О стойкости пехоты

На этот раз будет хоть и про военную историю, но не столь познавательное. Скорее немного общих рассуждений, чисто для разнообразия. Так вот, о способности людей переживать ближний (с использованием не-огнестрельного и не-метательного оружия) бой. И да, в этот раз я нагло вылезу из своей уютненькой допороховой эпохи и сунусь в гущу пушечных ядер и ружейных пуль нового времени.

Для затравки интересный и в своё время нехило удививший меня факт: подавляющее большинство штыковых атак пехоты в войнах нового времени не приводило к завязыванию ближнего боя! По крайней мере, об этом хором говорят в своих воспоминаниях многие офицеры 17-19 веков.

Как так? А вот так — подразделения, подвергшиеся штыковой атаке, как правило бежали. Заблаговременно, когда до врага оставалось ещё несколько десятков метров и становилось ясно, что ружейный огонь его не остановит. Опять же, важный момент — речь тут идёт не о спланированном отступлении из-под штыкового удара, а именно о выходе основной массы солдат из повиновения и беспорядочном бегстве! Обратные ситуации, конечно, встречались, но редко. Целью штыков чаще становились брошенные на поле боя раненные — или спины бегущих в тех случаях, когда их всё же удавалось догнать. 

Из всего этого следует очень интересный вывод: пехота армий нового времени по своим морально-психологическим качествам часто была неспособна к ведению ближнего боя! Причём даже не со специализированной на этом виде боя ударной кавалерией, а с такой же пехотой! Снова ужос, шок и удивлённое «да как так то?!!» Веками, с мрачных глубин античности до эпохи Возрождения, все с удовольствием резались в этом самом ближнем бою, иной раз демонстрируя немалую стойкость. Древнегреческие фаланги и римские легионы сходились щит-в-щит, стремясь если не заколоть, так повалить противника. Бойцы испанских терций на четвереньках ползли под пиками, чтобы пырнуть врага мечом чуть ниже кирасы. И вот те нате, их ну не совсем прямые потомки бегут, роняя тапки, от одного вида штыка.

Ладно… Теперь попробую, в меру своей фантазии, сказать, а как, собственно, так то. Ещё! Тем, кто захочет сказать, что ниже сплошной бред и я всё это выдумал — да, я всё это выдумал, можно не трудиться сообщать об этом в комментариях. И сразу закрыть эту статью. Тем же, кто всё-таки не закрыл — две версии (причём, скорее всего, отчасти работают обе). Итак:

1. Различная чувствительность к потерям. 

Вот хоть там что, у каждой армии она есть. Для разных людей (да что там, у одних и тех же в разных ситуациях) она разная, но общая идея такая: если в бою гибнет какой-то процент состава подразделения, выжившие проникаются, что их здесь не ждёт ничего, кроме смерти. Короче, плюют на всё это командование с его дурацкими приказами и бегут. В зависимости от мотивации, одним хватает и гибели каждого десятого, других нужно истребить наполовину. Однако, рано или поздно ломаются все. 

Но! Тот самый критический уровень потерь для разных видов боя — разный! С чего я это взял? С относительно, ещё, свежих воспоминаний участников мировых войн. Все, у кого вообще был такой опыт, говорят: самое страшное (помним, храбрость — это когда о том, что ты боишься, знаешь только ты!) на войне — это рукопашный бой. Ни перестрелка, ни самый мощный и губительный артиллерийский огонь не пугали их сильнее. 

В битвах нового времени штыковой атаке, как правило, предшествовал взаимный обстрел из пушек и ружей. Можно предположить, что нанесённых ядрами и пулями потерь не хватало, чтобы вызвать панику ещё во время перестрелки.

2. Мотивация личного состава.

И тут… Во времена более старые воинское сословие — всегда элита своего общества. Быть гражданином античного полиса прежде всего означало готовность за него сражаться. Не хочешь? Ну, как говорится, если ты плюнешь на полис — полис утрётся, но если полис плюнет на тебя… Короче, социальный статус может упасть очень резко и больно. Легионер в Римской империи — по меркам плебса весьма состоятельный и уважаемый человек. Про то, насколько средневековый рыцарь круче простого ремесленника или землепашца вообще молчу. Короче, основу армий составляли добровольно служащие воины, занимающие привилегированное положение и совсем не желающие его лишиться. 

Вся эта ситуация продолжалась, опять же, столетиями. А тут бабах! Переворот в методах производства, государственном устройстве и военной логистике! Массовые армии! И наш гордый воитель превращается в биомеханическую подставку для ружья. Или просто корм для пороха. Добровольцы быстро заканчиваются, зато появляются сначала сомнительные методы полуобманной-полунасильственной вербовки, а потом и вовсе воинская повинность. Но пропагандистской машины,, позволяющей внушить бойцам лютую ненависть к кому понадобится, ещё не создали. Так что армия на выходе превращается в массу людей, вообще слабо понимающих, что они здесь делают и нафиг им умирать неизвестно где за чужие интересы. Фактически, боевых рабов, а не воинов. 

Методы работы с личным составом используются соответствующие — непрерывная муштра, ставящая целью наглухо отучить думать и приучить к слепому повиновению, плюс лютые наказания, призванные заставить солдат бояться своих командиров сильнее, чем противника. Этими методами ещё более-менее удавалось заставить их выполнять заученное «заряжай-наводи-огонь» даже под пулями и ядрами. Но это всё, предел возможностей. Более мотивированные (уж не важно какими методами — обещаниями добычи, славы, или старой-доброй ненавистью к врагу) бойцы противника, морально готовые вступить в ближний бой, вызывали у таких горе-вояк ужас, побороть который уже не могли никакие угрозы своих офицеров. 

Собственно, с боевыми рабами так было всегда. Но если в глубокой древности, когда господствовал ближний бой, они неизменно терпели унизительные поражения, то в ружейной перестрелке линейной пехоты они оказались способны если и не победить — так хоть нанести тяжёлые потери даже качественно превосходящему противнику.

И напоследок: Чем радикально отличаются егеря от солдат линейной пехоты? Умом и сообразительностью? Умением метко стрелять? Навыками быстробеганья или тихоползанья? Ага… Способностью не дезертировать, оказавшись в одиночку в лесу!