Здесь тоже есть основы и стандарты (продолжение)

19. Как оставить впечатление оправданности-объяснённости?

          Итак, для создания у потребителя впечатления оптимальной непривычности при описании того, что случается в худ.произведении, частенько приходится прибегать к объяснению-оправданию.

          При всём при том, что объяснение-оправдание — это, как отмечалось, связывание феномена, который избыточно непривычен и потому не вызывает ориентировочно-исследовательскую реакцию, с уже давно и хорошо известными феноменами. То есть это, повторяю, перевод феномена из разряда чего-то незнакомого в разряд чего-то более-менее знакомого, понятного, привычного.

          Причём для худ.произведений важна, ясное дело, не объективная правильность сего перевода, а оставление у потребителя всего лишь ощущения данной правильности, ощущения оправданности появления в худ.произведении чего-то, быть может, на самом деле совершенно непонятного, непривычного, не вписывающегося в изначальные "правила игры".

          Иногда с объяснением-оправданием (которое чаще всего сочиняется, понятно, в соответствии с реальностью и с правилами логики) возникают большие затруднения. То есть иногда тот феномен, который нужен для последовательного, для связного изложения хода событий в худ.произведении, никак не может быть нормально объяснён, оправдан — либо в силу своей большой сложности, либо из-за своей полной нереальности, либо из-за недостаточной теоретической подкованности сочинителя или потребителя худ.произведения.

          Так вот, как уже давно установили исследователи, в деле оставления у людей ощущения объяснённости-оправданности непонятного, необъяснимого поначалу феномена вполне успешно работает приём под названием "Раньше всё обстояло противоположным образом. Но однажды..."

          Например, дикаря, задавшего вопрос: "Почему радуга изогнута?" — обычно вполне устраивает ответ типа следующего:

          "Раньше всё обстояло обратным образом: радуга была прямой как стрела. Но однажды небесный змей Кецалькоатль украл у кудесника Ярпопанги, повелителя заговорённой воды, волшебный веник. Однако веник оказался мокрым, ибо кудесник Ярпопанги только что подметал им океанские волны. Поэтому Кецалькоатль повесил веник сушиться на конец ещё прямой тогда радуги над священным костром Нгоро-Нгоро. От жара священного костра радуга размягчилась и под тяжестью волшебного веника изогнулась".

          В свою очередь, на вопрос современного человека: "Почему Вася Пупкин обладает смертельным ударом руки?" — вполне убедительным является такой ответ: "Раньше всё обстояло противоположным образом, раньше рука у Васи была парализована (раньше Илья Муромец не мог подняться с печи). Но однажды великий тренер Тояма Токанава обучил Васю искусству трансцендентальной медитации "вынь-су-хим" (к Илье Муромцу явились загадочные калики перехожие и чудесным, подходящим лишь для калик перехожих образом вылечили его), и неподвижная до той поры Васина рука не только полностью восстановилась, но ещё и обрела смертельную силу удара (Илья Муромец стал сказочным богатырём)".

          Как можно заметить, убедительность, достоверность объяснения любого поначалу непонятного феномена резко повышается, если объясняющее сообщение включает в себя указание на чудо. То есть на ещё более удивительный, на совершенно уже необъяснимый феномен. (Данным эффектом, чаще всего называемым "чудеса появляются охапками", как известно из истории, частенько с успехом пользовался Публий Корнелий Сципион, победитель Ганнибала Барки.)

          Например, удивление от того, что слабачок Вася Пупкин щелчком пальца вырубил сэнсея Тояму Токанаву, надёжно ликвидируется ссылкой на то, что незадолго до этого щелчка Васю обстрелял вынырнувший из второго волшебного измерения и потому совсем уже невообразимый дракономёт.

(Продолжение следует)