Об упадке искусства и боярке

Тут Маня накатал роскошную простыню на тему того, почему боярка — говно, и мне, после некоторого брожения мыслей в голове, захотелось излить получившийся поток браги на окружающих.

Признаюсь безо всякого стыда — боярку я не люблю не меньше, чем мой коллега по цеху. Но, по совершенно иным причинам.

Для меня произведение искусства это не роскошная статуя, услаждающая взор мимо крокодящего патриция. Будучи хунвейбином от литературы (громкое заявление от автора одной книги с тысячей просмотров, да!), я испытываю лишь желание эту статую разбить и оттоптаться на обломках. Для меня любое произведение искусства это кирпич в вавилонской башне культуры общества, тянущейся к звёздам в прямом и переносном смысле.

В этом плане, каждый кирпич не просто не должен быть шедевром, он не может им быть чисто статистически. Но он прекрасно может быть просто крепким кирпичом. Возьмём, для примера, Фрэнка Герберта. Его Дюна, безо всякого сомнения, это становой хребет мировой фантастики, до сих держащий на себе целые пласты литературы и огромные вселенные. Одни только Звёздные Войны и Вархаммер 40.000 чего стоят. Но Дюна — не единственная книга Герберта. Есть сиквелы Дюны, колеблющиеся от просто плохих (третья книга) до сильно плохих (пятая и шестая), которые, тем не менее, успешно выполняют свою задачу по развитию и поддержанию серии.

Давайте же возьмём другую книгу признанного мастера-фантаста, не связанную с этой серией. Допустим, это будет «Назначение — пустота» ( так же известная как «Сон или явь»). Она явно и без всякого сомнения повлияла на цикл «Подсолнечники», дав идею, которую Уоттс преобразовал и развил, вот только есть одна проблема... «Назначение — пустота» очень слабо написана. Она скучная, с очень невыразительным языком и бедна интересными персонажами, но хорошо выполняет роль кирпича в фантастике 60-х годов с её футуристически-визионерским направлением мысли. Так что можно ли считать проблемой некую ремесленную слабость книги, если она дала последующему поколению авторов надёжную опору?

Здесь самое время вернуться к, собственно, бояре и искусству. Боярка пуста и хрупка, она не может служить ни стеной, ни фундаментом, ни даже крышей над неким культурным явлением. И это особенно поразительно на фоне абсолютной одинаковости боярки с точки зрения её построения. Все топы (а так же их эпигоны) используют не просто одни лекала, а одну и ту же пресс-форму, куда радостно заливаются нагиб, рода, сестра, кунфу, бизнес, мехи, альтернативная РИ и сисястая анимеха на обложку (нужное вписать, ненужно вычеркнуть). Получившаяся масса настолько одинакова, что можно рандомно попереставлять имена авторов и названия произведений и никто не заменит подмены, хотя даже дрянное отечественное фэнтези 90-х имело индивидуальность, ибо каждый из авторов тех времён был бездарен по-своему.

В этом плане, бояръаниме удивительно пересекается с поздним соцреализмом, блестяще отрефлексированном Сорокиным в «Норме». Абсолютно пустые и одинаковые книги, клепавшиеся ремесленниками от литературы ради пайки местечкового Союза писателей и выпускавшиеся многотысячными тиражами для библиотечных полок сельских клубов и пионерских рекордов сбора макулатуры. Но среди них хотя бы была «Территория» Куваева, что придавало хоть какую-то опору позднесоветской литературе. Вавилонская башня скрипела и качалась на ветру, но хоть как-то тянулась вверх.

Боярка же, являющаяся отрыжкой полупереваренного японского субстрата на российского потребителя контента, не может сложиться ни во что иное, кроме лужи под ногами у читателя, в которую этот самый читатель и радостно ухнет. И трудно читателя в этом винить. В обществе, где чтение происходит в вагоне метро, везущем РАБотника от конуры в человейнике до скамьи на галере, потребляться будет именно палп, временно обретший вид боярки. Так же трудно винить писателя, который в промежутках между написанием блогов об эмпирическом влиянии выжигания аудитории на цену кликов и споров об инфоцыганстве, замаскированном под обучение молодых и талантливых начписов, умудряется каким-то образом катать достойные современных нейросетей тексты и даже практически без логических и грамматических ошибок. Он хочет кушать и далеко не продукт сойлентовый, с содержанием заменителя, идентичного натуральному.

Двойной культурный уроборос сетературы успешно существует в нынешним формате, чем вгоняет меня в пучины литературной депрессии, перемежаемой хунвейбиновской ненавистью, с чем нашего уробороса можно только поздравить.

Конечно, неплохо было бы закончить данное эссе не просто нытьём об упадке литературы, но зачем и кому это надо?