От судьбы не уйти

Разговорились тут с Ришем на тему философии героев и отношения их к судьбе. И вспомнилось. И захотелось перечитать, обдумать. (А надо главы выкладывать, угу)

***

Трактир смотрел на дорогу высоким забором. Это был самый первый дом в предместье Северных Чуч и на летнюю ярмарку, а уж тем более на весеннюю постояльцев тут было полным полно — знай, трактирщик, поворачивайся.

Теперь, на исходе осени, путники выходили на дорогу только по большой нужде и комнаты пустовали. Трактирщик закрывал ворота рано, а ежели кто из местных желал топить печаль в бормотухе, то у всякого дома тоже имелся стол, стул да погреб.

Два дня назад в трактир заселились двое. Крепкий мужик с мечом (трактирщик такое привык примечать сразу) да кривенькая, тощая девица, заплатили вперёд за две ночи и заперлись в самой дальней комнате. Девицу трактирщик так больше и не видел. Мужик сам покупал еду и пиво на две порции в номер. Трактирщик только ухмылялся в усы, да думал про постояльцев привычное. Мол, мужик крепкий, в самом расцвете сил, без бабы ему никак. А то, что баба хилая, так он ее и откармливает, то свининой, то гурской кашей с медом. Пивом поит, не жадничает.

Утром на третьи сутки, в самую рань, трактирщика разбудили энергичные удары в дверь. Он долго не мог взять в толк, кого ведьмы послали в такое время. На всякий случай отыскал в сенях топор и только потом спросил из-за двери:

— Чего надо?

Трактирщик приготовился, было, ругаться, что народ совсем совесть и честь потерял честных людей будить, не дожидаясь рассвета. И что можно и в конюшне переночевать, раз уж такие наглые и сумели сами ворота открыть.

— Завтрак и отдых! — убедительно ответил из-за двери низкий мужской голос.

Голос показался приличным, требовательным. Так говорят представители власти, разные ученые люди да богатые купцы. Трактирщик почесал загривок и открыл.

Перед ним стояла невысокая девушка в длинном, запорошенный снегом, тулупе. К поясу тулупа крепился меч в изящных ножнах. Впрочем, на этот раз трактирщик не обратил на меч внимания. Девушка была сказочной красоты. Такой сказочной, что трактирщик вдруг, почувствовал себя необычно.

Как завороженный смотрел он на нежное, румяное с мороза, лицо, на воздушные волосы, такие же чисто-белые, как и весь мир за дверью. Никогда он не видывал такой необычной внешности. В душе пробудились незнакомые чувства, ожили глубокие воспоминания детства о сказках про фей, про чудеса мира, про сияние жителей неба, про детей Солнца. Неожиданно к горлу поступили счастливые слезы, чего трактирщик не замечал за собой отродясь. 

Прошел миг, другой, третий, завороженный, он так и стоял перед девой с топором в руке.

— Нам бы две комнаты, добрый человек, — нежным голосом сказала девушка.

Трактирщик спохватился, сглотнул ком, опустил топор. И только тут заметил, что за красавицей стоят два высоченных парня и молодая женщина, росту куда выше среднего, а все равно верзилам едва до плеча. Все с мечами, котомками, все в снегу.

— Входите, — трактирщик услышал свой голос словно со стороны. — Кухня закрыта, но я могу собрать чего поесть из остатков. Или, может, хотите омлет с грибами? За пятнадцать минут управлюсь.

— Будет чудесно, — снова прожурчал голосок красавицы. — Нам бы еще две комнаты и пару кувшинов тёплой воды.

— Сей момент.

Когда друзья поднимались по лестнице с ключами, Эрик, все это время вынужденный молчать, наклонился к уху Ив и с зашипел с ревнивой издевкой:

— Сей момент, моя леди. Горячую ванну и крепкого королевского вина. Готов спать у ваших ног, как котенок. А ежели...

Дальше Эрик заткнулся, потому что Эмиль ткнул его как следует в спину.

Томаш услышал друзей и сразу вышел в коридор трактира, им навстречу. Смятение и растерянность удивительным образом не шли к его крупным чертам лица, к широким скулам и скупой улыбке, такой, словно он улыбался в себя. Мятая рубаха, расстегнутый ворот, слегка открывающий волосатую грудь, большие, как у кузнеца руки безвольно опущены. Секунду Эмиль разглядывал его:

— Что случилось?

— Зайди, — попросил Томаш. — Один.

Эмиль вошел в комнату.

— Так-так... — он посмотрел на спящую полуголую Польгу. Желваки на скулах напряглись, будто там, внутри себя, Эмиль пытался представить все варианты того, что здесь могло произойти. Потом по лицу мелькнула самоуверенная ухмылка, мол, да, я все знал заранее, но тотчас улыбка исчезла и на смену ее пришла озабоченность будущим и жалость к несчастной девушке. Все последние дни его мучил только один вопрос. Для полноценных крыльев горб был маловат. Теперь он видел — крылья были маленькие, мутация, атавизм и все же — крылья. Эмиль очнулся, сообразил снять с кровати Птицелова одело и бережно накрыть им спящую девушку.

Почуяв прикосновение, Польга тотчас разлепила заплаканные глаза и увидела над собой грустную, но вдохновенную улыбку Эмиля.

— Начальник! — она стыдливо шмыгнула носом, поджала губы, пробуя вернуть назад старую маску. Не получилось. Тогда она села, завернувшись в одеяло и, всхлипнув в последний раз, честно сказала: — Рада тебя видеть.

— И я тебя. У нас все получилось. Ведьмы пока отчалили ни с чем. А ты почему заплаканная? И почему решилась открыться?

— Случайно вышло. Болели очень сильно. И я сняла корсет...

— И часто они у тебя болят?

— Нет. Было как-то, два месяца к ряду ныли. А потом все стало очень плохо и боль ушла. Но с тех пор много лун минуло. Надеялась — не вернется.

Польга избегала смотреть Эмилю в глаза, ей было стыдно за все те неприятности, которые доставила этим людям, за то, что была с ними груба. Стыдно за свое уродство и за то, что Томаш видел ее голой. За все.

— Знаешь, — подумав, сказал Эмиль. — Не носи пока корсет. Просто надень сверху рубаху. Позавтракаем как люди, потом пойдем дальше. Мы отведем тебя в Туон. Это королевский университет. Поживешь там у одного человека. Он ученый, не обидит.

Польга подняла на Эмиля зелено-желтые опухшие глаза. Большие и недоверчивые.

— Я ничего не могу обещать. Но постараюсь помочь, — поймав и не отпустив ее взгляд, строго добавил Эмиль. — Тебе придется мне довериться. Придется все рассказать. Раз уж судьбе так было угодно.

— Я не верю в судьбу, начальник...

— Похоже, ей плевать, верим мы в нее или нет. Она делает свое дело. Одевайся, мы подождем снаружи.

Эмиль и Томаш вышли.

Польга проводила их взглядом. Длинного, лохматого парня с сутулой спиной и узкими бедрами, и кряжистого, крепкого мужчину, с круглым породистым затылком, уютного и молчаливого. Дверь закрылась.

Она посидела еще немного, греясь под одеялом, повторяя про себя слова Эмиля. Крылья болели, но ей показалось, что теперь она в силах стерпеть любую боль. Впервые с тех самых пор, как ушел Чогер, Польга почувствовала себя среди друзей. Она улыбнулась, сама себе, очень осторожно, чтобы не обмануться в этом прекрасном чувстве.

(Эпизод из третей книги саги "Берег Птицелова")