Здорова, пацаны... можно я пройду? Я быстро. Вы только не бейте, ладно?

— Здорова, пацаны... можно я пройду? Я быстро. Вы только не бейте, ладно?

Юрик был не просто пьян. Он был реально в сопли. Подъездную дверь он открыл с трудом и по стенке вполз в проём тамбура. Сейчас он стоял и с затравленным видом смотрел на нас, знатно качаясь и судорожно сжимая обеими руками деревянные перила.

Пацаны посмотрели на меня очень укоризненно. В их взглядах прямо читалось: «И как тебе не стыдно? Ты избиваешь беззащитного пьянчугу, который живёт в твоём подъезде?»

Я, конечно, смутился. Для порядка. Потому что я прекрасно знал, что последует дальше.

— Проходите, дядь Юр. Мы не тронем...

— Точно? Я быстро... только не бейте...

— Да, проходите, не стесняйтесь! — я убираю руки за спину и кивком показываю ребятам, чтобы отошли подальше и дали ему больше пространства для манёвров.

А пространство ему было необходимо. И связано это было с особенностями перемещения дядь Юры в пространстве. Так звал его я. Для остального пьяного двора и его окрестностей он был просто Малахольный.

Особенность, о которой я говорю, заключалась в серьёзном нарушении координации движений. Я даже представить боюсь, что добавляли местные «крафтеры» в палёный самогон, если он вызывал ТАКОЕ...

Чтобы лучше объяснить какое «такое», сообщу кратко основную предысторию:

Малахольный «работал» в три смены. Таких «стахановцев» как он, я больше не встречал. Первая смена начиналась часов в восемь утра. То есть, мы идём в школу, а Юрик — к столику, который удобным образом был прямо под его окном. Работал человек быстро и самоотверженно. Через двадцать-тридцать минут он уже был готов. В лепёху. По-другому он и не пил.

Вторая смена была часа в три-четыре дня. Он снова был жив и возле столика. Не надолго, как вы догадались. На четверть часа.

Третья смена — часов в девять вечера. Всё по отработанному сценарию. Девять тридцать — он шёл к подъезду.

Правда, слово «шёл» не вполне отражало то, что происходило в действительности. Да, он передвигался. И, кстати, пройти-то нужно было метров десять от силы. И эти десять метров были неизменно фееричными.

Представьте танцора кордебалета, который исполняет эдакий танцевальный марш? То есть он манерно шагает, высоко задирая колени, тянет носок и всё это под неслышимую для остальных музыку. Представили? А теперь добавьте к этому образу важную деталь — ноги шагают, одна рука держит стену слева от себя, а вторая танцует тектоник! Ну то есть без преувеличения — вращается во все стороны с нормальной такой скоростью и амплитудой.

Представили?

А теперь представьте, что сцена наклоняется то вперёд, то назад. Но гордый и опытный танцор (типа как Джеки Чан из «Пьяного мастера») каждый раз, почти падая, всё же умудряется удержать равновесие.

Примерно такая картина представала перед нами трижды в день. Признаюсь честно, хоть и стыдно сейчас, что мы даже звали друзей на просмотр этого шоу.

Так вот из-за этой особенности перемещения, Юрику и нужно было пространство. Ребята посторонились и все мы затаив дыхание стали наблюдать. Он, не прекращая извиняться и умолять, чтобы его не били, практически вполз на площадку первого этажа. Я видел эту картину уже не один раз и был готов к продолжению. Мне было интересна реакция ребят.

Оказавшись на одном уровне с нами, Малахольный заметно осмелел.

— Здорова, ребят... здорова, мужики... — пробубнил он уже более уверено и, держась левой рукой за перила, чрезмерно высоко задрал колено для того чтобы сделать шаг на первую ступень.

Невольные зрители не ожидали такой прыти от человека, который только что буквально полз по стенке, чуть не падая. Я-то знал, что это цветочки. Он твёрдо встал ногой на ступень. Высоко поднял второе колено. Правая рука начала свой тектоник. Глаза ребят начали вылазить из орбит. Юрик вышагивал всё бодрее и музыкальнее и зрители этого диковатого перфоманса уже даже думали засмеяться, как вдруг наступила кульминация концерта...

Я, повторяю, был к ней готов. Они нет.

Малахольный вполоборота повернулся к нам и, глядя на нас сверху вниз. Очевидно, ощущая своё превосходство и наше ничтожество. А, может, предполагая, что его квартира уже очень близка и мы его не догоним, чтобы побить, он решил-таки излить нам накопившуюся боль.

— Чо? — внезапно заорал он, — Кто такие, ля? Фа-ми-ли-я?

Надо признать, что в нём, возможно, погиб великий актёр, и когда он начинал так вот кричать, незнакомые с ним люди могли реально и не на шутку испугаться. Это было в основном из-за голоса, которому позавидовал бы даже Никита Джигурда. В меньшей степени испугу способствовала внешность — в общем-то типичная для аборигенов нашего двора. А вот исполняемый им танец — именно он вкупе со всем вышеописанным мог довести испуг до высших степеней настоящего ужаса.

— Чо-о-о-о-о, ля? — снова заорал Малахольный, — В натуре не фонтан? — я с интересом наблюдал реакцию парней и только краем глаза заметил, что Юра задрал правую ногу для следующего шага и, очевидно, совсем осмелев, отпустил перила слева от себя.

Вот к этой импровизации в знакомом мне спектакле я не был готов.

Тут стоит отметить, что мы жили в двухэтажном доме самостроевского типа. Пол в нашем подъезде был бетонный. Ступени высокие и широкие. Пролёты такие, что вальс можно танцевать. В общем, нашему экстравагантному соседу было где развернуться в тот момент.

Что последует за опрометчивой идеей отпустить перила, я предугадал точно. Правая рука Юрика тоже пустилась в пляс. Он продолжал что-то орать на манер Роба Зомби. Правую ногу он поднял, чтобы поставить на следующую ступень, левой оттолкнулся посильнее, чтобы побыстрее покинуть наше не самое приятное, очевидно, общество и... ожидаемо потерял равновесие, заваливаясь назад.

Все открыли рты.

Говорят, что падая, человек группируется. Возможно. Говорят, так же, что пьяным это часто удаётся лучше, чем трезвым. Возможно. Это был не тот случай.

Ступеньки, как я уже говорил, были высокие. Он летел с высоты в метр двадцать или даже выше на бетонный пол лестничной площадки первого этажа. Он сгруппировался. Как мог. Не мне его осуждать. Малахольный сжался в позу эмбриона, почти обхватил руками свои колени и впечатался в пол тем самым местом, где у обычных людей находятся почки и позвоночник.

Грохот стоят такой, что из трёх квартир на площадке открылись двери примерно трёх. Заинтересованные лица, высунувшиеся в подъезд, увидели Юрика, понимающе кивнули и снова исчезли.

Парни испуганно смотрели на человека, который обхватив колени, как будто готовился выполнить какое-то гимнастическое упражнение. Я всерьёз думал о том, от кого быстрее будет вызвать скорую. Он лежал и не издавал не звука секунды три, не меньше...

И вдруг он шумно вдохнул. Мы выдохнули. Он перевалился на правый бок и распрямился. Мы с ребятами было рванули, чтобы помочь несчастному подняться, но он внезапно сильно запротестовал:

— Нет! Ребята... я ща уйду... вы только не бейте!

— Да не будет мы вас бить, — испуганно ответил я, — вы как себя чувствуете-то?

— Хорошо всё... я сейчас ухожу...

И он действительно ползком на всех четырёх конечностях и без танцев отправился на второй этаж. Мы проводили его взглядами почти не дыша. С крёхтом и сопением, но без жалоб и какого-либо плача он преодолел сначала первый пролёт, потом второй и, только оказавшись на втором этаже и постучавшись в свою дверь, он снова позволил себе рассказать нам то, что о нас думает.

На этот раз выражения были гораздо крепче. Он сообщил нам во всех подробностях, что он с нами сделает, если поймает. Поведал, что мы за люди и где он нас видал. Выражения и образы в его речи всегда были невероятно ёмкими и красочными. Когда дверь за ним закрылась, ребята все стояли с разинутыми ртами. Истинный талант всегда производит на людей неизгладимое впечатление, что поделать?

Сказать по правде, я переживал за его здоровье. В этот день он не вышел в обычную для него третью смену. «Возможно, дело плохо», - подумал тогда я и решил, что если он не появиться завтра, то стоит поговорить со взрослыми и может быть даже вызвать скорую... Однако...

Уже на следующее утро мы снова наблюдали великий марш-тектоник в его исполнении. Он был бодр, весел и невообразимо пьян.

Он умер не дожив до сорока, как многие в нашем дворе. Когда мне сообщили о его смерти, я почему-то вспомнил, как он сильный и пышущий жизнью улыбался мне шестилетнему и говорил «Здорова, начальник! Пойдёшь с нами за грибами?»

Я вспомнил, что он был добрым и весёлым. Вспомнил его невообразимо яркие фразочки и фееричные шутки. И этот танец, конечно, вспомнил, но уже по-доброму, не так, как прежде.

Я вспоминал и пытался понять, как это произошло? Как тот человек, что улыбался мне в моём далёком детстве довёл себя до такой мучительной смерти? Как? Зачем? Может вы знаете ответ?