Виктория

Довелось мне в свое время услышать трагическую и поучительную историю. Нет, не о мальчике Бобби, который любил деньги. «Героиней» истории была девица, в семнадцать лет вышедшая замуж «по залету» за наркомана. Ребенок родился больным, муж умер от передоза, молодая мамаша, дабы заработать на кусок себе и ребенку, стала проституткой. Но ненадолго – вскорости ее зарезал один из клиентов. Ребенок, естественно, оказался в детдоме.

История как история. Про «святые 90-е» рассказывали и не такое, и частенько рассказанное оказывалось правдой. Интересно другое. Несмотря на то, что историю поведал совершенно левый человек, который услышал ее от племянника кума тещи брата, некоторые персоналии и обстоятельства, упомянутые в ней, показались мне знакомыми. Я стала задавать вопросы, по-модному говоря – «прокачивать на косвенных», и…

Среди моих подписчиков тугодумов не водится. Уверена, вы уже поняли. Семнадцатилетней девчонкой, по залету вышедшей за наркомана, родившей больного малыша, овдовевшей, ставшей проституткой и по итогу убитой клиентом оказалась… я.

 К чему я это все? Да вот попалась мне на просторах интернетов статья о королеве Виктории, конкретно – о периоде ее вдовства и о том, как сильно располнела после смерти мужа еще недавно стройная женщина. И один из комментариев к статье показался мне настолько интересным именно своей стандартностью, что у меня возникло желание пройтись по нему мелким бреднем, частым гребнем.

Итак, собственно комментарий: «…у нее еще конюх мистер Браун был, для здоровья. А полной она всегда была, еще до замужества. Наш наследник цесаревич Александр Николаевич писал о ней, о юной девушке: "лицом дурна, талия нехороша, но мило разговаривает". Он ей увлекся, она его очаровала, несмотря на такую оценку ее внешности, но отец Николай Первый, узнав это, срочно велел выезжать домой из Лондона. Тот подчинился, оставил молодую королеву. С тех пор Викки ненавидела и Россию, и русских, вредила как могла. А цесаревич, ставший Александром Вторым, кроме как "старая дура!", ее уже не называл.»

Оставим в стороне тот, очевидный для меня, факт, что сплетничать вообще некрасиво, об умершем же, который не может защищаться – вдвойне. Можно долго растекаться на этот счет мыслью по древу, но один из современников Виктории дал определение, ослепительное в своей лаконичности:

«Гиены и трусов, и храбрецов/ Жуют без лишних затей./ Но они не пятнают имен мертвецов:/ Это – дело людей»

Редьярда Киплинга мне не переплюнуть, так что не буду и пытаться. Поговорим о другом.

О том, например, что людей, способных адекватно оценить мотивы собственных поступков, не так уж много. Тех же, кто способен честно признаться в суетности и низменности этих мотивов – еще меньше. Каковы были мотивы ненависти Виктории к России и русским – я судить не берусь. Смею думать, однако, что мотивы эти несколько отличались от девичьей обиды на несостоявшегося жениха. Особенно при той политической обстановке, которая пришлась на годы ее формирования как личности. Будущих королев, внезапно, воспитывают несколько иначе, чем будущих прачек, приучая отделять мух от котлет, личные эмоции – от блага государства. Уязвленное самолюбие может толкнуть человека на поступки из разряда «пойду выбью себе глаз – пусть у моей тещи будет зять кривой». Но правящая монархиня, тем более – крепко ограниченная в своих действиях Парламентом и кабинетом министров, не втянет свою страну в войну только лишь потому, что пятнадцать лет назад наследный принц враждебной державы не стал ее мужем.

Не стоит забывать также и счастливый брак с принцем Альбертом. Даже самые яростные критики королевы Виктории, пространно рассуждающие о Джоне Брауне и Абдуле Кариме, не отрицают, что мужа она любила. И именно его смерть толкнула ее в затяжную депрессию. Счастливая в браке женщина не склонна помнить любовные неудачи юности и строить свою взрослую жизнь, исходя из них – в конце концов, «мало ли в Бразилии Педров!»(с).

Можно вспомнить и о том, что – каким бы удивительным ни казалось это нашим записным патриотам – быть другом России не входило в обязанности королевы Великобритании. Говоря современным языком – не предусматривалось функционалом. 

А что же Александр, так лихо рассуждавший (если рассуждавший) о «старой дуре»? Цесаревичем (т.е. наследником престола) он перестал быть в 1855 году. Ему 37, Виктории – 36. Сомневаюсь, что тогда речь могла идти о «старой». Хотя «дуру» исключать нельзя. В любом случае, большинство историков сходится на том, что флирт (или, если угодно – роман) с Викторией был следствием несогласия родителей на брак с Максимилианой Гессенской. Осознав, однако, что дело бодро катится к тому, что сын может стать принцем-консортом при британской королеве, царственный папенька живо сдал назад, как тот фраер, и Максимилиана стала великой княгиней – впоследствии императрицей – Марией Александровной.
О том, насколько счастливым был этот союз, можно судить по тому, что роман с Екатериной Долгоруковой – вполне открытый, вплоть до того, что жена и любовница жили под одной крышей – начался за четырнадцать лет до смерти Марии Александровны и увенчался законным, пусть и морганатическим, браком.

В общем, думается мне, не Александру судить и оценивать Викторию. Потому, хотя бы, что в России была петровская эпоха, елизаветинская, екатерининская… александровской не было. Не удалось Александру стать символом эпохи и нации. В отличие от. По сей день, даже не задумываясь об этимологии, люди говорят «викторианский особняк», «викторианская мораль», да попросту – «викторианская Англия».

Я не оправдываю Викторию. Не оправдываю потому, что не вижу, в чем ее можно обвинить. Завела любовника (или даже двух) после смерти мужа? Допустим. И что? Не любила Россию и русских? Ну, не любила. Имела полное право безотносительно к несостоявшемуся браку с цесаревичем. Была носителем гена гемофилии, аукнувшегося впоследствии российской монархии? Да, была. Мои гены сделали мою дочь русоволосой. Насколько мне известно, «бабушка Европы» не стояла рядом с Николаем и не держала у его виска заряженный пистолет, когда он сватался к Аликс.

Мне Виктория симпатична как минимум тем, что понимала опасность распространения идеологии (не путать с идеей!) феминизма. И даже пыталась бороться. Не получилось, бывает. Так или иначе, она была женщиной неординарной. А большинство ее современных критиков берут, сдается мне, пример с лисы из басни. Зелен виноград! Ох, зелен!