Вольный стих

Так, наверно, первая кистепёрая,

на враждебный берег вползая ранено,

фильтровала воздух густой и муторный,

каждой жаберной складкой моля о водности,

угасая в душном недоумении:

мол, с рожна какого из тихой заводи

понесло туда, где ещё не обжито?

Так, наверно, парная чья-то горлица,

от твердынь ладоней толкнувшись лапками,

обрывалась камнем, увидев страшное:

полотно воды и седую облачность,

и окрест ни дерева.

Безвозвратности

я пою.

Осанну, боюсь, не вытяну,

но в мой век у пафоса нет поклонников.

Я плыву к чужому доселе берегу,

принимая то, что среда губительна.

Я лечу над морем, не знавшим жалости,

без надежды видеть приметы милости.

Я пишу о том, что болит и мается,

что взрывает рамки потоком воздуха,

что толкает к шагу с твердынь —  в безбрежное.

Я пою неистовству безвозвратности.