Соцфан глазами бекаса

"... Мягко шелестят на ветках золотые листья осени. И желтые листья октября. И сухие листья воспоминаний. Солнце с удовольствием заливает небо и землю теплым сиянием. В воздухе, в таком, в прозрачном, настолько, что в нем все предметы кажутся близкими, выпуклыми и четкими, горит закат. Словно прикасаешься к явно различимому краю, где сливается небо с землей, к вон тем дальним деревьям, к тем, дальним, идущим куда-то, людям, к весело шуршащим листьям, что валяются под ногами и взлетают от любого, даже самого легкого ветерка. Вчера было так.

Пылало.

Сегодня подул ветер. Не то, чтобы сильный или мощный, но явно спортивный, движущийся с приличным ускорением, с резкими рывками и уклонами, с ревом приземистого понтовоза с колокольчиками. Ветер, что кидается из стороны в сторону и подвывает, как собака. Он свистит, как щегол на ветке, и раскачивается, раскачивается, раскачивается. Вытягивая шею и запрокидывая голову, раздуваясь. Буквально сдуло с времени все краски, сбросило под ноги.

И вот, стоят деревья и кусты с листвой. И вот, летит с них ливень желтого и золотого. И вот, не видно асфальта, а видна шевелящаяся масса сухого желтого. Всех мыслимых и не мысленных оттенков желтого. На деревьях осталось немного зеленого и черного, а все золото хлынуло через край и стекло, сошло, упало. Навернулось с небес. И после этого цветного дождя, дождь обычный и холодный, медленный и мелкий, накрапывающий. А потом над головой разорвалось и хлынули темные воды. Холодные и косые, разлинованные в бесцветную полоску и серую серость капли. Почерневшее серебро осени, после золота и багрянца, после всего, что было.

Ты не слышишь, как глухо звенит. Как шлепает босыми ногами по улицам и площадям холодный дождь. Как ветер раскачивает воздух. Как свет мутнеет и обретает тень. Как размываются тени предметов. И домов, и деревьев, и людей. Как паузы между всеми этими мелодиями и голосами обретают глухую и полноценную тишину. Ты слушаешь свою жизнь, видишь что-то свое. И обретаешь свое понимание и чувствуешь своим сердцем. Так и должно быть. Пусть так все и остается. Навсегда.

В карминовых пылающих лесах...

Когда,

сумерки стекают в подставленные ладони, сочатся из темных закоулков, плавают, как утки в медленно гаснущем дне. Серые шейки созревшей серости. Пусть это будет мгновение, в котором изменится мир, перельётся из синевы в зиму, в почти белое безмолвие, которое пока еще желтеет и наливается, пока еще — оранжевое и красное. Каждое мгновение пусть звучит и цветет немного иначе. Не намного, на чуть — чуть. Лысые, удлиненные пусть блестят. Я не могу удержать вчерашнее. Тяжелые, весовые головы и рассеянные лысины в исчезающих бликах и лучах, что плывут над миром. И багровеют.

Абсолютно ясное и чистое небо над головой и легкие облака — будут. Все будет. Чистые нежные краски — терракотовый, персиковый, фламинговый, цвета спелого и зеленоватого абрикоса с фактурой кирпича и тяжестью невесомого — будут. В тот день, который похож на наливное яблоко. Краснобокое и червивое. Как обычно...«

Нет.

Нафиг такое.

И не ломало же описывать ощущения, да еще так подробно.

Поэзия точнее. Четче.

Хотя, тоже, пофиг.

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:

А. С. Пушкин

Птицы, даже самые помоечные, даже самые наглые и прожорливые, даже самые неказистые и обычные,увы, совсем ничего не пели. И не летали. И куда-то исчезла большая городская свалка мусора. И птицы, что кружились над ней, пропали. Как не было ничего. И разобранный картон исчез. И мешок с пластиковыми бутылками улетучился. И эта странная, ржавая хрень, размером с батарею центрального отопления, тоже, сгинула без следа. Все, чем жил последнее время. Где кормился и обжился. Исчезло все. Остался только е*учий красный лес и е*буче зеленое солнце. И жаркая тишина.

После первой сотни шагов, сделанных в никуда, по-принципу, куда глаза — туда и тело, идти стало как-то легче. Открылось второе дыхание. Раздышалась душа. Еще через десяток метров, дыхание перехватило намертво. Зубы, внезапно выросшие в прямой кишке, прострелило острой стоматологической болью и так, что ноги не сдюжили, задрожали. Крупная рысь, на которую настроился помойный «грибник», сама по себе превратилась в подрагивающую иноходь. А затем темп ходьбы упал до неспешного, прогулочного шага подстреленного на водопое бекаса. Сесть и передохнуть оказалось негде. Степь — она такая плоская, как натянутая по самые гланды шутка, как вездесущая пыль под большим вопросом.

— Как знал, что этот долбанный доширак еще аукнется. Говорил же, перца дохрена, не клади второй пакетик, остро будет. «Витамины, белки, животный жирок», — передразнил неведомо кого вынужденный степной мустанг с застарелым не леченым геморроем, — вот и довыеживался, засранец. Говорил же...

Многие уверены, что такое несерьезное заболевание приходит исключительно к женщинам и после естественных для женщины естественных родов. Ребенок, выползая на свет божий, что-то там, как говорят, пережимает в организме, а вены в прямой кишке такого страсть как не любят, вот и... Но, к счастью или, наоборот, к несчастью, геморрой может случится и у абсолютно никогда не рожавших мужчин, спонтанно. 

Это заболевание как-то не любит ни плоского юмора, ни туповатых острот. Оно легко приучает любого человека к нечеловеческому терпению и упорной задумчивости. Поэтому, мужик, понятным образом, остановился, вдохнул и выдохнул, задумался и испортил соловьиной трелью тугой и малоподвижный воздух в круг вокруг себя, потом еще раз вздохнул, сжал зубы и сделал первый шаг. А потом, еще один шаг сделал. И дело пошло.

Кто-то любит просторы и красивые виды, кто-то их не любит, но все любят определенный комфорт и разнообразные удобства в шаговой доступности. В чистом поле никаких тебе удобств и самый минимум элементарного комфорта. Поэтому, нужно идти, в любом случае нужно куда-то идти и на что-то надеяться. Ну, нужно.

Желания, даже такие ничтожные, как желание добраться до ближайшей мусорки, договориться там с ответственными за ее состояние лицами и передохнуть где-то недалеко от нее, в укромном уголочке, являются хорошим стимулом. Тем более, если они сочетаются с естественными человеческими потребностями, вроде необходимости поесть, попить и немного вздремнуть в тенечке.

Высоко в зеленоватом небе парил гордый орел. Беспилотный. Ударный. С грубо намалеванными перьями, зеленый.