумные, утирая с лиц слезы в перемежку с вонючей жижой. Мы смотрели друг на друга, с ног до головы заляпанные говном, и не могли перестать смеяться. 

- Вы там головой не стукнулись случайно? - обеспокоенно спросила Ричка. - Эмиль! Ты чо? 

-Ахаха! - Эмиль попытался встать и снова упал в жижу. 

- Да ты пьян! - наконец сообразила Ричка. 

- Есть немного. Ну, и как? - Эмиль прищурился снизу вверх на Ричку и снова засмеялся. - Надеюсь, тебе нравится? 

- Ничего так. Весело. Но профессионализма тебе явно не хватает. 

- Да плевал я! Мне отлично. Ик... Впервые  надраться… в дерьме, в тюрьме, и с красивыми девчонками. Да это...Ик... успех!

- Жаль, Эрик тебя не видит… - стало ясно, что теперь и Ричка с трудом сдерживает смех.

- О! Точно! Эрик! Ик...Сдается мне…ему тоже нормально... в тюрьме… сейчас… тепло… и так не воняет… Кстати! - Эмиль поднял палец вверх, - у Эрика тоже был дерьмовый первый раз. Но! Что… примечательно... без красоток. 

Я снова рассмеялась. От вони уже невозможно было избавиться, как невозможно было избавиться от ошалелого восторга, глупой радости жизни и ее не изящного, но искрометного чувства юмора. Я давно и полностью забыла про себя, про вонь, про то, что мокрая и грязная, и про то, что мне положено вести себя героически достойно. Забыла. Я смеялась, хохотала. Точное слово "плевать" подходило и мне. В полном решительном смысле. 

- Мило, мило, -  наблюдая за нами, фыркнула Ричка. - Может, вы уже вылезете из говна?

- Никак! - отрицательно покачал головой Эмиль, скалясь и сверкая в полумраке зубами. - Здесь тепло. И скользко. А я на ногах не стою. Итак, про Эрика.

- Да вылезай ты уже! Сейчас же! Ещё охрана придет! Не дай солнце!

- Погоди! - Эмиль твердо и уверенно оставался на волне своей бравады. - Расскажу сначала. Это смешно! 

И он стал рассказывать, живо жестикулируя и не стесняясь орать так, чтобы Ричка наверху его слышала. Сидел в дерьме и вещал.

- Нам по одиннадцать было. Эричек нажрался в чужом саду алычи. Свалился с дерева, в мясо задницу ободрал. А потом, чтобы заглушить боль и не спалиться бабе с дедом, утянул у деда бутыль самогона. Тот все равно запасы не считает. Ну и напился потихоньку вхлам за сараем. 

А потом его догнала алыча. Эричек заперся в туалете. Вернее запереться как раз таки он и забыл.

Сидит на толчке и блюёт. Одновременно. Даже не стонет. Потому что не может.

А тут бабушка  дверь открывает и Эрик ей на передник фонтаном. 

Бабушка почуяла запах сивухи. Внучка - с толчка, ветку в руки, и по жопе.

А жопа драная.

А бабушке пофиг.

Так-то она добрая, если дело не касается алкоголя.

В общем, лупит и приговаривает: "Старого выпивохи мне мало! Ещё один вырос!" Я в нее вцепился, Эрик выкрутился из бабиных рук. И огородом. Штаны держит. Баба за ним. Только его опять пробрало, и он сел прямо под куст картошки. И по новой. Бабушка его поймала, лупит, Эричек орет, выкручивается, опять бежит и опять присаживается. Так и протрезвел. Сейчас смешно! А я тогда офанарел от этого представления. Бабушку за руки хватал, ныл, просил его не бить. Какое там! Прилетело и мне, чтоб не лез.

Я потом подорожник всю ночь к его драному заду прикладывал.

Бабушка конечно оттаяла к утру. Масляные компрессы сделала. Но ругалась долго, костертла его по черному. И деду досталось…

Эрик неделю сидеть не мог, если не две. В школе на уроках стоял. Злющий был от такого позора. Но сбежать, не сбегал. Бабушку боялся...

Такая вот дерьмовая история. Но без красоток!

Я поняла, что ржу и не могу остановиться. И поняла, что ужасно жалею Эрика и ужасно люблю их обоих…

В этих детских, пьяных эмоциях я и прозевала проблему, проворонила все подчистую. Хотя вряд ли это что-то изменило бы.

Сначала на той стороне рва залаял пёс, потом Ричка ахнула и закричала: "Атас!!!", и тут же свет гвардейских факелов прорисовал наше пристанище во всех подробностях. Выхватил испачканные в дерьме наши пьяные лица, и показал нам нас самих: грязных, мокрых, взъерошенных и ржущих.