Малышек к подруге?

Мы оказались внутри Арочки, на круглом, выложенном булыжником, дворе. Нас выставили рядом и долго мыли, словно животных в стойле — холодной водой из пожарного шланга. Шланг держал один из молодых, второй качал ногой поршень насоса, соединенного с колодцем. Между жутким холодом и отвращением к вони я в любом случае выбрала бы жуткий холод.

Да, пальцы рук и ног уже не чувствовались. Да, ледяная вода рекой текла с волос по всему телу, блузка прилипла к груди, юбка к ногам. Но запах сходил, дышать становилось легче. И когда молодой перестал качать воду, и мы смогли проморгаться, я увидела вполне чистого Эмиля в мокрой, правда уже не белой, а коричневой рубашке. Почти протрезвевший, но ещё находившийся в плену пьяной бравады, он жадно разглядывал прилипшую к моим грудям кофту и замезршие шарики сосков под ней. 

С синих губ и кудрявых волос его капала вода.

— Первый костер помнишь?  - сказала я, чтобы подбодрить его. - Тоже был холод и дождь!

— Я.. все ... помню... — у него зуб на зуб не попадал.

Пока мы с Эмилем были заняты друг другом, стражники были заняты Ричкой, которую привел старший. Трогать ее они не решались, но облизывались и гарцевали вокруг, как всякие поддатые служивые мужики при виде фигуристой девушки. А может, не только служивые. Просто поддатые. Крутились, цокали, ржали и называли кралей. Ричка огрызалась полусерьезно-полушутя. Вдруг старший, подняв факел, бросил взгляд на Эмиля и, о ужас, застыл с открытым ртом.

— Что б меня ведьмы вонючие драли! Это ж он! — крикнул старший, багровея.

— Кто?

— Наш постоялец! Ты что, не видишь? Это же он!!

Две алебарды и тесак старшего моментально оказались приставлены к горлу Эмиля. Старший совал факел чуть ли не в лицо моему другу, чтобы удостовериться, что это "он".

— Ты что, сбежал?! — в полном изумлении вопрошал стражник едва-едва вменяемого Эмиля.

— Да, — чтобы от него поскорее отстали, кивнул тот. Красные рожи охранников и лезвие тесака, упирающегося в кадык, вызвали у него новый приступ тошноты. Зубы Эмиля свело от холода, говорить ему совсем ни о чём не хотелось.

Мы с Ричкой попробовали, было, возражать, но, едва охрана признала в отмытом Эмиле Эрика, мы оказались соучастницами побега. Сделать ничего было нельзя.

Эмиля скрутили, а потом велели нам с Ричкой заткнуться и не рыпаться, после чего повели всех троих внутрь здания тюрьмы. Наши ботинки чавкали, оставляя на каменном полу коридора мокрые следы...

Камера Эрика и дедушки находилась в подвале. Стражник долго гремел ключами, потом отпер. Мы с Ричкой стояли так, что не видели камеры, но я знала, что они там. Да и Ричка знала: дед храпел так, что гул стоял по всему старому форту. Грохот ключей разбудил Эрика, но не деда. Так что все остальное происходило под его утробный, но уютный храп.

— Что за хрень... Он на месте.. А это тогда кто?

— Вы там башкой все хором ударились? — послышался голос Эрика. — Ты чо здесь делаешь, Эм?!

— Девч-ч-чонок развлек-к-каю! — едва разжал зубы Эмиль.

— То-то и видно! Отличная вечеринка! Ржали, аж здесь слыхать было!  - потом возникла короткая пауза и Эрик задал самый ожидаемый вопрос. - А почему от тебя говном воняет? И почему ты мокрый?

На этом тонком моменте стражники решили прекратить светскую беседу братьев, вернее дать ей продолжиться без своего присутствия. Со словами «проспитесь оба, завтра начальник с вами разберётся», они тычками запихали Эмиля к Эрику и повесили на дверь камеры тяжёлый замок.

— Как ты об этом всём будешь писать, старшой? — с коварной улыбкой полюбопытствовал один из молодых стражников.

— Напишу — размножаются делением, — мрачно ответствовал тот. — И потребую надбавку. За вредность.

Я поежилась от его слов. 

— Малышек к подруге? - спросил молодой. - Пусть подвинется?

— Само собой. Ну, крошки, - старший подмигнул Ричке, - переночуете с огоньком. Заодно и согреетесь.

Нас повели дальше по коридору. Вопреки ожиданию, здесь было чисто и даже опрятно. Пахло сухой пылью и уксусом. Запах, хоть и резкий, давал ощущение комфорта. Оказавшись в тепле, я почувствовала, что засыпаю прямо на ходу. Меня развезло так, что, несмотря на перспективу оказаться вместе с Ричкой в тюремной камере на неизвестно какой срок, я поняла, что просто мечтаю немедленно вытянуться на тюремной скамейке.

Лязгнули замки на двери номер девяносто шесть, и мы с Ричкой оказались внутри тесного помещения, освещенного только белизной утренних сумерек в крошечном окне. В камере было четыре лавки. На одной, поджав под себя ноги в позе мудреца Чо, сидела девушка немногим старше Рички. Девушка была одета в бесформенную цветастую рубаху и такие же разноцветные, оборванные штаны. Но главное, девушка была черная, совершенно ослепительно черная, как уголь, как августовская ночь или как кошка породы «терра».

Наш приход не то вывел ее из медитации, не то просто разбудил.

— Привет, курочки! — вкрадчивый, грудной контральто заставил мою ледяную кожу покрыться  мурашками. — Морку покурить желаете?

(эпизод из 11ой главы "Королевское говно")