Сакура-ян, полчетвертый лепесток

Лепесток полчетвертый, надорванный

Время действия: третье февраля, вторник

Место действия: исправительное учреждение (тюрьма) Анян

Сижу, никого не трогаю, починяю при... эээ... просто сижу. В тюрьме. Прошло уже больше месяца, как я здесь. Как-то привык, и даже не то, чтобы втянулся, но, скажем так - свыкся. Не особо-то тут оказалось и страшно, и даже не совсем скучно. Но - обо всем по порядку.

Как оказалось, обязательно находиться в камерах нам нужно только во время еды и ночью. Все остальное время заключенным доступны все помещения в пределах одного блока. Блок - это этаж тюрьмы, в котором из центрального коридора по обеим сторонам - двери камер, а в торцах - несколько комнат побольше. Там же, с торцов, и лестницы на другие этажи (нам туда доступ, конечно, закрыт), и посты надзирателей, которыми здесь работают плотные аджумы с приличными мышцами. Такая планировка встречалась мне еще в старом мире в некоторых гостиницах, когда мы ездили с концертами. Так вот, в этих торцевых комнатах с одной стороны коридора - небольшой магазинчик (там же стоят торговые автоматы), маленький пустой холл с цветами и деревьями в кадках, со стульями, где можно посидеть (здесь же постоянно включено радио), душевая. С другой стороны - комнаты, предназначенные для разных кружков (да-да, госпожа замначальника тюрьмы не соврала). Есть спортзал (тоже маленький) со скромным набором тренажеров. И что интересно - в каждом из этих отдельных помещений установлены камеры, а в камерах камер нет, вот такой каламбур. Надзирательниц на этаже всего пять - двое возле лестниц, одна постоянно в помещении магазинчика, и двое все время ходят по этажу. Неспешно, и как-то взгляд у меня почти сразу перестал их замечать, а тело уже через неделю наловчилось огибать их автоматически. У них темная форма, а у нас, зэчек - сине-зеленые робы (довольно удобные, и цвет спокойный, надо сказать), так что глаз просто видит пятно одного из двух привычных цветов, и тело реагирует нужным образом. Бегать не запрещено, но любые, скажем так, резкие движения сразу вызывают интерес аджум с дубинками и они незамедлительно направляются к этому месту, высматривая, нет ли нарушения дисциплины, и не надо ли никого наказать штрафными баллами или, так сказать, сразу вынести выговор с занесением в грудную клетку. Я таких случаев за этот месяц не видел, но, наверное, всякое бывает, раз остальные девочки на надзирательниц посматривают с опаской...

Так вот, в первый день, когда прошло и знакомство, и первые школьные занятия, и ужин (скромненько, но хоть не одна кимчи, было даже мясо, а острый соус я не брал), СоМи, старшая по камере, получившая инструктаж в администрации, видимо, о чем-то пошепталась с девочками, и ко мне никто не лез. Организм, скорее всего, еще не восстановился, и я снова спал, как убитый. И утром, пока все просыпались, журчали в уголке и умывались, тоже никто не лез. И только когда нам привезли завтрак (каша с маслом, булочки, сносный кофе) и народ уже проснулся, у меня стали осторожно и как-то по очереди спрашивать... разное. Правда ли, что я та самая Агдан (нет, блин, я Серега Юркин с параллельной Земли!), правда ли, что я пою, танцую и сочиняю песни и музыку САМА (это произносилось прям с придыханием), правда ли, что у меня был жених чеболь и он меня бросил... Я старался быть вежливым, и мне это даже удавалось, но на последний вопрос я отвечать не стал и так зыркнул на спрашивающую, что она аж отшатнулась. И, видимо, это оказалось вполне в русле... тюремных традиций, что ли, так как на нее даже кто-то шикнул, а ко мне стали относиться... как-то помягче. А потом нас повели на работу.

Интерлюдия: за три недели до этого, кабинет начальницы тюрьмы Анян, в кабинете госпожа начальница и заместительница

-Сонбе - осторожно говорит зам - я тут поспрашивала среди своих знакомых, насчет нашей новенькой, Агдан...

-И что? - интересуется начальница - у нее отличная успеваемость, все учителя оценивают уровень ее знаний, как очень высокий, я думаю, она нам улучшит средний показатель за год. В мастерской тоже без происшествий. Или ты хочешь сказать о другом?

-У нас с ней все хорошо, сонбе - продолжает заместительница - но там - она машет рукой за окно - ходят разные слухи... 

(На начальниках тюрем в Корее - общий режим, охрана, вопросы содержания. Воспитательная работа, общение с судебной системой, адвокатами и родственниками - на замах, поэтому они... более коммуникабельны и имеют гораздо, гораздо больше связей...)

-Рассказывай - госпожа начальница хмурится.

-Ее дело... оно очень... нестандартное.

-Ну да, несовершеннолетняя девочка, осужденная за дезертирство из армии - хмыкает начальница - на моей памяти такая одна.

-Ходят слухи, что ее... подставили. Специально призвали в армию, хотя не должны были, а потом как-то устроили... все это. Мне даже сказали, что еще задолго до объявления военного положения она уже была в розыске полиции по заявлению родственников о пропаже...

-Да, что-то такое говорили в новостях - припоминает начальница - но, как это можно было сделать?...

-Девочку стали травить, сонбе. В агентстве, где директор оказался наркоманом, в сети, а главное... ее женихом считался чеболь, младший Ким, они с ним то сходились, то расходились... а у такой семьи много разных возможностей...

-Ты хочешь сказать, ее довели, а потом подставили под статью?... Да, такое может быть. Да и видно, что она не такая, как наш контингент - госпожа начальница хмыкает - но, к чему ты ведешь?...

-Есть мнение, что эта история еще не кончилась, и как бы нам не оказаться....

Начальница задумывается. Ненадолго, впрочем:

-Она у нас четвертого класса, все как полагается. Жалоб у нее нет? Нет - кивает она сама себе. Отряд у нее... хороший, беседа проведена. С адвокатом она встречалась. Свидание у нее по графику, двадцатого числа. Не вижу, с какой стороны нам могло бы за нее... прилететь. Или ты еще что-то знаешь?

-Ей вручили две мировые премии, сонбе. Гремми и еще одну. Мало того, что может выйти нехорошо - первый лауреат в Корее, а сидит в тюрьме, к нам могут начать ездить... всякие. Комиссии, пресса, иностранцы. Говорят, этим делом интересуется сама... - замша снова машет рукой, но не за окно, а вверх.

-Ну, к нам так просто не попасть, но я тебя понимаю... что ты предлагаешь?

-Для начала - все должно быть строго по правилам. Без... всяких случаев.

-Хорошо, я переговорю еще раз... кое с кем - соглашается начальница.

-И потом, она же музыкант. Может, нам ее по этой части заинтересовать? У нас есть девочки, которые в свободное время играют на инструментах. А у нее опыт. Даже если она не захочет писать здесь музыку или играть сама, наверное, она при случае не будет про нас говорить плохое?...

-Да, это может сработать - задумчиво говорит начальница - как мы это сделаем?

-Я приглашу ее на беседу. Через недельку, скажем. Как освоилась, все такое... это же моя работа - замша хмыкает - и в разговоре предложу.

-Действуй - пару секунд подумав, соглашается начальница.

Так вот, нас повели на работу. Недалеко, через двор - в отдельных корпусах, как оказалось, здесь не только школа, но и швейный цех. Отряд сразу разошелся по своим местам, а меня отдали мастеру (пожилой аджуме), которая стала обучать меня премудростям швейного дела. Нет, я не скажу, что умел на машинке или там крестиком, как Матроскин, и в моторике Юны ничего такого не оставалось, но на этот инструктаж планировалось целых ТРИ дня!... Мне так и хотелось спросить - у вас в цеху несчастные случаи были?... Однако я не стал говорить, что уже через час понял, как обращаться со швейной машинкой. Тем более, я же решил не выделяться и четко соблюдать все то, что будут мне предписывать. Да и скажи сейчас, что я все понял, навесят дневную норму выработки, или как у них тут... так что три дня я добросовестно проходил инструктаж. Узнал много нового, и вроде даже понял, для чего у них тут так - другие девочки-заключенные не блистали, скажем так, интеллектом. Кроме того, часть из них была вообще из сельских районов, по обмолвкам, некоторых не то, что шить на машинке, туалетом пользоваться приходилось учить... у нас в камере таких, слава богу, не оказалось. Во время учебы, которая так и была во второй половине дня, проверили мои знания по другим предметам (примерно с тем же результатом, что и математика). Отношение ко мне после этого не изменилось - меня так же пытались осторожно расспрашивать о разном (а ты правда была за границей? и как там?!), но не напрягая, как я заметил, СоМи следила за этим. Не знаю, чего уж ей там наинструктировали, но меня все устраивало. В свободное время я аккуратно обошел все доступные помещения, осмотрелся, но... пока предпочел все же сидеть в нашей камере. На меня посматривали девочки из других отрядов, и даже шептались о чем-то, но мне было фиолетово.

А потом меня признали годной к работе на швейной машинке и выдали рабочее место и материал. Как оказалось, норм выработки для несовершеннолетних все-таки нет, действуют экономическими методами - за все сделанное идет зарплата, по копеечным, правда, расценкам. Хочешь немного денежек на счет - работай. Хочешь больше - работай больше. Шили мы постельное белье - простыни, наволочки, только прямые швы, из заранее раскроенных кусков ткани... ну, я с этим справился. Нет, кто-то был и на более сложных операциях, но, как я понял, повышать квалификацию здесь можно было, только когда мастера признают тебя годным. Я не торопился в стахановцы - тепло, машинки шумят не сильно, свет хороший... Сидеть, правда, долго, но каждый час перерыв - можно выйти, пройтись и размяться... Я легко довел и работу за машинкой до автоматизма, что не мешало мне думать в это время о разном. Например, о предложении администрации...

Интерлюдия: за две недели до этого, кабинет зам начальника тюрьмы, в кабинете замша и Юна

-Проходи, ЮнМи, присаживайся - вежливо говорит начальница - я хотела с тобой поговорить. Скажи мне, как твои первые впечатления? У тебя все хорошо, есть ли какие-то пожелания, жалобы?

-Спасибо, госпожа - Юна кланяется - я осваиваюсь. Жалоб и пожеланий у меня нет

-Это хорошо - замша не сдается - но мне сказали, что ты совсем не ешь соусы? Наша кухня тебя не устраивает?

-Это не так, госпожа - на секунду задумавшись, отвечает Юна - просто раньше врачи прописывали мне диету, которая исключала сильно острые и пряные блюда.

-Очень интересно, а с чем это было связано? В твоем деле нет таких документов - замша старалась быть вежливой.

-У меня был переходный период, и взрослеющий организм плохо реагировал на такие продукты, госпожа. От острого прыщи, и цвет лица портился... в агентстве, где я работала, это было важно, и мне прописали такую диету. Наверное, сейчас это уже не имеет... такого значения - Юна тоже была вежливой, но просить о чем-то не собиралась.

-Понятно - кивает замша - я не слышала о такой диете, но, если ты говоришь, что уже не важно... Как у тебя с учебой? мне докладывают, что у тебя очень хорошие отметки - замша меняет тему.

-Это так, госпожа. В школе Кирин у нас была довольно насыщенная программа, вот знания и остались.

В разговоре возникает некоторая пауза.

-Вот еще один момент - решается перейти к основной теме замша - как ты знаешь, мы очень поощряем, когда наши девочки кроме работы и учебы занимаются в кружках. Это позволяет им не чувствовать себя обделенными развлечениями, и кроме того, за это начисляются дополнительные баллы. Ты еще не думала о каком-нибудь кружке?..

-Нет еще, госпожа. Наверное, я еще не совсем освоилась.

-А ты подумай. У нас есть музыкальный кружок, вот список имеющихся инструментов. Каягым, чангу, акустическая и электо гитары, синтезатор. Ты ведь играешь на чем-то из этого?

-Да, госпожа. На гитаре и синтезаторе.

-Может быть, мне записать тебя в этот кружок? Наверное, тебе будет приятно немного позаниматься любимым делом?

Юна недолго раздумывает:

-Скажите, госпожа, а... какая комната у этого кружка? Какая там... акустика? Дело в том - поясняет она - что у меня прошло возрастное изменение голоса. И я бы хотела его... потренировать.

-Потренировать? - замша явно не понимает, в чем дело.

-Для этого есть специальные упражнения - поясняет Юна - они совсем не похожи на пение, и некоторые их них... достаточно громкие.

-Не могу тебе сказать, это просто отдельная комната - разводит руками замша - но, когда там играют, в коридорах не слышно. Наверное, тебе нужно просто попробовать. Так что, я тебя записываю?...

-Благодарю вас, госпожа - Юна снова кланяется - запишите меня в этот кружок.

Так вот, плюшку от администрации мне все же подсунули. Поразмыслив, я решил, что подставы тут нет, голос тренировать все равно надо, да и баллы мне все же лишними не будут, мало ли, что за пять лет может случиться... Как оказалось, комната музыкального кружка была не на нашем этаже, и туда можно было попасть хоть и любой из записанных в него заключенных, но только в сопровождении дежурной надзирательницы. Сама комната была небольшой, инструменты - старенькими, но в порядке, звукоизоляция - хорошей... В первое посещение я немного поиграл на гитаре, потыкал в синтезатор (эх, где мой Корг...) и попробовал разрабатывать голос. Золотые песчинки не вернулись, но я и не стремился сразу к ним, просто делаю упражнения. С учетом того, что на кружки выделялся час в день, к этому времени я продвинулся совсем немного. Правда, за это же время я еще и с девчонками из кружка познакомился - одна неплохо играла на каягыме, две мучали гитары, похуже... Как они попали сюда, я не спрашивал, а они, узнав, что я действительно Агдан, сперва сделали ОЧЕНЬ большие глаза, а потом перешли к той же тактике осторожных и вежливых вопросов, что и мои сокамерницы. Тюремные традиции у них тут такие, что ли?... АУЕ, Таганка и Владимирский централ здесь явно не зайдут, да... А потом пришла онни. Как оказалось, для четвертой категории заключенных посещения два раза в месяц, пятого и двадцатого числа.

Интерлюдия: 20 января, тюрьма Анян, комната для свиданий, СунОк и ЮнМи. Перегородок нет, это просто комната

СунОк выглядит как-то помято и заторможено, но радуется сестре, обнимает ее, та тоже радуется, и они усаживаются рядышком на стулья. Наступает пауза, и первая спрашивает Юна:

-Ну, как вы там, онни, как мама?...

-Мама хорошо, ее выписали - отвечает СунОк - но ей надо пить лекарства и через день показываться врачам. И они сказали, что волноваться ей нельзя, поэтому она... ну... мы с ней...

-Совершенно правильно сделала, что не привезла ее сюда! - говорит Юна - скажи, что у меня тут все хорошо, я ее очень люблю, пусть быстрее выздоравливает, и тогда мы сможем увидеться.

-Она очень... сдала - вздыхает СунОк - говорит, "мою Юночку там не накормят".

-Конечно, с маминой едой не сравнить, но кормят тут хорошо, так ей и скажи!

-Да, я привезла тебе тут от нее, она приготовила, вот твое любимое....

-Спасибо, онни, и маме огромное спасибо передай!

Обе вытирают уголки глаз.

-Как ты тут... вообще? - немного оживает сестра.

-Потихоньку - Юна усмехается - учусь шить на машинке. Надо же будет потом чем-то на жизнь зарабатывать. Лучше расскажи, как вы там? Ты чем занимаешься? какие новости по торговому центру? от семьи дяди?

-Я... помогаю маме по дому. По торговому центру молчок. От дяди тоже никто не звонил.

-А от кого звонили? - видя, что сестра явно что-то не договаривает, пытает ее Юна.

-Звонил твой чеболь. Я... поругалась с ним, сказала, чтоб он больше не звонил...

-Ну, и правильно (Юна вздыхает, но про себя). У нас с ним не будет больше дел. Я же теперь преступница (а вот тут в ее голосе проскакивает неосознанная горечь).

-А еще звонила настоятельница из того храма, где ты нашлась! - СунОк понимает, что тему надо поменять - Она услышала, что тебя осудили, и спрашивала, как так вышло. Я ей все рассказала, она обещала помочь.

(Как? -думает Серега - богине помолится? спасибо, лучше не надо. Впрочем, хорошая женщина, чего уж там...)

-Если она еще раз позвонит, ты ее поблагодари от моего имени, онни, хорошо? - просит Юна, и СунОк кивает, обещая.

-И еще, Юна... - сестра явно смущена - твоя Мульча, она...

-Что?

-Снова ушла...

-Не волнуйся - и Юна впервые за встречу улыбается от души.

Интерлюдия в интерлюдии. Тюрьма Анян, где-то через неделю после посадки ЮнМи, площадка для прогулок.

Это среднего размера (с два волейбольных поля) асфальтированная площадка, по краям которой стоят деревья, а под ними - цепочка кустов. Среди деревьев встречаются вечнозеленые, кусты - все вечнозеленые, но пройти на площадку можно только от корпуса с камерами заключенных, вокруг забор, причем это не внешний забор тюрьмы, до него еще  далеко. На улице холодно, но снега нет. Девочки в теплых куртках поверх роб, такого же сине-зеленого цвета, но темнее, явно не марсала. В одном из углов площадки в такой же куртке стоит ЮнМи, думает о чем-то с отсутствующим видом. Внезапно из-под ближайшего куста выходит Мульча, обходит вокруг ног хозяйки, обвивая их хвостом, и усаживается перед ней на асфальт.

-Мульча! Ты откуда здесь? - восклицает Юна - тебе здесь нельзя!

Мульча только щурится на ее слова. Несколько ближайших девушек, чье внимание привлечено вскриком, оборачиваются и видят черную кошку. Слышны крики "холь!", "аджж!", "тоядук конъяи" и даже "ведьма!". На последнее обе синхронно оборачиваются и неодобрительно (очень неодобрительно) смотрят. Крики затихают. Надзирательница, стоящая у прохода в корпус, пытается подойти к месту явного нарушения, но, еще издали заметив кошку, застывает на месте.

Мульча поднимается на задние лапы, встав передними на штаны Юне. Та садится на корточки, и они трутся носами.

-Уходи - шепчет Юна - а то нам влетит обеим.

Стражница, взяв дубинку наизготовку, мелкими шагами и явно через силу пытается приблизиться к ним. Мульча уходит обратно в куст.

Так повторяется через день всю неделю, после чего Юну вызывают в кабинет к начальнице тюрьмы.

-ЮнМи - строго говорит та - правилами не допускается содержание в тюрьме животных. Это же твоя кошка?

-Моя, госпожа - не отпирается та.

-Как она сюда попала?!

-Не могу знать, госпожа. 

-Может быть, ее кто-то привез? подкинул?!..

-У меня нет возможности связаться ни с кем, это не позволено заключенным четвертой категории, госпожа, вы же знаете. Не могу вам ничего сказать.

Они обмениваются взглядами.

-И что характерно, камеры никак не могут поймать, как она проникает на площадку - задумчиво говорит начальница - она хоть не голодная у тебя?..

Юна делает большие глаза.

-Она не выглядит похудевшей, госпожа. Больше ничего сказать не могу.

-Ну да - как бы про себя говорит начальница - воробьи... голуби... а ты можешь сделать, чтобы она не приходила? Или хотя бы пореже?...

-Я могу с ней поговорить, госпожа - отвечает слегка офигевшая Юна - но обещать за нее, вы понимаете...

-Поговори, пожалуйста.

Юна поговорила, Мульча стала приходить раз в три дня. Посмотреть на этот цирк стали выходить даже те, кто раньше не любил прогулок.

Свидание заканчивается, и СунОк, уже не такая заторможенная, уходит. Юна в этой же комнате ест мамины вкусняшки (в тюрьму с ними нельзя). По ее щекам катятся слезы...

Так все это ровненько и продолжалось, я вроде даже начал толстеть. Ну а что - работа и учеба сидячие, кормежка сносная, режим дня одинаковый, так что начал захаживать в спортзал, стараясь особо не привлекать внимания. Хотя это, конечно, плохо получалось... По крайней мере, растяжки и основы танцевальных движений вспомнил, организму даже зашло. Это, конечно, не тренировки морпехов, нооо... 

А потом нам поменяли задание в швейном цеху. Точнее, мы все так же шили постельное белье, но к этому добавились наволочки на подушки из коричневого теплого материала, типа плюша. Это материал мозолил мне глаза, о чем-то напоминая, и я вспомнил. Чебурашка! Недолго помучав свою абсолютную память, я нарисовал его и в перерыве обратился к госпоже мастеру. Состроив самую умильную мордашку и пару раз назвав ту "хальмони", я попросил, если это, конечно, возможно, ненужные обрезки тканей для того, чтобы сшить такую игрушку, пообещав, что буду заниматься этим только в своих перерывах. То ли сработало, то ли я даже сам себя перехитрил, потому что пожилая аджума с самым серьезным и строгим лицом помогла мне сделать выкройку(!), подсказала, как надо делать лицо и уши(!!), уточнила, как набивать синтепоном голову и туловище, как их сшивать, и принесла пуговицы для глаз и носа (!!!). Может, у нее внуки есть?... В общем, уже в этот же день, в конце нашей рабочей смены (в обед, то есть), у меня был самый настоящий чебуран, очень мягкий, домашний и... родной, что ли. Девочки с нашего отряда, не отвлекаясь от работы, во все глаза смотрели, чего это мы там ваяем, и после окончания дня наперебой просили у меня его затискать и спрашивали, как его зовут. Полностью его имя выговорить не смогла ни одна, и его стали звать коротко - Че. Вечером СоМи безапелляционно, но вежливо потребовала от меня историю зверя. Пришлось вспоминать и перед сном рассказывать всей камере про неизвестное науке животное, ящик с мандаринами, крокодила, который работал в зоопарке крокодилом... потом был отбой, и я обещал продолжить завтра. А на следующий день вечером меня вызвали в кабинет к замше (оказывается, она отвечала еще и за производственную часть), где уже сидела аждума-мастер с таким же чебураном, как мой. Ну да, выкройки-то оставались в мастерской.

-ЮнМи - сказала замша - это ты придумала такую игрушку?

-Я, госпожа - не стал спорить я.

-Это вообще кто?..

Пришлось рассказывать вкратце, уже без мандаринов и крокодила.

-Как ты смотришь на то, если девочки будут шить таких у нас в мастерской? - спросили меня потом - напомню, что выручка от мастерской идет на ваше же содержание...

Нет, а что я-то?... хотя, продавать, те же права... И тут я вспомнил свои поездки в Кирине в детские приюты.

-Госпожа, я не против, но хочу предложить не менее половины этих игрушек раздавать в наши детские приюты, и, может, несколько раз в год проводить благотворительные распродажи?.. ну, тоже для детей?...

Меня сразу поняли, как оказалось, система благотворительных базаров в Корее есть. Сказали несколько ласковых слов и отпустили. 

(Мастер, которая сидела в кабинете, не проронив ни слова, после ухода Юны сказала - помяни мои слова, у девочки очень большое сердце. Замша хотела напомнить про черную кошку, но взгляд ее зацепился за глазки-пуговицы, треугольный носик, и... она промолчала. За право шить Че среди самых опытных швей развернулась настоящая борьба, с интригами и подковерной возней, на которую способны женщины даже в тюрьме.)

Про Чебурана я дорассказал за пару дней, народ начал шить себе таких же, но - особенности тюрьмы - не всем разрешали, и дисциплина в отрядах взлетела на невиданную высоту. А потом меня вызвали вне графика в переговорную. Оказалось, ко мне пришел адвокат. Ну, пойду, схожу, послушаю, что скажет тот совершенно невзрачный молодой человек... Но в переговорной оказался бодрый аджосси лет под сорок, в стильных очках,  представившийся как Пан ВанДам, сообщивший мне, что старый государственный адвокат от меня отказался, и мне назначили нового (его). Сейчас он знакомится с делом, и пришел познакомиться и со мной, а также поинтересоваться, есть ли у меня какие-нибудь пожелания, вопросы или жалобы. У меня есть вопрос, подумал я, как это вся у-ня вообще произошла, но спросил о другом:

-Господин Пан, а зачем мне сейчас адвокат? Разве дело не закрыто?

Дядечка быстро и толково разъяснил, что нет, дело не закрыто, хоть суд и был по упрощенной процедуре и военный, мы можем подать апелляцию. Кроме того, еще нет Решения Верховного суда, которое должно чего-то там однозначно определить, в общем, он полон сил и работоспособности. Из моих осторожных расспросов выяснилось, что никто ему ничего не рекомендовал (я грешным делом вспомнил про Кимов), ну, я еще раз рассказал все, как было. Он ушел, пообещав в случае чего - сразу сообщить. Я, конечно, вспомнил судей и пожал плечами, но сделал это мысленно - нет, ну а что, пусть работает, ему за это деньги платят... На этом мы с ним расстались.

Интерлюдия. Второе февраля, телефонный разговор между ЧжуВоном и ЕнЭ.

-Добрый день, господин ЧжуВон.

-Добрый день, ЕнЭ. Я звоню тебе вот по какому вопросу. Скоро заканчивается месяц с момента начала сбора подписей. Я внимательно читал все твои отчеты. Что у нас нового за последнюю неделю?

-Особых новостей нет, господин. Сбор идет, но, боюсь, мы за месяц не успеем собрать нужное количество.

-Напомни, какая цифра за последние дни?

-Мы перевалили за 250 тысяч человек, господин.

-Скажи, эти подписи... они все правильные? Боюсь, что их будут проверять особенно тщательно, понимаешь, о чем я говорю?..

-Да, господин, но... они все правильные! Наши сборщики часто подвергались насмешкам и оскорблениям, некоторые даже бросали работу, я... не ожидала, что к Юне так много... негативного отношения... а она сейчас в тюрьме... зачем они так... (слышатся всхлипы)

-Не плачь - ЧжуВон говорит строго, но с пониманием - ведь именно для того, чтобы исправить хоть часть несправедливости, причиненной ЮнМи, мы и затеяли все это! Я очень доволен твоей работой и хочу сказать, что ты очень грамотно все организовала и распорядилась ресурсами!

-Правда?... - ЕнЭ перестает всхлипывать - я... я хотела сказать, господин ЧжуВон, что те сборщики, которые работали от РедАлерт, и их руководитель ГаБи, собирают эти подписи гораздо быстрее. У них есть опыт, и они могут за себя постоять, что... тоже важно, с этими плохими людьми.

-Мы сделаем так - уверенно говорит ЧжуВон - те из наших наемных рабочих, которые не от РедАлерт, пусть дорабатывают месяц, который им оплачен. Сколько-то подписей еще соберут и они. После этого мы продолжим собирать подписи уже только РедАлертом. Разумеется, их труд тоже будет оплачен. Думаю, нам понадобится еще не очень много времени.

-А еще, господин, мы немного сэкономили на текущих расходах - робко говорит ЕнЭ - я пришлю вам файл.

-Хорошо. И передай ГаБи, чтобы они собирали подписи только в тех районах, где к Юне было хорошее отношение, и не было всяких... эксцессов. Так всем будет лучше. Ты поняла меня?

-Да, господин! - радуется та - это очень хорошее предложение!

-Все, жду от тебя файла - уже суше говорит ЧужВон и прекращает разговор.

-Подписи-то мы соберем - себе под нос бурчит он - осталось еще звереныша уговорить, чтобы она сама подписала прошение о помиловании... Она, может, там вообще в тюрьме одичала...

Тюрьма Анян, третье февраля, вторник. Вечер.

В камере все уже валяются по матрасам, и я тоже, скоро отбой. И тут заглядывает надзирательница:

-ЮнМи, к тебе посетитель! - и в ответ на мой недоуменный взгляд добавляет негромко:

-Адвокат.

Я плетусь за ней и размышляю: "нет, ну мне говорили, что адвокаты имеют доступ в любое время... это он что, меня и ночью может выдернуть?... что у него там случилось-то... впрочем, сейчас узнаю...". В переговорной комнате меня встречает господин Пан ВанДам, в тех же стильных очках, а вот костюм другой, но тоже неплохой. Перед ним на столе лежат какие-то бумаги.

-ЮнМи, добрый вечер - говорит он - я решил так поздно тебя побеспокоить по важному вопросу. Мой предшественник для суда делал запрос в медицинское учреждение (он называет мою больницу, где меня откачивали после смерти). К сожалению, бумаги от них пришли только сегодня. Вопиющее безобразие! Но, тем не менее, я их внимательно изучил, и пришел к выводу, что ты, с твоими травмами, по текущему законодательству Республики Корея не можешь быть призвана в вооруженные силы по медицинским ограничениям. 

И, видя, что я никак не реагирую, продолжает:

-Прямого соответствия между требованиями к здоровью призываемых и мобилизуемых нет, но даже по простой логике они должны быть идентичны, а учитывая, что ты после этого еще несколько раз подвергалась как специфическим травмам головы, так и общим травмам и ранениям организма...

Ну да - вспоминаю я - сотряс, миномет, контузия... что там еще было...

-Есть все основания - заключает господин Пан - признать твою мобилизацию не соответствующей закону по медицинским обоснованиям, и следовательно, всю твою службу - ничтожной. С юридической точки зрения, конечно - торопливо добавляет он, видя, что я как-то не так реагирую на слово "ничтожной".

-Но, что меня больше всего поразило - он так же быстро продолжает - почему-то ни одна из военных медкомиссий (а я насчитал их четыре, с учетом твоих ранений) на этот факт не обратила ни малейшего внимания!

-Как ты все это объяснишь? - спрашивает он, видя, что я молчу. Ну здрасьте, приехали! Я это еще и объяснять должен?!..