"Маша и радуга" (новый вариант)

... радугу в ладошках уместила

и понесла, стараясь не пролить.

по травяному влажному настилу

чтобы заклятьем счастие добыть

и под громадною старинной сливой вещей

закончившей давно плодоносить,

из-под кривых ветвей - небесных трещин -

подкинуть и на волю отпустить,

словно большую божию коровку.

И даже с той же песенкою ловкой

"Лети на небо, деточек кормить!..."

Идёт по тропке, вечер по пятам,

лодыжки голые крапива жалит,

и дерево не здесь, а где-то там,

в вечернем сумраке, в тумане пропадает.

Вдруг зябко сделалось, и ветер стал шалить,

и мошкара впилась в девичьи плечи,

А за спиной, как будто чьи-то речи:

"Какая разница, где радугу пролить?!"

"Молчи, воровка!" - Маша отвечает

и радугу в горсти сильней сжимает.

А между тем, торопится, бежит!

Горят лодыжки, плечи леденеют,

а в голове большой набат гудит

от страха, что наверно не успеет

в том самом - в нужном месте отпустить.

Ведь за спиною злобная старуха

вот-вот настигнет, чёрная карга, -

не унимается, клевещет в оба уха:

"Брось радугу, коль жизнь дорога!"

"Молчи, воровка!" - Маша в крике бьётся

и пуще прежнего по темноте несётся.

Но не спастись — настигнет! Уморит!

Елейным ядом умереть уговорит

и под осиной вечно спать оставит!

Но вдруг, о чудо, на тропинке волк стоит

и на старуху белой пастью скалит.

И Маша над спиною шерстяной,

как над расчёсанною ветрами травой,

как над заросшею дубовыми лесами

страною с лешими и колдунами,

летит по воле лишь судьбы одной,

как лебедь над озёрною водой,

Но перед тем, как оземь приземлиться

и превратиться в юную девицу,

как лук тугой, лебяжью шею гнёт

и видит, что старуха волка бьёт.

что пасть ему к тропинке прижимает

и шею посохом своим ломает,

ещё чуть-чуть и голову свернёт.

"Уйди, воровка!" - Маша в крик кричит

и на обидчицу с какой-то палкой мчит

и яростно в обидчицу швыряет,

а радугу на землю проливает.

Вдруг смотрит, на тропинке волк лежит,

и над его спиною шерсть дрожит,

и ворон где-то под небом кружится

в надежде скорым часом поживиться,

и стон - не вой из пасти раздаётся,

и с каждым вздохом жизнь наружу льётся.

"Не спи, родной, твой час не наступил!

Лизни росу, пожуй травы целебной.

А я с тобой, насколько хватит сил,

сколько отмерено для нашей дружбы нежной"

С ним Маша речи страстные ведёт

и сарафана рукава на тряпки рвёт,

и самодельными бинтами раны прикрывает,

и волчью голову слезами омывает.

"Не плачь, подруга," - волк ей говорит, -

"С бедой не сладишь жалобой слезливой!

Там, за туманом, дерево стоит

и плодоносит раз в столетье сливой...

И коль девица молодая,

от верной смерти убегая,

в тот день пожертвует судьбой

во имя дружбы вековой,

то волк красавцем обратится

и предложит ей пожениться!"

И в тот же миг рассвет сияет,

и слива на небе горит,

нед нею радуга дрожит

и молодых благословляет!