Когда закончится война

Интересные получались дела. Опекуном барышни Кин вдруг оказался Комета Ортис. Конечно, с точки зрения малолетки, так и сорокалетний мужчина — старик. А уж отсутствием сладострастия Ортис Лигон явно не страдал. Но что-то все-таки не вязалось. Не вязались у Рибатта в сознании слова «мерзкий трухлявый дед» с афишным глянцевым образом. А уж то, что Лигон был э-серфером...

Серферами, а иногда волновиками, на жаргоне ОТК именовали носителей пограничных качеств: вроде еще владение сверхъестественными способностями не доказано, но и за грань среднечеловеческих категорий личность уже ушла. Людям творческим попасть в третий разряд серферов легко: достаточно, к примеру, харизмы. Харизма, как известно, к сверхъестественным качествам не относится. Однако кое-кто из третьеразрядных серферов выделялся даже в своем разряде — совершенно невинными, на первый взгляд, фактиками. Таких переводили в разряд повыше. А потом, при необходимости, еще выше. Попавший в первый разряд серфер, считалось, с большой долей вероятности обладал сверхспособностями, только вот доказательств пока не было. Ключевым словом было слово «пока».

Если Ортис Лигон был серфером первого разряда, да еще эмоционалом, обаять юную девушку он мог даже на подсознательном уровне. Если бы он оказывал сознательное воздействие, юной девушке ничего и не оставалось, кроме как млеть от восторга. Однако же барышня Кин не млела. Что говорило о том, что воздействия не оказывалось. Или о том, что барышня Кин — антиволновик, серфер, сопротивляющийся влиянию других серферов, что иногда встречалось, главным образом, среди серферов-интеллектуалов. Если учитывать потрясающие способности барышни Кин к математике, так именно к и-серферам ее и следовало бы отнести. А еще это могло говорить о том, что барышня Кин обычная малолетняя вруша, каких Рибатт в своей жизни встречал куда больше, чем волновиков. И о притязаниях опекуна она наговорила, чтобы поднять свое реноме у понравившегося парня.

Размышляя, относится или нет барышня Кин к малолетним врушкам, Рибатт поднял телефон на подоконник и набрал домашний номер Лигона. Телефон, что интересно в послеполуночное время, был занят. Рибатт подождал пару минут и позвонил еще. На этот раз трубку сняли, и обеспокоенный женский голос проговорил:

— Говорите, говорите!..

Рибатт поздоровался, помянул барышню Кин, но не успел продолжить, как его обозвали похитителем. Он кое-как втолковал взволнованной женщине, что он не похититель, а соученик, что девушка не в больнице, не в морге, и нет, не в полиции. Спит девушка, малость не рассчитав силы на студенческой вечеринке. О том, что в вечеринке участвовали только два человека, Рибатт скромно умолчал, но обещал доставить девушку домой завтра утром, когда она проснется. А предупредить о том, что будет вечеринка, девушка как-то не подумала. С девушками это бывает.

Женщина на другом конце провода согласилась, что да, бывает. Голос у нее сейчас был куда спокойнее.

Положив трубку, Рибатт уже практически пришел к выводу, что барышня Кин именно врушка. Дома о ней явно беспокоились, вон — звонили по больницам и полицейским участкам, о похищении подумывали... А ведь не зря подумывали, — сообразил Рибатт, — Комета Ортис — человек небедный, умыкнуть у него жену или ребенка — большой соблазн для криминально настроенных личностей.

Он выкурил еще одну сигарету, потом, оставив включенным свет в санузле, при приоткрытой двери разложил раскладушку и застелил, стараясь не очень шуметь. Просыпаться в обнимку с девушкой, конечно, романтично, но нормально выспаться вдвоем на тесной койке не получится. Нет уж, пусть будет раскладушка.

Когда он уже собирался погасить свет и лечь, в дверь легонько постучали. Рибатт пробрался мимо раскладушки к двери.

— Даули? — тихо позвали из-за двери.

— Его нет, — ответил Рибатт.

— Эээ... вы не могли бы выглянуть? — деликатно спросил голос.

Рибатт решил, что у кого-то из соседей кончились сигареты. Даули был человеком компанейским, и знакомых среди соседей у него было больше, чем у Рибатта. И да, иной раз эти соседи могли постучаться за сигареткой. Иногда и ночью.

Он открыл дверь, и сильная рука выдернула его в коридор и ударила спиной о стенку рядом с дверью. Рибатт, честно говоря, такого не ожидал, но в зародыше придушил желание дернуться и посопротивляться: что-то говорило ему, что тот твердый предмет, который сейчас упирается ему в печень, вовсе не зажигалка.

Ночной гость между тем заглянул в комнату и спросил злым шепотом:

— Что с ней? Водка или наркотики?

Его злое возбуждение было заразительно, но Рибатт сдержал себя и тихо предложил:

— Давайте выйдем на улицу. Там и поговорить можно, не разбудив весь дом, и подраться, если у вас такое желание.

Неизвестный хмыкнул и отпустил Рибатта, сделав шаг назад:

— Пошли.

— Я куртку захвачу, — предупредил Рибатт, пошарил рукой внутри комнаты, где недалеко от двери была прибита вешалка, снял куртку и пошел, на ходу надевая ее, по темному коридору к лестнице. Ночной гость следовал за ним.

Интересные дела творятся, думал Рибатт, спускаясь по неосвещенной лестнице. Как, однако, быстро он тут оказался. Хотя да. На машине да по пустынным ночным улицам от Лебяжьего озера тут минут семь от силы. Это на трамвае тащиться полчаса минимум. Дежурный ОТК упоминал об охранной фирме Барра, так наверное они поставили телефон на контроль, когда заподозрили похищение девушки, и отследили, откуда звонят. Да, пожалуй, именно так. Телефон ведь записан на имя Даули.

На улице было не так уж прохладно, воздух пах весной даже здесь, в центре огромного города. Рибатт остановился, глянул на пыльно-серое небо, которое совсем по-мирному было засвечено городскими огнями так, что были видны только самые крупные звезды, вздохнул и проговорил, обращаясь куда-то в пространство:

— Я понимаю, как это выглядит со стороны, но я Сахаль не подпаивал. Немного водки я ей дал потом.

Ночной гость, остановившись в шаге за его плечом, хмыкнул.

— Ладно, — проговорил он, — Садись в машину. Поговорим.

Машина стояла в десятке шагов от крыльца, и ночной гость подошел к ней раньше Рибатта, сели они почти одновременно, и Рибатт наконец пристально посмотрел на собеседника. Рядом с ним сидел Прекрасный Принц.

Нет, не в том смысле, что Рибатт тут же влюбился в него без памяти. Такая мысль ему бы и в голову не пришла. Но вот буквально первый раз в жизни Рибатт сравнил свою внешность с внешностью другого мужчины и прочувствовал до самых кишок, что он пустое место на фоне чьей-то бьющей в глаза привлекательности — девушки на Рибатта даже не посмотрят, пока рядом с ним находится Ортис Лигон.

Это серфер-эмоционал, сказал себе Рибатт, эмоционал первого разряда. Он с усилием отвел от Кометы Ортиса взгляд и уставился прямо перед собой. Ночь, улица, фонарь, дома.

— Узнал? — понял его состояние знаменитый музыкант.

— Да, — сказал Рибатт, припоминая методичку с грифом «для служебного пользования»: как вести разговор с эмоционалом. Прежде всего сдерживать свои чувства и мысли: они могут оказаться навязанными. Попытаться поставить мысленный блок. Анализировать свое и его поведение... Нет, сначала поставить блок! Ночь, улица, фонарь, дома! Ночь, улица, фонарь, дома...

— А тебя как звать?

— Рибатт.

— В самом деле вместе с Сахаль учишься?

— Да.

Прекрасный Принц, по какому-то недоразумению носящий пошлый псевдоним Комета Ортис, глубоко вздохнул, и Рибатт всем своим существом почувствовал, как уходит напряжение. «Волна ушла», — описывал такое состояние капитан Талли, который по долгу службы часто сталкивался с серферами. Рибатт, честно говоря, раньше не верил, что сможет такое ощутить. Ему казалось, для этого и самому надо быть серфером, пусть даже и слабым. Однако вот гляди ж ты — и в самом деле, волна ушла. Рибатт это почувствовал чисто физически.

— Там на заднем сиденье — коробка с пивом, — сказал будничным голосом Ортис Лигон. — Достань-ка мне и себе.

Рибатт повернулся, пошарил, нашел рукой коробку и передал бутылку Лигону, потом взял себе. Первые глотки оба сделали молча.

— Устал как собака, — проговорил наконец Лигон, глядя прямо перед собой. — Что-то меня последние дни концерты выматывают, как никогда раньше. Старею, что ли? — Он сделал еще пару глотков. — А сегодня и расслабиться после концерта не удалось. Мы-то решили, что Сахаль похитили. Мне, знаешь ли, звонят иногда... личности, — определил он обтекаемо. — Угрожают. И Дарен тоже... названивают. Известная журналистка, задевает многих.

Рибатт вздохнул. Говорить он ничего не стал. Что тут скажешь?

Лигон сделал еще глоток.

— У вас с ней серьезно? — спросил он.

— Нет, — ответил Рибатт. — Не думаю. — Он опять вздохнул. Отцу девушки, вероятно, в таких случаях полагалось бы бить соблазнителю морду. Лигон, правда, не отец. — Сахаль говорила, вы к ней пристаете, — решившись, выговорил Рибатт.

— Я? — Лигон повернул к нему лицо и даже бутылку с бутылкой опустил.

— И «пристаете» — это мягко сказано, — продолжил Рибатт. — У нее и истерика потому началась, и водки я ей потому дал. Поэтому и уснула. Вы и самом деле к ней пристаете?

— В голову не приходило, — сказал Лигон, озадаченно помаргивая. — Она же ребенок!

— Ей скоро восемнадцать, — напомнил Рибатт. — Вполне взрослая.

— Это для тебя она взрослая, — сказал Лигон. — А я был любовником ее бабушки... — не сейчас, — поправился он, увидев взгляд Рибатта. — Давно. Очень давно. Когда Сахаль и в проекте не было.

Рибатт кивнул. Ничего такого невероятного. Лет так двадцать назад юный и пылкий Ортис Лигон вполне мог быть любовником зрелой, лет так под сорок, красотки. Любвеобильностью, надо полагать, он и тогда отличался.

— Сахаль похожа на Кайрис, — сказал Лигон куда-то в пространство. — На молодую Кайрис. Как же мне сейчас смотреть на Сахаль, как не на ребенка? Ребенок Кайрис, как-то так.

— Она могла что-нибудь не так понять, — неловко проговорил Рибатт. — Вы ведь далеко не монашескую жизнь ведете.

— Да, возможно, — согласился Лигон. — Надо будет попросить Дарен поговорить с ней, мне-то, получается, неудобно... — он вернулся к своему пиву и продолжил светский разговор: — А ты, получается, вместе с Сахаль учиться будешь.

— Нет, — сказал Лигон. — Я ушел с третьего курса, когда началась война. И потом, она на математику собирается, а я на промышленную янтаринику.

— К Кастрому?

— К Кастрому, — согласился Рибатт.

Лигон чуть сморщился, будто кислое яблоко надкусил:

— Дрянной человечек, — сказал он. — Кто у него сейчас в любимчиках?

— Я, — признался Рибатт.

— Даже так? Небось соловьем разливается, Картенедовскую премию обещает?

— Ага, — согласился Рибат и спросил осторожно: — А вы что же, сталкивались с ним?

Он попробовал припомнить, не говорилось ли что о Лигоне в досье на Кастрома. Не говорилось. Значит, контакт был вовсе мимолетным, а вот гляди ж ты: Лигон явно что-то против Кастрома имеет.

— Не сталкивался лично, — сказал Лигон. — Но наслышан, наслышан...

Помолчали. Рибатт раздумывал, как бы спросить Лигона, чего такого нехорошего он знает о почтенном профессоре.

— А служил ты в каких частях? — спросил Лигон, задумавшись над чем-то своим. — В пехоте?

— Нет, — ответил Рибатт. — Я в Столице служил. Писарем.

— Пиииисарем... — протянул Лигон. — А скажи мне, писарь, зачем ты триста штук Л15-18 заказал?

Рибатт подавился пивом, теперь была его очередь давиться, похоже.

— Что ты с ними делать собрался? Солить? — продолжал Лигон. — Я себе голову сломал, все пробовал догадаться, как ты их употребить собираешься!

— О чем это вы? — осторожно спросил Рибатт. — Вы ничего не перепутали?

— Слушай, — сказал Лигон. — Я, конечно, всего лишь музыкант, но по образованию я все-таки инженер. И инструменты, на которых играю, янтарино и аэроцелесту, изобрел сам. И в «ЯнтарДТ» солидная доля акций принадлежит мне. Так вот, у меня есть привычка регулярно просматривать поступающие заявки. Сам понимаешь, иногда по тем комплектующим, что заказывают, можно сделать вполне определенные выводы. А я люблю головоломки такого рода.

Рибатт прекрасно понимал. Шпион, пробравшийся в отдел снабжения крупного оборонного предприятия, куда ценнее шпиона, околачивающегося по солдатским кантинам. Лигон, понятное дело, шпионом не был. «ЯнтарДТ», подумать только! Да Комета Ортис не только Прекрасный Принц, оказывается, а еще и сказочный богач! Опора Империи!

— И если я вижу заявку, подписанную полковником Аламаком Менкаром, — продолжал Лигон, — я знаю совершенно определенно, что сам полковник в янтаринике ни хрена не понимает, а понимает в янтаринике человек, который оную заявку составлял. А составитель официальной бумаги указывается в правом нижнем уголке, над номером служебного телефона, и это обычно какой-нибудь мелкий интендант или писарь. И вот наблюдаю я последний год-полтора, как полковник Аламак Менкар присылает мне одну любопытную заявку за другой, особенно после очередного выхода «Вопросов янтариники»... не иначе там у него вовсю статистические машины модернизируют... а в уголке некто Рибатт. И вдруг бац! Триста Л15-18, и я ломаю голову, куда ж их собираются воткнуть. А некуда их втыкать в таком количестве, если я хоть что-то в статистических машинах понимаю.

— Как вы догадались... что тот Рибатт — это я?

— Да просто... догадался, — сказал Лигон. — До войны ты со своими завиральными идеями засветиться не успел, значит, молодой еще. Война закончилась, и от полковника Менкара последний месяц ни одной заявки — похоже, демобилизовался для завершения образования. Военнослужащему-то учиться можно только в военных вузах, а янтаринику так качественно, как в Политехе, пока ни в одном военном вузе не преподают.

— Логично, — согласился Рибатт. — А «пятнашки» я не туда. Это я одну схему придумал, но полная фигня получилась.

— Что за фигня? — живо заинтересовался Лигон.

Рибатт похлопал себя по нагрудному карману куртки, отыскивая карандаш, Лигон мигом подсунул ему валявшийся в бардачке блокнот, и следующие полчаса они провели самым восхитительным образом, обсуждая настоящее и будущее аналитических машин.

Потом Лигон отошел в ближайший палисадник совершать административно-наказуемое деяние, после которого куст сирени следовало бы удостоить мемориальной таблички «Под этой сенью воздавал дань природе богоподобный Комета Ортис», а Рибатт блаженствовал, опять ощущая уход «волны». Прихода «волны», он, как и было обещано методичкой и воспоминаниями капитана Талли, разумеется, опять не заметил. «Пресвятое Небо, — подумал он, — это если я такую волну ловлю только от обсуждения янтариники, какую ж я поймаю у него на концерте? Э нет, на концерты я к нему не ходок. Оно же как наркотик!»

весь роман здесь https://author.today/work/6869

Аннотация: Только что закончилась война, которая длилась три года. Казалось бы, живи и радуйся, но проблемы персонажей романа не дают им жить покойно. Спецслужба, которая занимается проявлениями магии, пришла к выводу о необходимости ликвидации одного древнего колдуна, чтобы получить его силу. Однако колдун оказался к этому готов...

В цикл «Мир Книги» входят несколько романов, связанных вместе страной и миром, где происходит действие, но не связанных ни временем, ни общими героями:

«Приют Изгоев», время действия аналогично европейскому началу 17 века.

«Там, где Королевская Охота», конец 18 века (существует другой вариант, с иной композицией глав — «Лица и маски»)

«Кодекс Арафской дуэли», начало 19 века.

«Быть тварью», действие которого происходит во второй половине 19 века.

«Когда закончится война», середина 20 века.