Мой Пастернак

Пастернака изучать мы начали в десятом классе, но одно стихотворение я прочёл парой лет раньше. Это было легендарное «И дольше века длиться день» («Единственные дни»). Впрочем, на тот момент я понятия не имел, что оно легендарное. Я совсем не знал, кто такой Пастернак. 

Я нашёл «Единственные дни» в дедушкиной библиотеке, в одном из альманахов-ежегодников. Стихотворение застыло сиротливыми строками где-то в уголке страницы, отданной на поругание публицистике. Я имел все шансы его пролистнуть. И скольких бы чарующих минут себя лишил. 

Поэзия Пастернака настолько точно выразила мои какие-то смутные, болезненно-неясные ощущения, что я испытал одновременно и зависть к автору, и благодарность, что отныне это нечто пугающе-завораживающее имеет чёткую словесную форму. 

Теперь, когда в один из тех неповторимых дней, которые повторяются без счёта, накатывало, я не паниковал, безуспешно пытаясь понять, что это, а закрывал глаза, читал про себя стихотворение, и время запускало обратно свой ход. 

А когда наоборот, я не хотел, чтобы «заканчивалось объятие», то же самое стихотворение, но прочитанное в другом ритме, замедляло стрелки на моём внутреннем циферблате. 

Этот эффект повелителя времени и возвёл Пастернака в список небожителей и заставил избегать его творчества – кто знает, какая там ещё магия таится («с волшебством надо знать меру» предупреждал меня жанр фэнтези). 

Но когда на школьном календаре подошёл день Пастернака, никого не интересовали мои суеверия. Впрочем, в коллективе приобщаться к магии не так страшно, поэтому я, наконец, взял в библиотеке том с поэзий автора «Единственных дней» и не пожалел. 

Я могу очень долго говорить об этих стихах, но пост для группы творчества – не литературоведческий талмуд. Поэтому постараюсь обобщить впечатления в несколько абзацев. 

Лучше всего, что я ощущал, читая и заучивая наизусть Пастернака, характеризует тот факт, что я не мог переворачивать страницы в любой обстановке. Например, больше всего стихов Есенина я заучил, когда работал на стройке. Пастернака мне даже в голову не приходило положить в сумку со спецовкой. Казалось каким-то святотатством читать его в бытовке. Его стихи требовали особенного ритуала, где важно всё: от позы для чтения до цвета абажура. Есенин словно садился рядом с тобой, вымотанным работой на отбойнике, и, подмигивая (Ничего, студент, прорвёмся!), улыбался, поправляя в нужных местах (Эту строчку нужно по-другому читать), а Пастернака казалось странным даже пригласить в бытовку. 

То, что я пишу, не означает, что Есенин хуже (одно его стихотворение буквально спасло мне жизнь, подробнее о моём знакомстве с Есениным здесь https://author.today/post/225235). Просто есть люди, которым с первой минуты знакомства можно говорить «привет», а есть те, с которыми всегда «здравствуйте». Даже когда вы лучшие друзья, всё равно "здравствуйте". 

Второе, что меня поражало в Пастернаке, насколько… Вот стихотворение формально совсем не про тебя. Но по ощущениям именно про тебя. Несколько сумбурно, но не могу подобрать лучшего сравнения. 

Третий факт. Старший брат когда-то блестяще презентовал мне «Гамлета». Но только перечитав в пастернаковском переводе, я был буквально смят величием этой трагедии. 

И, конечно, как «Братья Карамазовы» – это главный роман в истории человечества, "Гамлет" - главная пьеса, так «Сонет 66» – главнейшее стихотворение. И вы уже догадались, какой перевод я считаю лучшим. 

Ну, а теперь, задержимся на одном стихотворении, самом актуальном для этих снежных дней. 

В отличие от Есенина, самого, наверное, певучего поэта в русской литературе, стихи Пастернака, как по мне, очень плохо ложатся на музыку. Я могу привести всего два примера, когда у музыкантов получилось. 

Первый, песня команды «Место встречи» о любви.

 Второй, «Снег идёт» Никитина. 

Если, скажем, для Леонида Филатова (обязательно отпразднуем в блоге его юбилей) первый снег – это очищение и обновление, то для Пастернака очередной повод поиграть магией времени, дать читателю ощутить единые в своём противоречии и пугающее осознание, что оно постоянно куда-то уходит, и радость, что оно есть. Первое приходит внезапно, второе исчезает неожиданно. 

Вообще, разговаривая о поэзии, ты понимаешь убогость прозаической речи (имею право, сам прозаик). Как и многие творцы, Пастернак не мог объективно оценить своё творчество. Поэтому «всю жизнь шагал к прозе» и считал поэзию прозой недоделанной. 

Мне, который считает «Доктора Живаго» всё-таки намного ниже стихотворного наследия Пастернака, ближе позиция Бродского. Что только поэзия даёт возможность объединять все типы человеческого мышления, все способы донести мысль до собеседника, да ладно бы мысль – ощущение. 

Поэтому лучше всего о стихах говорить другими стихами. Но так как поэтического дара я не имею (Сёма, спасибо ещё раз за стихотворение для «Чумы теней»), остаётся подводить статью к финалу. 

«Снег идёт» я впервые прочёл в том самом томике Пастернака, который взял в десятом классе, и сразу полюбил, а услышав в исполнении Никитина, полюбил второй раз, ещё крепче первого. 

И, конечно, стоило бы рассказать, где я услышал впервые песню Никитина – нет, не в фильме «Старый новый год», а на одной бардовской тусовке. Но это будет очень долгая и слишком личная история. 

И, увы, как бы ни хотелось избегать политики, особенно сегодня, в праздник, говоря о Пастернаке, нельзя не сказать о его позорной травле. Когда, как в одной ленте Рязанова, не нашлось ни одного порядочного человека, кто был бы против, а только полупорядочные, кто воздержался, вот только не на гаражный кооператив, а на огромную литературную Россию. 

В отличие от затеявшего кампанию Хрущова и массовки «не читал, но осуждаю», многие литераторы знали, что антисоветского в книге не больше, чем в «Беге», и даже намного меньше, чем в «Тихом доне» (а и было иначе… если советский писатель не имеет право на своё мнение, даже антисоветское, то советская страна явно куда-то не туда сворачивает с дороги в самое справедливое общество свободных людей). Но всё равно самые смелые лишь воздержались, а остальные вскинули руки в позорном «за». 

Потом переживали, кляли себя, сетовали на «партийную дисциплину». Особенно после скоропостижной смерти Пастернака. Но поступок уже остался в истории. И очень скверный поступок. И «эффект стада» лишь усугубляет индивидуальную вину. 

Сейчас, когда из помойников истории вернулись «коллективные осуждающие письма», а к возможностям организованной травли добавился интернет, писателю, поэту, музыканту важно помнить, что жить в ладу с совестью важнее, чем с любой, самой золотой властью (тем паче, наша не тянет и на ржавое железо). 

И, наверное, не всё так плохо в нашей стране, если на крик власти «ату!» не каждый человек искусства или прыгает в позу готовой облаивать шавки или стыдливо поскуливает «я воздержался», а творцы десятками встают в полный рост и в полный голос говорят «Нет! Мы против!». А простых людей никакие «анатомии протеста» и «ещё сорок друзей хунты» не могут заставить отказаться от посещения крамольных концертов.

Но и коллективные письма и реакция на них - всего лишь приметы эпохи. А стихи Пастернака, что положены в основу двух песен, которые я вас приглашаю послушать, вне времени.