Без названия

Я никогда не лез в первые ряды. Не подставлял грудь под медали. Всегда и везде, будучи в той самой молчаливой массе неприметных тягловых лошадок, которых в общем строю не разглядывают.  Тех, что волокут чемпионов на сутулых плечах. Судьба всегда скупо одаривала меня чем-то хорошим, щедро отсыпая неприятностей. Неприятностей, которые обывателю пережить не удастся. В любом понимании этого слова.   

Писать я особо не умею. Мое воображение – воображение черепахи жующей капустный лист.  Изобретать драконов, некромантов, волшебников пускающих файерболы из задницы – я не умею. Трудные имена, вроде Сc'ык Иллириер, Мажвалхуад Пидестрон, Ваал Мудвенс и прочие неправославные погремухи героев фантастики, кажутся мне белым шумом, вроде того, под который я засыпаю каждый вечер.  

Я живу в реальности. В той реальности, в которой жизнь треплет тебя за холку, а потом отвешивает громадного леща. Когда ты падаешь, любишь, страдаешь, теряешь, доходишь до края, заглянув за него, ты видишь бездну, которая смотрит на тебя. Все это жизнь.

Сейчас у меня сложный период, который длится уже год. Я теряю любимого человека. В самых обычных обстоятельствах. Никто не болеет, но я наблюдаю умирающего. Люди вокруг ходят, занимаются обычными делами, улыбаются, ссорятся, но я едва это вижу. Приходя домой каждый день, я понимаю, что мне много легче было на войне. К ней хотя бы можно было привыкнуть. С ней у меня были взаимные договоренности, она не строила планы на меня, а я не строил планы на будущее. К счастью, у нас не сложилось.

 Я всегда понимал людей. Всегда и как казалось мне абсолютно. Потому что видел неожиданных героев и обосравшихся в прямом и натуральном смысле брутальных самцов. Все было просто – черное, белое. Нехитрое деление. Абсолютное в своей четкости. Война мгновенно сортирует зерна от плевел, не оставляя глупых сомнений.

Прошедший год перевернул мое отношение к людям. Я понял, что перестал определять мразей на глаз. Перестал четко делить на черное и белое. Может быть, постарел, размяк, поглупел. И понял, что человек может опуститься ниже дна, даже тут, казалось бы, в обычной жизни. Жизни каждого из нас. Это осознание – мой горький опыт, с которым придется жить.   

Я прихожу, и каждый день наблюдаю умирающего. Бешусь, в бессильном желании помочь. И ничего не могу сделать. 

Такие дела,

М.А.