Можно ли считать фантастикой Кафку?

Можно ли считать фантастикой «Превращение» Кафки? И чем вообще фантастика отличается от нефантастики? 

Все - таки книги Кафки обычно не продаются рядом книгами, на обложке которых нарисован непонятный  пейзаж и здоровенный мужик с мечом. Кафка не продается даже рядом с книгами Сэмюэля Дилэни, не смотря на  то, что у последнего есть  репутация «фантаста – интеллектуала». 

В чем тут дело? Сам Дилэни считал, что дело исключительно в позиционировании. 

«Впечатления, получаемые читателем, определяются его литературными ожиданиями. Так как эти ожидания различны, то и впечатления будут различны.» 

В общем, если бы «Превращение» написал сам Дилэни, или, допустим, Джордж Мартин, то читатель, узнав из первых же строчек книги, что главный герой проснувшись утром, понял, что он превратился в жука, сразу бы начал гадать – не является ли главный герой какой – то особой формой жизни? Не произвел ли над ним кто – то ночью трансформацию? Может, это какой – то эксперимент?  Ну, и тому подобное. 

Однако, если читатель знает, что перед ним не фантастика, а высокая литература, в данном случае Кафка, то мысли читателя движутся совсем в другом направлении. 

Прочитав о превращении в жука, читатель размышляет примерно так – «не служит ли эта фантастическая ситуация метафорой для чего – то, лежащего в сфере объективно – существующего человеческого опыта?»

Одним словом, если издать Кафку под именем какого – нибудь фантаста, например, Дилэни, то Кафка вполне сошел бы за Дилэни. 

Такого мнение Самюэля Дилэни. *

Но мне кажется он не прав. 

Конечно, позиционирование важно. 

Но все – таки фантастика отличается от нефантастики, и Кафка, на мой взгляд, фантастикой не является. Потому что в фантастике, простите за тавтологию, имеют значение фантастические реалии. 

Нет, фантастика тоже может быть очень психологически насыщенной. Также надо сказать, что  действия и события  в фантастике совершенно не обязательно превалируют над психологией. Фантастика вовсе не  означает непременно, что Грегор Самса, превратившись в жука, научился бегать по жучиному, убил своих коварных родичей и нашел радость и смысл в своей новой жизни 

( хотя такое развитие сюжета вполне возможно). 

Однако при том же самом развитии сюжета, что и у Кафки, и при примерно том же  психологическом наполнении, герой как минимум попытался бы научится как следует передвигаться в своем новом облике, и на этом фокусировалось бы внимание. Нам было бы интересно, что из себя представляет эта жучиная походка и жучиный бег, и как к ним приспосабливается человек ( ну, или не приспосабливается, это было бы больше в духе Кафки). Нам было бы интересно, что это за жук, как к его мышлению апробируется мышление человека. И все это вполне могло бы быть завязано на психологию, и на тот же конфликт, что и у Кафки, но в настоящем фантастическом антураже этот конфликт был бы подсвечен как – то по другому.  

Но это, разумеется, какая -  то другая история, которая не написана, и которая не существует. У Кафки этого нет.

Можно, конечно, сказать, что у Кафки Грегор - жук тоже бегает по стене, на этом не концентрируется внимание, ни автора, ни читателя не интересуют ни технология, ни детали происходящего. 

Потому что «Превращение» Кафки – это не фантастика. Это то, что в России в «широких узких кругах» называют «боллитрой», а вообще в литературоведении – модернизмом. Из которого уже отпочковался постмодернизм, а из него уже, кажется, постпостмодернизм. Но это уже совсем другая история. 

Короче говоря, можно сказать так – главное в любой хорошей книге  - это человеческие чувства и человеческая психология. Но форма, в которую облекается  эта психология и эти чувства, – тоже важна.  Иногда такая форма бывает фантастична, иногда – нет.  И то, и другое - хорошо. 

*Смотри «Фантакрим Мега» №2 за 1992 год, интервью с Самюэлем Дилэни.