Ты попал #2

В общем да, я таки решил писать продолжение про похождения Максима Геннадьевича. Не уверен, что это дорастёт до романа, и что это можно будет назвать романом. Пока ориентируюсь на цикл рассказов. Ну и, естественно, стёб и петросянство в том или ином количестве тоже должны остаться. )

***

День действительно оказался долгим. И следующий, и после него. К концу первой недели Максим Геннадьевич уже потерял счёт времени. Казалось, что он вкалывает на этой каторге уже вечность. Сказать, что он был вымотан - ничего не сказать. Руки, ноги, и спина ныли постоянно. А ему ведь ещё досталось более-менее тренированное тело - парнишка работал тут наравне со взрослыми явно не первый год, и был довольно жилистым. Но подросток есть подросток, а работать здесь приходилось почти что на грани возможностей, да к тому же на скудном пайке. "Красные кхмеры" вряд ли слышали про защиту детей, да и права человека в целом.

Как и сказал тогда отец, работать пришлось ещё больше. Максим Геннадьевич не знал, как именно должны пахать негры, но им явно приходилось легче. Потому что тут селяне начинали работать где-то то за час до рассвета, а заканчивали часа через полтора после заката, уже при свете факелов, воткнутых в болотистую жижу рисовых делянок. Радовало одно - ступни тоже были привычны к постоянной работе в воде, их покрывал толстый слой желтовато-белёсой загрубевшей кожи.

Тяжелее всего было первые дней пять. Непыльная, в общем-то, работа ночным охранником отучила Максима Геннадьевича от тяжёлого физического труда. К концу первого дня он устал настолько, что когда они вернулись домой, молча залез на свой топчан, даже не раздевшись, и моментально уснул. Забыл даже про ужин - всё тот же комочек риса. На обед, который они брали с собой, к нему добавлялись какие-то местные зелёные стебельки и корешки, иногда - ещё какие-то овощи или жареная саранча и какие-то жирные жуки. Поначалу Максим Геннадьевич ещё брезговал, незаметно для отца выкидывая эту гадость в сторону. Но потом всё же переборол себя, потому что есть хотелось постоянно. Чувство голода стало таким же верным спутником, как и ноющие мышцы. Голод мог становиться сильнее, или немного ослабевать после небогатой трапезы, но полностью не исчезал никогда. Максим Геннадьевич уже стал забывать как это - быть полностью сытым. Насекомые оказались на вкус гораздо лучше, чем на вид, чем-то напоминая жареные грибы, только с хрустящей корочкой.

Похоже, что ему ещё относительно повезло - семья Ап Чхуя была из довольно зажиточных крестьян. Ну, по крайней мере, по местным меркам. Так что у них хотя бы был кое-какой сельскохозяйственный инвентарь. Те же серпы, например. Многие односельчане, работавшие рядом, рвали пожелтевшие рисовые стебельки прямо руками, замотав ладони полосками ткани.

Когда Максим Геннадьевич более-менее вошёл в монотонный ритм работы, стало немного легче. Он просто выполнял алгоритм действий, как робот - срезать охапку стеблей, положить их в мешок, повторить. Когда мешок, болтавшийся на боку, заполнялся, он высыпал его содержимое в бадью с ручками, что-то наподобие носилок, стоявшую, или, точнее сказать, полуплавающую неподалёку. После чего проделывал всё по новой. И так весь день.

Но появилась новая проблема. Когда действия стали выполняться почти на автомате, и большая часть сознания освободилась от работы, Максиму Геннадьевичу стало тоскливо и скучно. Тупость и монотонность работы давили даже сильнее, чем сама работа. Сначала он пытался вникнуть в обстановку, слушал и наблюдал. Но ничего особенного не происходило. Односельчане говорили между собой мало, лишь изредка перекидываясь скупыми фразами про работу, урожай, или последние новости, которых было не так уж много. Иногда кто-то затягивал песню с незамысловатым текстом, что-нибудь про крестьянский быт или из местной мифологии, которую потихоньку подхватывал нестройный хор голосов вокруг.

На дороге по краю поля, растянувшись цепью, угрюмо стояли "красные кхмеры" с автоматами и карабинами - в основном мальчишки немного старше самого Ап Чхуя. Тут они были чем-то средним между милицией, надзирателями, исполнительной властью, и охранниками. Да, отец говорил, что изредка бывали случаи нападений со стороны партизан, остатков прежней армии, или вьетнамских диверсантов, перешедших границу. Насколько понял Максим Геннадьевич, никто из них, в принципе, не имел лично ничего против крестьян, но поскольку последние были кормовой базой правящего режима, то могли пойти в расход заодно с боевиками. Как говорится, ничего личного, только бизнес.

В общем, Максим Геннадьевич начал понимать, что потихоньку тупеет. Даже с отцом они разговаривали в основном только во время приёма пищи, да и то не так уж много. Отец, конечно, был всяко сильнее и выносливее Ап Чхуя, но работа по 15-16 часов в сутки не прибавляла бодрости и ему. В этом, если подумать, можно было найти и плюсы - чем меньше разговоров, тем меньше шансов выдать себя. Но вот будущее его совсем не радовало.

Где-то на краю сознания тревожно мелькала мысль, что надо бы что-то делать и как-то выбираться отсюда. Но что и как, Максим Геннадьевич решительно не представлял. Крестьянская рутина уже понемногу начинала его засасывать, подавляя волю и желание действовать. Да и вариантов просочиться мимо этих малолетних сатрапов, бдящих и днём, и ночью, тоже что-то не наблюдалось.

***

Он увидел её где-то к концу второй недели. Точнее сказать было трудно. Надо было, конечно, сразу начать ставить где-нибудь зарубки, но сначала Максим Геннадьевич, как дитя своего относительно просвещённого века, просто об этом не подумал, а потом уже стало как-то всё равно. День прожил - и слава богу.

Скорее всего, он увидел бы её и раньше, но шли на работу они в сумерках, а возвращались обычно вообще в темноте. Поэтому всё произошло по чистой случайности. После нехитрого обеда Максим Геннадьевич, под пристальными взглядами боевиков, пошёл за дорогу, в неширокую полоску джунглей, сразу за которой начинался довольно крутой склон возвышенности с полями. И вдруг боковым зрением он отметил нечто, выделяющееся на фоне травы и земли. Он чуть замедлил шаг - останавливаться на виду у боевиков было бы неосмотрительно, и на ходу пригляделся. Из-под поросшей травой кочки выглядывало что-то округлое и коричневое, очень похожее на бакелит. В сердце Максима Геннадьевича затаилась робкая надежда. Он сделал вид, что споткнулся, и чиркнул пяткой по мягкой влажной земле, оставляя заметную борозду.

Ещё через несколько дней их бригада наконец перекрыла показатели плана, и они стали работать чуть меньше, возвращаясь с поля уже не в темноте, а на закате. Максим Геннадьевич плёлся рядом с отцом где-то в середине колонны односельчан, идущей в деревню. Он незаметно огляделся - по бокам колонны, как и всегда, шли молчаливые "красные кхмеры". Поравнявшись с отцом, он приблизил к нему голову, и тихо сказал:

- Отец, мне очень стыдно, но я мучаюсь животом ещё с обеда. Очень нужно отойти в лес. Боюсь, что до дома не дотерплю.

Отец посмотрел на Максима Геннадьевича, который, напрягая всё своё актёрское мастерство, держался за живот и изображал на лице страдание, вздохнул, и, подойдя к ближайшему боевику, что-то негромко ему сказал. Парень в полевой униформе и с СКС в руках недовольно скосился на Максима Геннадьевича, потом посмотрел на отца, и нехотя кивнул.

- Ладно, только быстро! Если он придёт после возвращения колонны, на блок-посту будут стрелять на поражение, как во вражеского лазутчика.

- Спасибо, товарищ, - так же негромко ответил отец, и кивнул сыну - давай, мол, ты всё слышал. Максим Геннадьевич тут же затрусил в лес, и решив, что с дороги его уже не видно, побежал рысью обратно к месту находки. Вроде бы поравнявшись с тем местом, где они выходили с поля, он осторожно выглянул из кустов на дорогу. Колонна скрылась из вида. Отлично!

Он выбежал к обочине, и начал искать свою отметку. Солнце уже почти село, так что приходилось наклоняться к самой земле, чтобы что-то разглядеть. Наконец, через несколько минут поисков, он обнаружил характерную борозду, а рядом обнаружился и кусочек бакелита, всё так же выглядывающий из-под кочки.

Максим Геннадьевич начал аккуратно и неспеша обкапывать руками этот кусочек. Да, так и есть, это колпачок. Неужели... Сердце запрыгало в груди, но он всё ещё боялся, что надежда не оправдается. Он продолжил копать, ещё медленней и осторожней, предвкушая находку. Ещё через пару минут он понял, что не ошибся. Перед ним действительно лежала ПМН - советская противопехотная мина нажимного действия.

Сначала Максим Геннадьевич хотел просто забросать её землёй, но подумав, осторожно приподнял, положил за кочку, и ещё более осторожно набросал сверху травы и листьев. Оставшуюся ямку он педантично закопал, придав кочке первоначальный вид. Сорвав какой-то ближайший стебелёк, он воткнул его в кочку и надломил. Вот теперь всё, можно бежать в деревню.

***

Ещё несколько дней Максиму Геннадьевичу потребовалось на то, чтобы окончательно решиться. Всё это время можно было, конечно, просто спровоцировать кхмероов на конфликт - получить он них пулю тут было немудрено, судя по тому, что он слышал. Но подобный случай мог аукнуться и родителям парнишки, причём с непредсказуемым исходом. Не то чтобы он сильно к ним привязался, просто их было по-человечески жаль. Они и так уже фактически потеряли настоящего сына.

К тому же, ствол пистолета, направленный в лицо и расцветающий яркой вспышкой, до сих пор стоял перед глазами и вызывал содрогания. Нет, лучше уж так - раз, и в дамки. Да и несчастный случай должен исключить какие-то вопросы к семье.

Наконец, Максим Геннадьевич решился. Он рассудил, что перспектив тут явно нет, и терять, по большому счёту, ему нечего. Кроме своих цепей, конечно. Если повезёт, то он всё-таки перенесётся в СССР. Ну а если нет... Что ж, смерть всё равно лучше этой каторги.

Но как на зло, все следующие дни боевики стояли рядом с миной, что ставило под сомнение успешную реализацию плана. В конце концов Максим Геннадьевич плюнул, и решил действовать нахрапом.

После обеда он сказал отцу, что хочет отойти по нужде, и немного пройдя по дороге, запреметил заветный стебелёк. Рядом уже привычно стоял один из "красных кхмеров", на этот раз - с китайской копией АК. Максим Геннадьевич сделал вид, что увидел что-то на обочине, и поравнявшись с боевиком, сказал тому, сопроводив слова указующим жестом:

- Товарищ, кажется, я вижу вон там мину!

Боевик тут же напрягся и начал оглядываться.

- Где? Не вижу.

- Да вот же, за кочкой, - Максим Геннадьевич махнул рукой.

- Где? Всё равно не вижу!

- Да вот, - нетерпеливо сказал Максим Геннадьевич, жестом подзывая боевика. - Смотри, я покажу.

Тот неспешно пошёл следом. Максим Геннадьевич встал на колени и ткнул пальцем в кочку.

- Вот же!

- Да где? - нетерпеливо прокричал боевик. - Нет там ничего, тебе показалось.

- Не, не показалось! - он аккуратно снял траву и листья, и изобразив идиотскую улыбку, посмотрел на кхмера. - Точно мина.

- Назад! - только и успел прокричать тот, но прежде чем он сообразил в чём дело, Максим Геннадьевич успел изо всех сил жахнуть кулаком по детонатору. Всё исчезло в короткой и яркой вспышке боли, а потом снова наступила темнота.

***

Максим Геннадьевич открыл глаза, и понял, что снова жив. Это вселяло некоторую надежду. Наконец-то он попал куда нужно! Ну, хотелось бы надеяться.

Он поднял голову и огляделся. Перед ним раскинулось темнеющее море со светящейся дорожкой от закатного солнца, над ним - лазорево-фиолетовое небо с редкими перистыми облаками. "Благодать! - подумал Максим Геннадьевич.

Он лежал на каменистом откосе, местами поросшем травой и мелкими кустами. Внизу белела тропинка. Место крайне напоминало Крым, куда Максим Геннадьевич ездил отдыхать вместе с женой в начале 2000-х, несколько лет подряд. "Ну, слава богу! - возликовал он. - Уж теперь-то...".

Но тут его взгляд упал на собственные ноги, а потом стал подниматься выше. Максим Геннадьевич с удивлением понял, что на нём всё те же штаны и рубаха Ап Чхуя. Он тут же придвинул к себе правую ногу и внимательно уставился на ступню. Да, никаких сомнений - мозоли те же самые, он как раз запомнил вон ту трещинку возле большого пальца. Выходит, он перенёсся сюда в старом теле.

- Да что ж такое! - тихо процедил Максим Геннадьевич. - Никакой стабильности.

Он поднялся на ноги и спустился на тропинку. Пока он раздумывал в каком направлении пойти, откуда-то справа ветер донёс до него звуки флейты. Максим Геннадьевич пошёл направо.

Через несколько поворотов тропинки перед ним открылась пологая ложбина, на которой паслись овцы. На большом валуне неподалёку восседал странного вида мужик, который и играл на флейте. Борода, длинные волосы, и нечто вроде длинной футболки, доходившей ему до середины бёдер, натолкнули Максима Геннадьевича га мысль, что перед ним какой-то неформал. Хиппи, или как их там? Это что же, он где-то возле Казантипа? Не, там таких гор нет. Может быть, Коктебель? Он ещё раз оглянулся. Ну, в принципе, похоже.

Тем временем мужик увидел Максима Геннадьевича, опустил флейту, и сказал приятным баритоном:

- Привет тебе, путник! Я вижу, что ты не из наших краёв. Уж очень на тебе диковинная одежда. Да и лиц таких я ещё не видал. Откуда ты, чужеземец? - мужик с интересом уставился на Максима Геннадьевича.

- Ммм... да, ты прав, уважаемый, - неуверенно ответил Максим Геннадьевич. - Я не из этих мест. Я прибыл издалека. Очень издалека. Наверное, ты и не слышал про эти края.

- Что ж, - согласился мужик, - скорее всего так. - Но как ты здесь очутился? Последний корабль, который к нам заходил, ушёл дней десять назад.

Максим Геннадьевич на секунду задумался. Нужно было срочно лепить легенду на ходу.

- Ну... - замялся он, - я попал в шторм. Наш корабль был довольно легкий, и его накрыло волной и перевернуло. Похоже, что в живых остался я один.

- Это грустно, чужеземец, - задумчиво проговорил бородач. - Но последний большой шторм был три дня назад. Неужели ты...

- Да, всё это время я болтался в море! - перебил его Максим Геннадьевич, решив не поддаваться на провакации. - Мне помог круг, который я успел сорвать с фальшборта.

- Круг? - удивлённо поднял бровь мужик. - Что за круг? Это какой-то магический артефакт?

- Да какой артефакт, обычный спасательный... - Максим Геннадьевич остановился на середине фразы. До него вдруг дошло, что он снова говорит не незнакомом ему языке, хоть и понимает собеседника. "Так! - раздражённо подумал он. - Да где ж я опять оказался?". Но тут он вспомнил про хиппаря.

- Спасательный круг, да, - продолжил Максима Геннадьевич. - Ты что, не видел такие?

- Пожалуй, что ни разу, - всё с тем же недоумением ответил мужик.

- Совсем вы тут одичали со своими рэйвами, - вздохнул Максим Геннадьевич. - Обколются своей марихуаной, и давай друг дружку..., - добавил он уже про себя. - Ты хоть на корабле-то плавал когда-нибудь?

- Вообще-то, - оскорбился собеседник, - среди своего народа я слыву не последним мореходом! Впрочем, - чуть смягчившись, добавил он, - мне неизвестны все заморские чудеса, а раз ты издалека...

- Ладно, замяли, - согласился Максим Геннадьевич. - А до посёлка какого-нибудь отсюда далеко? Мне бы в милицию, а то документы-то утонули. Вместе с деньгами, да.

- Про последнее не понял, но мой дом неподалёку. Раз ты остался ни с чем, то законы гостеприимства требуют накормить тебя и дать кров. Пойдём со мной, я как раз собирался возвращаться.

- Ну что ж, не откажусь.

Хиппарь ловко соскочил с камня и принялся собирать стадо. Понукая овец в нужном направлении, он вдруг обернулся к Максиму Геннадьевичу.

- Прости мою неучтивость, чужеземец, заморские гости бывают у нас нечасто. Я совсем забыл узнать твоё имя.

- Максим меня зовут, - отчество он на всякий случай решил опустить.

А я - Одиссей, - обыденным голосом сказал бородач. - Царь Итаки. Ну, за знакомство! - и он протянул новому знакомому снятый с плеча бурдюк. 

"Да твою ж мать! - сокрушённо подумал Максим Геннадьевич, на автомате прихлёбывая вино. - Нет, это точно не Советский Союз..."