Бремя звёзд (глава из романа) - на конкурс Буйная фантазия 4

Сперва показалось, что меня куда-то затягивает. Однако в следующее мгновение это ощущение  схлынуло, будто взорвавшись и представив на обозрение ошмётки собственного разноцветного нутра. То тут, то там появлялись яркие проблески и вспышки. Было очень похоже на фейерверк, только без звука. Но вдруг происходящее замерло, а затем потихоньку начало складываться во что-то осмысленное и мрачное, почти непроглядное. Я выжидал. Через какое-то время стали различимы смутные образы. Я догадался, что проблема в освещении. Это было какое-то помещение, тесное, тёмное. В нос резко ударил ядрёный запах мужского пота. Капля шлёпнулась мне на затылок. Зрение постепенно привыкало к темноте: наконец я стал различать людей, их было человек шесть. Место, в котором мы находились, было сооружено из досок, верёвок и смолы. Обстановка напоминала трюм древней шхуны. Все сидели или стояли в неудобных позах, демонстрируя впечатляющие торсы. На всякий случай я оглядел себя. Мне тоже досталась выдающаяся комплекция. Мощное тело, сильные руки и ноги. При ощупывании лица обнаружилась богатая растительность. А ещё я был в одной лишь набедренной повязке, как и большинство присутствующих.

Вместе с принятием местной реальности я наконец понял, что нахожусь в эфире. Это было острое, резкое осознание. Совсем не как в предыдущих эфирных погружениях. Может, всё дело в теле? Но с чего такое разнообразие? Я поразмышлял с минуту, тупо разглядывая обстановку и людей, а потом забил, решив, что раз дали такой шикарный инвентарь, глупо не поучаствовать в этой игре. Вопрос был только в правилах. Вот хоть раз дали бы мне мануал «как жить в этом эфирном приключении», так нет же, опять буду плыть по течению… 

Оставалось одно: ждать. Я глянул в щель меж досок. Различить, что происходило снаружи, было невозможно. Там кричали, пели и смеялись какие-то люди, были видны лишь их тени. Похоже, они что-то праздновали. А мы сидели тут и чего-то ждали, и длилось это уже не один час. Может, мы узники какой-то необычной тюрьмы? С местным колоритом, так сказать.

Контакт с телом, в котором я нынче квартировал, с каждой минутой становился всё теснее. От восприятия звуков и зрительных образов я перешёл к телесным и осязательным ощущениям. Вдруг почувствовал, что правая нога сильно затекла и нуждается в разминке. Ну вот и возможность полевых испытаний. Я попробовал привстать и чуть изменить положение ноги. Тело следовало приказаниям чётко и быстро, точно моё собственное. Колено затёкшей ноги ко всему слегка ныло и похрустывало при движении. Мои собратья тоже неспешно разминались. Стоявшие пытались присесть, сидевшие приподнимались, насколько им позволяло пространство. Обильно потевший товарищ по заточению, сидевший надо мной, протянул мне фляжку и кивнул. Во рту и правда пересохло. Я сделал несколько глотков, прежде чем понял, что пью разбавленное вино. С изумлением уставился на фляжку. Ого, а надпись-то на греческом! Первая буква чрезвычайно походила на русскую «Д». Оставалось лишь пожать плечами и вернуть фляжку владельцу, что я и сделал. Тот улыбнулся и тихо проговорил:

— Ну что, Лаэртид, готов выпотрошить тевкрийску твердыню? 

Я ошалело глянул на него. Однако моё тело прекрасно знало роль.

— Конечно, сын Тидея, а то засиделись мы под стенами Илиона! — я почесался, проверяя подконтрольность тела.  Так когда пойдём-то?

— Слышишь, голоса снаружи смолкли. Пора! — и названный сыном Тидея ловко соскользнул со своего насеста и принялся облачаться в извлечённые из тёмной груды доспехи. Я последовал примеру товарища. На ум тут же пришли древнегреческие медные латы, кирасы, панцири, или как их там называли? А ещё длинные копья, короткие прямые мечи, круглые щиты. Крутотень! 

Я с энтузиазмом принялся втискиваться в подвернувшийся костюмчик. Точнее, этим занялось тело сына Лаэрта. Мне был известен только один персонаж с таким отчеством. В размышлениях о нём и произошло переодевание. Правда, результат, мягко говоря, удивил. Начать хотя бы с того, что вместо логичного хитона, тоги или чего-то подобного на мне оказались штаны. Кожаные.

Я замер, пытаясь различить в темноте, во что  оделись остальные. Разглядеть удалось лишь Тидида, на которого падал  лунный свет из щели в стене. Он уже стоял в джинсах и напяливал на себя… футболку. Блин, да что вообще происходит? Я собирался возмутиться, но тут кто-то хлопнул меня  по спине.

— Готов ли ты, муж хитроумный, преисполненный козней различных и мудрых советов? — негромко хохотнул кто-то позади меня. 

Я обернулся и узрел крепкого бородатого мужика, сделавшего шаг в луч лунного света. Благодаря этому манёвру мне удалось разглядеть, что на нём джинсы и кожаная безрукавка на голое тело. А ещё я отчётливо увидел на этом теле обильные татуировки. Что за хрень, ведь не было в Древней Греции никаких татух. И безрукавок кожаных, и футболок, и джинсов. 

— Не забыл хоть как на стратокастере играть? –– насмешливо спросил бородач.

Я стал судорожно вспоминать, что же такое стратокастер, и как он соотносится с прочим древнегреческим антуражем. Или последний мне привиделся? Так, стоп стратокастер — это же электрогитара! Всё. Финиш. Мне нужны ответы. Я открыл было рот, но вместо крика о помощи тело молвило трагическим шепотом:

— Атрид Менелай, доблестный друг! Не лучше ли взять мне лук смертоносный, дабы панику сеять в рядах троянцев злокозненных?

— Одиссей, чувак, да ладно тебе! Я понимаю, продюсер любит, когда мы на гекзаметре общаемся, но старика Гомера тут нет. Не забывай, мы должны сейчас зажечь этот чёртов городишко!

— То есть мы будем петь?

Тут в разговор вмешался сын Тидея.

— Заткнитесь, богоравные, а то сейчас получите оба. Вы не забыли главное: наше появление должно быть неожиданным? Пошли. Кроме тебя, Неоптолем. Ударные останутся здесь.

Я впал в  ступор и молча подхватил свой стратокастер. Уставился на Диомеда, кажется, так звали сына Тидея. Затем осмотрелся: по-прежнему ни черта не видно, но дышали все собравшиеся сосредоточенно и почти в такт. Прямо как гребцы на галерах. Диомед тем временем ловко полез вверх и на несколько секунд растворился в темноте, пыхтя и кряхтя. Наконец послышался громкий щелчок. Сразу после него раздался мерзкий скрежет, и нехилый кусок стены нашего узилища с грохотом отвалился. Придерживая отвисшую челюсть, я последовал за всеми в появившийся проход. Громадный дощатый помост –– вот куда мы вышли. Нужно было кое в чём удостовериться, поэтому я обернулся. Да, мы вылезли из троянского коня. Диомед быстро расставил всех в разные точки помоста и дал отмашку

В тот же миг вокруг сцены повсеместно вспыхнули факелы, а где-то в районе коня взорвалась чудовищно громкая музыка. Безумие продолжалось. Я знал эту мелодию. Back in Black от AC/DC. Тело же знало, как пользоваться стратокастером и даже не лажать. Глаза постепенно привыкали к освещению. К своему изумлению, я увидел вокруг сцены громадную толпу зрителей. Всё это время они ждали, когда наша банда выпрыгнет из коня. Ну и ну. Диомед между тем очень убедительно начал:

Back in black

I hit the sack…

Ровно после этих слов окружающее пространство взорвалось восторженными криками зрителей. Диомед же продолжал очень похоже на  Брайана Джонсона:

I’ve been too long I’m glad to be back

Yes, I’m let loose

From the noose…

Я старательно пытался попасть в ноты, перебирая струны электрогитары. Получалось ничуть не хуже, чем у Диомеда. Толпа моментально впала в экстаз. Мне всё больше и больше нравилось царившее здесь безумие. Ближе к концу песни я почувствовал такую уверенность, что начал бодро расхаживать по сцене, приближаясь то к одному, то к другому участнику группы и играя на публику. Публике нравилось.

Когда стихли последние аккорды Back in Black, Диомед прокричал:

— Привет, Трояяя!!! Как вы тут без нас?!!

В ответ раздался неодобрительный гул.

— Готовы зажечь с нашей ахейской бандой?!!

Раздался одобрительный гул.

— Я вас не слышу!!!

Одобрительный гул нарастал. Но Диомед и не думал останавливаться.

— Так да или нет?!!

Гул оформился во что-то похожее на всеобщее «да!» ещё больших децибелов. Диомед удовлетворенно выкрикнул:

— Тогда продолжиииим!!!

Следующей была Seek and Destroy от Metallica. Как-то это сильно похоже на мой плейлист. Я с радостью продолжил. Мой инструмент с лёгкостью подстроился под звучание Metallica. В сравнении с другими странностями это было на уровне нормы.

В кожаных штанах я адски потел. В реальной жизни это был бы прекрасный повод поистерить. Однако здесь я умел лабать на гитаре, а ради такого можно и потерпеть. Ведь во всё той же реальной жизни это было несбывшейся мечтой. И я ни пальцем, ни струной не шевельнул для её осуществления. А тут на тебе. Короче, я терпел и конкретно ощущал себя гитаристом. Закладывать аккорды и рифы удавалось не хуже, чем прожжённому рокеру. Просто офигенно круто!

Над нами висело тёмно-сапфировое небо с битым хрусталём звёзд и огромным, почти полным, диском жёлтой луны. Средиземноморский воздух окутывал всех подобно молоку, густому и тёплому. Окружающие здания имели немыслимо древний вид и казались огромной декорацией к историческому блокбастеру. Выглядели они очень реалистично. Сцена располагалась посреди довольно просторной площади. Позади, где-то в недрах коня, Неоптолем чётко отбивал на ударных ритм очередной мелодии. На сцене нас было пятеро: четыре гитариста и Диомед. Сейчас настал черёд Скорпов The Zoo. Наш солист ловко подражал голосу теперь уже Клауса Майне. Как только ему это удаётся?

Зрителей между тем становилось всё больше. Они плотно обступили сцену, махали руками, орали, прыгали, словом, вели себя как типичные рок-фанаты. А когда банда заиграла Stairway to heaven, в руках у многих зрителей появились крохотные огоньки, сильно напоминающие современные зажигалки. Я уже ничему не удивлялся. Тем временем двое из команды отложили гитары и принялись показывать фокусы с факелами.

Действо продолжалось ещё пару часов. Чередовались группы: от Oasis до Judas Priest, от «Сплина» до «Алисы». Петь по-русски у Диомеда получалось ничуть не хуже, чем на любом другом языке. Актуальные Kasabian перемежались с пыльными Steppenwolf. Мелькали огни. Неделимое и многоликое существо вокруг меня переливалось смутными образами. Иногда мне казалось, что в фанатском многолюдье мелькал кто-то из реальной жизни. Но ощущение было мерцающе зыбким, словно дежавю или химера ночного кошмара. Я глядел то в ночное небо, то в толпу, находя сходство в этих стихиях. Мне не нужно было контролировать тело, оно по-прежнему знало свою роль. Нужно было лишь плыть в этом ощущении безвременья, заглядывая в бездну. Она затягивала, переливаясь то звёздами, то лицами, как бы намекая на преходящесть всего сущего. Даже звёзд. Не говоря уж о такой пыли, как люди. А ведь я сейчас был кумиром!.. Пусть в чужом теле, пусть в чужом мире или даже в чужом сне. Какая разница?! Сейчас я король! Небожитель!.. И в то же время ничтожество, ведь настоящие звёзды исторгали плазменные протуберанцы за миллиарды километров от меня. Их никогда не достичь. От этого понимания вдруг стало невыносимо. Я чувствовал свою ущербность по сравнению с совершенством этих грандиозных светил. Мне хотелось метать огненные копья в эти сгустки биомассы. Терзать и плавить саму твердь, по которой они ступают. Хотелось быть звездой, бессердечной и прекрасной.

И вдруг меня пронзило какое-то смутное ощущение. Оно касалось именно моего сознания безотносительно тела и обстановки. Словно бы менялось моё состояние. Но что это означало? Я пытался понять, но без толку. Ровно через миг пришло ощущение силы. В этой силе не было ничего особенного. Просто банальная уверенность в том, что мне по плечу изменить пласт окружавших меня сущностей,  нужно лишь метафорически щёлкнуть пальцами, чтобы началось самое интересное. Я на мгновение вернулся в мир арендованного тела с гитарой. Диомед как раз крикнул что-то про новую песню. И про то, что нужно зажечь. Я с трёх нот угадал начало This fire от Franz Ferdinand. Диомед запел:

Eyes, boring a way through me

Paralyse, controlling completely…

А песенка-то подходящая. Я посмотрел на ближайшее здание. Оно тоже казалось подходящим.

Now there is a fire in me

A fire that burns…

И я щёлкнул пальцами. Метафорически. Сын Лаэрта послушно повернулся в указанном направлении и, словно из ружья, пальнул в несчастное здание каким-то дьявольским белым лучом из стратокастера. Здание и несколько находящихся за ним полыхнули не хуже склада с боеприпасами.

This fire is out of control

I’m going to burn this city

Burn this city…

Диомед с каждой итерацией припева ритмично вскидывал руки к небу, и каждый раз откуда-то сверху несчастный город прорезал жуткий синеватый луч. Он плавил камень, испепелял деревья и другие неодушевлённые предметы. По странному стечению обстоятельств ни лучи, ни пожар не затрагивали людей. Менелай не отставал: его залпы были красноватыми и не менее разрушительными.

We’re going to burn it, I’ll burn it,

I, I, I’ll burn it down…

Я тоже не останавливался, стараясь пустить луч с каждым новым аккордом. Эта игра увлекала. Я чувствовал, как становлюсь чем-то гораздо большим, чем просто человек. Большим, чем даже рок-звезда. У меня была невиданная власть. Власть сравнивать с землёй, выжигать и уничтожать. Я чувствовал себя потомком звёзд, внуком богов. Всё было в моих руках. Троя полыхала как пионерский костёр. Люди бесновались вокруг сцены, многие схватили факелы и стали поджигать то, что ещё не горело. Они были словно в амоке,  уничтожая свой собственный город вместе с заезжими разрушителями. Это было похоже на какой-то безумный карнавал. И я был на нём первой гитарой. Я сжёг Трою.