Приют изгоев

Ступив на площадку, Батен понял, что крылья, лежащие на ней, большие, саженей по пять-шесть размахом каждое, не просто лежат на земле, а полотнища их располагаются на странных, сложных конструкциях. По передней части они были натянуты на каркас из гибких суставчатых стволов каких-то растений, сходящихся под углом в середине и укрепленных от краев к центру почти невидимыми канатами к вертикальному штырю. Сам штырь возвышался над крыльями и заканчивался крюком. Под крыльями находился ажурный каркас из тех же суставчатых стволов, скрепленных короткими полосками металла, посредине которого висел большой металлический треугольник, а позади что-то вроде шелкового гамака, точнее ― полугамака, так как для нормального он было короток, едва для верхней части тела; свисавшие сверху в кажущемся беспорядке ремни дополняли конструкцию.

― Эй, Ланис, кажется, к тебе захребетник, ― услышал знакомое словечко, явно относящееся к нему, засмотревшийся Батен. Он поднял глаза и увидел копошащегося у торчащего над крыльями штыря с крюком парня, который тоже смотрел на него. ― Никак ты и есть тот самый чудак с Плато, о котором давеча Волантис трепался?

Батен кивнул. Упоминание Волантиса его несколько озадачило, но уточнять он не стал. Честно сказать, события сегодняшнего утра притупили его любознательность ― ему хватало впечатлений и от уже увиденного и ощущенного. Ему даже не интересно было, как парень вообще догадался, что он не таласар.

Откуда-то из-за дальнего от Батена края полотнища вынырнула взлохмаченная голова, а следом, словно ящерица из-под камня, появился невероятно длинный и тощий таласар. Одет он был снова непривычно.

Просторный, вроде бы сплошной костюм висел на нем как на вешалке. Видимый объем создавался тем, что в поясе костюм был перетянут широченным кожаным ремнем, а на бедрах красовались здоровенные же, в полноги карманы, из которых торчали раструбы кожаных перчаток. Обут он был в высокие до колен сапоги, перехлестнутые крест-накрест тонкими ремнями. Чем-то они напоминали башмаки, виденные Батеном в первый день своего пребывания за Обрывом на Мергусе, но в отличие от тех подошвы этих не были толстыми, просто несколько слоев кожи. Шелковые шнуры на груди костюма были распущены, и в разошедшихся краях видна была тощая грудь, по самую шею заросшая волосами.

Таласар обошел крыло, остановился в нескольких шагах от Батена и оценивающе оглядел его наглыми зелеными глазами. «Что они меня сегодня все разглядывают, словно я не человек, а мешок, ― подумал Батен. ― Не смотрят, а просто взвешивают взглядом. И словечко это ― захребетник». Он вздохнул и произнес:

― Меня Корпиус прислал, вот мои бумаги, ― Батен протянул свою сопроводиловку и добавил: ― А вешу я примерно сто сорок фунтов.

В разглядывающих его зеленых глазах мелькнул огонек любопытства, однако на заявление Батена таласар никак не отреагировал. И на бумаги не взглянул.

Батен опустил руку и стал ждать.

― Вроде бы человек, как человек, ― сказал наконец таласар не понятно к кому обращаясь. ― Не знал бы, так и не подумал бы, что оттуда.

― А ты думал, мы там и впрямь на росомах похожи? ― парировал Батен, вспомнив разговор с Волантисом. — Не хуже вас люди.

― Это как сказать, ― ухмыльнулся таласар. ― Видел я ваших стражников, так они больше на хайр похожи. Только тем и отличаются, что крыльями не машут и из пукалок своих почем зря палят. А так, и верно ― все в шерсти, одни глаза горят.

Батен молча глянул на выглядывающую из распахнутого ворота волосатую грудь.

― Среди вас тоже не все гладкокожие.

 В глазах таласара на мгновение блеснула холодом старая бронза, но он тут же рассмеялся.

― А ведь верно, ― сказал он весело, и его рука, дернувшаяся было к свисающему почти до колена здоровенному тесаку, просто поправила ножны на поясе. Таласар поскреб себя по груди. ― Не зря говорят, что в моем роду без хайры не обошлось. Ох, грешница была моя бабка, пусть пепел ее прорастет золотой лозой. Только вот беда, не растет у нас, таласар, прическа на лице.

Батен расслабился. Если там, наверху, за рыбоеда можно было получить по морде, то здесь за один только намек...

Парень протянул ему мосластую ладонь и сказал

― Зови меня Ланис.

― Батен из Шеата, ― привычно представился Батен, и сразу поправился. ― Просто Батен. И извини, если я тебя задел.

― Ничего, ― Ланис просто покровительственно похлопал его по плечу ― Со мной можно. Но с другими ― не советую. У нас хоть и не принято почем зря убивать, но кто иной может и рискнуть. Тем более, что... за тебя, пожалуй, даже за Столбы не сошлют.

― Извини, ― еще раз повторил Батен. ― Я здесь всего две недели. Да и на Краю тоже неделю всего  прожил.  

 ― Экий ты прыткий, ― рассмеялся Ланис. ― Там всего неделю, тут ― две. И уже на Отмели... Тебя ведь на ушки послали? Мама Корви?

Батен подтвердил.

― Я вижу, слухи у вас быстрее ветра распространяются.

― А как же, ― заговорил тот парень, что возился на крыле. Он срыгнул на землю и, отряхивая ладони, подошел к ним. ― Ланис сам их и разносит. Прямо на крылышках, туда-сюда, туда-сюда...

― Завидуешь? ― обернулся к нему Ланис. ― А сам, небось, уже пару сезонов на Отмелях не был?

― Куда нам, ползунам, ― развел руками парень. ― Рожденный в гроте летать не может.

― Завидует, ― Ланис подмигнул Батену, как будто приглашая его в игру. ― Будто я в гнезде из яйца вылупился. А сам к Обрыву подойти боится и летает только на пустой желудок.

― Я?! ― вскричал парень. ― Да я!..

― Ладно, ладно, ― успокоил его Ланис. ― Ишь, взъерошился, как хохлик на току. Совсем шуток не понимает.

― Ну тебя, ― махнул рукой парень и зашагал прочь, в ту сторону, куда изгибаясь уходила прицепленная им к верхнему крюку крыла жердина, весьма напоминающая гигантскую удочку, вместо наживки на которой было прицеплено крыло. Второй парень последовал за ним он так и не проронил ни слова.

― Видишь, ― сказал, глянув им вслед, Ланис, ― какие мы тут все обидчивые. Ничего, Кесис парень отходчивый.

Он посмотрел на Батена.

― А ты как, плотно сегодня пообедал?

― Да нет, утром только...

― Вот и хорошо, ― кивнул Ланис серьёзно, ― а то стравишь по дороге.

― Я уже сегодня спускался по рукаву, ― сказал Батен, ― и ничего вроде.

― Спускаться по рукаву ― одно, ― возразил Ланис, ― Лететь на крыле ― совсем другая разница.

Батен не нашелся, что ответить, а Ланису этого и не было надо.

― Ладно. Давай помогай, а то нам уже пора.

Батен положил свою сумку и стал помогать.

Для начала они уронили крыло «на нос», так выразился Ланис, и начали нагружать  легкими тюками. Батен подавал их из кучи, а Ланис цеплял их за специальные скобы и намертво привязывал к перекладинам ремнями под самым шелком. Там же, ближе к крылу, оказалось и место Батена.

Скептически оглядев его одежду, Ланис бросил: «Ничего, не успеешь замерзнуть» и велел лезть во второй, верхний, гамак. Когда Батен неудобно повис там вниз головой, Ланис затянул у него на щиколотках и на поясе ремни, пристегнул ― «чтобы не трепыхался» ― и, отступив в сторону, крикнул парням, возившимся  у противоположного конца "удочки":

― Эй, лентяи! Поднимайте!

Что делали лентяи, Батен видеть не мог; он вообще мало чего видел сейчас, кроме травы перед носом. Но он почувствовал, как крыло сначала зашевелилось, противно заскрипело, и вдруг поднялось и повисло над самой землей, медленно, тяжеловесно покачиваясь. Он встряхнул головой, замотал ею и увидел неподалеку качающегося вместе с землей и всем вокруг Ланиса. Тошнотворно раскачиваясь во все четыре стороны и вдобавок вверх-вниз, тот подошел к крылу, поднырнул под него и, задрав голову, принялся осматривать крепления.

― Так, так, хорошо, ― приговаривал он, трогая, потряхивая, пробуя ремни и узлы на прочность. Батен покорно висел и тупо глядел вниз. Ему начало казаться, что он не выдержит предстоящего полета. Нет, страшно ему не было, ему было, если уж на то пошло, безразлично. Скорей бы уж все кончилось, что ли...

Глянув на него, Ланис усмехнулся и, достав откуда-то из недр своих необъятных набедренных карманов зеленоватый мешок, вроде тех, что надевают на морды лошадям, когда задают им в походе овса, и нацепил его Батену на шею.

― Ежели желудок на волю попросится, ты не стесняйся, валяй в него, ― сказал он. ― А то мыть тут после тебя...

Батен хотел было спросить, долго ли им лететь, но Ланис его уже не слышал. Он натянул свои перчатки, навалился на нижний полугамак, улегся на него грудью и животом, ухватился за металлическую поперечину, отчего качнуло так, что Батен едва не использовал лошадиный мешок по назначению, и, словно бурлак в лямке, тянущий баржу вверх по Л`Генибу, натужно выкрикивая «пошла, пошла, пошла…», потянул и без того страшно раскачивающееся крыло к обрыву.

С ужасом Батен увидел, что кромка, за которой ничего, кроме голубой пустоты, не было, становится ближе, ближе, ближе… и вот ноги Ланиса последний раз оттолкнулись от тверди, он рывком вдернул себя в полугамак, вытянул ноги горизонтально, и они повисли над пропастью. Если Батен и ожидал, что тут же крыло рухнет вниз, и начнется полет, то он сильно ошибся. Крыло зависло в воздухе, раскачиваясь во все стороны и крутясь вокруг все еще удерживающего его на весу крюка. У Батена закружилась голова. Беспомощный, распятый под трепыхающимся на ветру шелком крыльев, он ждал, когда жердь-удочка обломится под тяжестью груза или не выдержит сам крюк ― и тогда крыло начнет падать, тоже ломаясь...

Но ничего подобного не случилось. Они не летели, не падали, а продолжали висеть, все дальше и дальше удаляясь от спасительной кромки обрыва. Батен уже не видел ее: повернуть голову и последний раз взглянуть на нее мешал проклятый мешок. А то, что видел он внизу... лучше бы ему вообще никогда не видеть! Это было смертью, а не надежной землей. Точнее сказать, от земли его отделяла смерть, жуткое и ― как это ни странно ― притягательное ничто.

Раскачивающаяся, уходящая вертикально вниз Стена заканчивалась где-то невообразимо далеко внизу желтой полосой Отмели, куда он ― Батен в этом уже не сомневался ― сможет попасть только в другой жизни, едва только крылья отцепятся от удерживающей их жердины. Не может же в самом деле вся эта переплетенная смесь палок, веревок и шелка летать...

Скорее бы уж, что ли...

Но Ланис, похоже, был иного мнения. Крепко уцепившись в металл треугольной перекладины перчатками, он, словно гимнаст или циркач из балагана, проделывал со своим телом, и со всей конструкцией, какие-то кульбиты; раскачиваясь то вправо, то влево, извиваясь, словно нарочно стараясь сдернуть себя, а с собой и Батена, со спасительного крюка. В отличие от гамака Батена, его полугамак был закреплен свободно, и каждое его телодвижение отзывалось ответным движением всего крыла.

И вот ― о ужас! ― Ланису удалось!

Сильный порыв ветра, дующего снизу вдоль Стены, ударил в крыло, Ланис, гикнув, чуть ли не подпрыгнул в своем гамаке, что-то со звуком лопнувшей струны оборвалось, и желтая полоса внизу рванулась Батену навстречу, а зеленая Стена, вдоль которой они наконец-то начали падать, заскользила вверх, под задранные, напряженно загудевшие под напором воздуха крылья.

Батену осталось только зажмурить глаза и проститься с жизнью.    

Издательская обложка к роману как раз и является иллюстрацией к этой главе. Крылья, правда, малость маловаты, чем описывалось, но сойдет за художественную условность)

Аннотация: 

Представьте себе мир, где высоко над морем плато - и на нем жизнь... Стена, падающая к морю - и на ней жизнь... Побережье и море - и там жизнь — жизнь людская средневековая с вариациями. Какая она при такой-то географии?!... Разнообразная жизнь, скажем прямо. В глубине Жуткой Пустыни плетет интриги умирающий колдун, потомок северных королей пытается найти свой путь в жизни, Наследник великой Империи надолго исчезает вместе с дочерью правительницы княжества Талас… А люди попроще должны разрубать узлы, в которые сплетаются все эти линии. Разрубают, куда деваться-то… https://author.today/work/6005

Примечания автора:

В цикл «Мир Книги» входят несколько романов, связанных вместе страной и миром, где происходит действие, но не связанных ни временем, ни общими героями:

«Приют Изгоев», время действия аналогично европейскому началу 17 века.

«Там, где Королевская Охота», конец 18 века (существует другой вариант, с иной композицией глав — «Лица и маски»)

«Кодекс Арафской дуэли», начало 19 века.

«Быть тварью», действие которого происходит во второй половине 19 века.

«Когда закончится война», середина 20 века.