Неслыханное свинство

В дурмане крепкого грога, в этом карнавальном пестром безумии, в глупости чтецов и лицемерии королевской службы, в полетах во сне и наяву, в горячих объятиях случайных женщин, в чреде чужих постелей и кружек выпитого пива, как прозрение, как тихая бухта покоя, как столб трактира, краснеющий в метель у обочины, как детское солнечное просыпание под защитой родительских рук, как спасение его измученной души, что мотало и мотало все лето по праздным, ярким как конфетные фантики событиям, увиделось ему знакомое лицо за столиком у входа. Лора! Почему он ее пропустил? Почему прошел мимо?  Не только сейчас, вообще, в самом начала его любовных поисков?

Всевышние силы! Вот и очевидный итог его летних странствий!

И как это всегда и бывает с лирическими героями в таких случаях, Эрик постарался немедленно родиться заново в глазах ренее обожавшей его девушки. Обожание могло поугаснуть за прошедшие месяцы, но симпатия и влечение никуда не делись, он верил.

Поэтому он расправил плечи, провел ладонью по волосам, тщетно пытаясь пригладить отросшие кудри, потом одним взмахом допил грог и, вернув кружку дядюшке Лофу, в два шага оказался у стола. Решительным жестом велел навсегда исчезнуть напомаженному кавелеру. Цыкнул, даже толком его не разглядев:

- У нас есть несколько важных тем. Мы должны их обсудить. Приватно. (подразумевая: Исчез! Живо!)

- Но позвольте! - заблеял юнец.

- Уверяю вас, это крайне важно! Тысяча извинений! - (подразумевая: Не позволю! Скройся уже с моих глаз!)

И напомаженный исчез,  а Эрик устроился напротив Лоры, доверительно приблизив к ней лицо и пожирая ее нежным взором.

- Так важно, что ты сорвал мне свидание?! - В устремленных на него серых с коричневыми прожилками глазах зажегся огонек надежды. 

- Будь моей женой, Лора! - хриплым от грога голосом произнес Эрик.

Этого она точно не ждала. Ее волевой, деловой, умный рот дернулся, ресницы моргнули.

Лора была красива особой крестьянской красотой, ее волосы, глаза и кожа - все имело практичный, непределенный цвет. Словно природа создала ее специально для дела, а не для развлечения. Например, для прополки кабачковых, доения млекопитающих и ощипывания водоплавающих, для ухода за потомством любого вида. Для вынашивания детей и готовки обедов. В Лоре чувствовалась чистая порода земного существа. И глаза её, скорее умные, нежели красивые, и плотный сильный рот, такой, чтобы сказать крепкое словцо и разгрызть любой орех и поцеловать, и руки, теплые и добрые, но при этом сильные и умелые, годные и для кухонного ножа и для учебника, и для… всего.

- Я хочу быть с тобой всегда. - быстро продолжил Эрик, чтобы не спугнуть возможную удачу молчанием. - Я хочу жить с тобой в одном помещении, просыпаться с тобой и засыпать с тобой. Я хочу, чтобы ты родила пятнадцать маленьких эриков. Я так устал от этого всего. Мне нужна нормальная баба, с которой можно построить жизнь.

Все шло хорошо. Ее глаза затуманились и заблестели одной-единственной слезой, высохшей ещё весной, когда Эрик вышагивал по Туону со своей гордячкой-художницей и смотрел на весь мир сверху вниз. 

Подзабытая мечта Лоры сбывалась прямо в эту секунду, но не такова была Лора, чтобы сразу и без промедления принять слова Эрика за чистую монету. Первое, что она подумала - не зря мать настояла взять с собой в университет швейную машинку. Кто бы мог знать, что именно швейная машинка выстрелит в цель. Второе, о чем подумала Лора, была кружка грога, которую минуту назад Эрик буквально выглотал у стойки. Ее наблюдательный взгляд ощупывал царапины на лице парня ее мечты, его давно немытую шевелюру, сбитые костяшки пальцев, грязь под ногтями, мешки под глазами. 

- Ты когда дома-то был последний раз? – спросила Лора участливо, без всякой иронии. 

В ней был виден отец, простой хлебороб, крайне хорошо знающий жизнь, и что в ней почём. Он сделал дочку так же точно хорошо и надежно, как, видимо, привык делать все в хозяйстве. Предусмотрел все, что можно предусмотреть, кроме падения мира, разумеется.

И этот самый мудрый отец сейчас явно проявился в Лоре. Сыграть этот кон предстояло именно с ним.

Эрик решительно приблизил к себе ее лицо обеими руками и заговорил, не для ее ушей, но в самые ее глаза.

Эрику нужно было «Да». Ему нужно было «ДА!!!», прямо сейчас. Ему непременно нужно было увидеть в этих прекрасных, добрых, любящих глазах готовность ему отдаться прямо за этим столом, в присутствии посторонних. Именно это «Да!!!» ему было нужно.

Но этого «Да!!!» не было. Была готовность обсудить сроки свадьбы, доли имущества, инструменты и запасы, годовые доходы и виды на службу. Была готовность поговорить о легкомыслии молодых людей и ужасной ловушке распутной жизни, с неумеренным потреблением вина. Было все это и все подобное тоже было. А вот искомого «ДА!!!» не было. Не было. Не было...

Он сражался. Он бился как лев. 

- ...Понимаешь... Ты многое, ты очень многое поймёшь, когда... когда узнаешь меня поближе...  Ты выйдешь на новый уровень, когда мужчина будет у тебя в руках... вся мишура опадет, ты увидишь самую суть происходящего в этом мире...

Глаза ее были почти белы от страсти, губы дрожали, готовые выкрикнуть это «Да!!!» так, что вылетели бы стекла, но... отцовская защита от взлома работала. И вместо этого «Да!!!» со перезвоном всех сокровищ и мироточеньем всех святынь неслась там где-то, приближаясь, тяжелая вагонетка с «да, но». Тяжелая, свинцовая, несущаяся под откос, неостановимая. Папаша сложил правильный пасьянс. Игра была сделана, и Эрик проиграл. Проигрыш ещё не был оглашен, но Эрик уже знал, что это проигрыш. Она будет слушать эти прямые намеки ещё хоть несколько часов подряд. Желание очертит её правильные красивые ноздри по краям, поцелует её в ресницы, коснётся губ, ямочки на подбородке, шепнёт что-то сначала в одно ухо, потом в другое... Но как только это путешествие закончится, тяжелая вагонетка с «да, но» прибудет на станцию назначения. А мутные глаза, через которые всё это время будет пытаться проломиться искомое Эриком «ДА!!!», окажутся прежними заботливыми, умными, теплыми глазами безо всякого «ДА!!!». И где-то в их самой заповедной глубине будет прятаться ехидный хлебороб, мастер на все руки, хват, трудяга, затейник, и показывать оттуда Эрику длинный нос из двух ладоней.

Уж неизвестно, что бы ещё Эрик сумел сказать за этим столом в этот вечер, но внезапно кто-то довольно нахально похлопал его по плечу.

Эрик обернулся – возле него стоял средних лет лысоватый человек в красном церемониальном камзоле, белых гетрах и ослепительных черных башмаках. Ему не хватало жезла в руке, но вместо жезла он держал гитару. Ту самую гитару.

- Юноша, вы собираетесь выступать или нет? – спросил человек.

- Чего? – нахмурился Эрик. – Вы кто?

- Господин Моро, распорядитель конкурса. Конкурса Масхингтона, вы что, забыли?

Эрик оказался на ногах и с сожалением отпустил руку Лоры. Он хотел разгневаться, что его отвлекли, разгневаться на этого... Шута Моро... в его роскошном камзоле, порвать ему этот камзол, разбить эту идиотскую гитару, которой он вообще не собирался касаться... его лютню... надо вернуть его лютню...

- Все ждут только вас, молодой человек, - закричал ему шут прямо в лицо, задрав вверх голову. – Вас ждет Сам Король. Вся публика этого города ожидает ваше высочайшество! Это неслыханное свинство!