Будущее как предмет изучения

Социальные науки, исследуя представления неких страт населения об окружающей действительности, изучают также и их представления о будущем, как ближайшем, так и более отдалённом. Будущее как явление — это удобный объект для исследования, потому что с одной стороны он не привязан ни к какой реальности, и позволяет рассуждать максимально свободно, можно, таким образом, по его поводу ожидать честные ответы (не искажённые, например, текущей политической конъюнктурой), а с другой, несомненно, является прямым продолжением и даже в каком-то смысле калькой со страхов или оптимизма по поводу текущей, физически данной нам реальности. Однако за пределы узких исследований и, иногда, публикуемых в СМИ социальных опросов, вопрос изучения будущего выходит редко, куда чаще мы сталкиваемся с результатами трудов чрезвычайно узкой страты писателей-фантастов (и примкнувших к ним публицистов-футурологов), которые не только с удовольствием делятся своими мыслями на этот счёт, но во многом и формируют чужие представления о предмете, составляя в итоге значимый объем высказываний о будущем.

При этом исследователи различают ожидаемое, желанное и проектируемое будущее, разделяя их по степени субъективной реалистичности и вовлечённости. Желаемое будущее — это то, наступления чего мы хотим. Тут в жанровой литературе царит, разумеется, утопический «полдень» и прочая фантастика ближнего прицела, в социально-экономической же теории — всякий социализм-коммунизм и прочий прогрессизм, причём каждый позитивным считает что-то своё, кто-то кибер-анархию с прямой демократией и либертарианскими отсутствиями ограничений, а кто-то обобществление сексуальных утех или вольницу очередного фронтира. Интересно, что в этом пункте часто помещается ещё и «желаемое прошлое», всяческие «попаданцы» — они родом отсюда. Не видя ничего желаемого в будущем, авторы пытаются «исправить» хотя бы настоящее, помещая виртуальное «я» своих персонажей в невозможные обстоятельства, тем не менее, желанные автором.

Далее, прогнозируемое будущее — это то, что по мнению респондента, «на самом деле случится». От первого пункта он формально отличается большей степенью уверенности автора в достоверности своих высказываний, но на деле — это зеркальная калька желаемого будущего, только со знаком минус. Тут концентрируются страхи автора, которые, будучи проговариваемы, как бы защищают нас от него в форме «романа-предупреждения». Помимо вполне очевидных жанров вроде антиутопии, авторы проповедуют разнообразные БП, а также упражняются в доведении до абсурда текущих реалий в стиле «что-нибудь-панк», где во многом сами себе успешно придумывают страшилки и благополучно их разрешают или нет. «Био-панк», «кибер-панк», «либер-панк», а также все виды захватчиков с других планет по факту есть лишь проекция персональных страхов автора, поскольку вместо обещанного многопланового прогноза как правило выбирается что-нибудь одно, после чего последовательно показывается, что вот именно его-то и следует опасаться прямо сейчас, поскольку именно оно как есть непременно наступит. В социально-экономической теории тут представлены разнообразные фукуямы с концами истории, нео-луддистские движения борцов с глобальным потеплением (или, например, освоением космоса, есть и такие), ну, и всяческие теоретики заговора тут произрастают в полном спектре.

Наконец, проектируемое будущее — это то, в построение которого человек реально готов прикладывать усилия. Оно вырастает из некой комбинации между желаемым и прогнозируемым в зависимости от деталей окружающей действительности и подсознательных представлений респондента о достижимом будущем. Например, средний советский человек искренне верил в наступление коммунизма, но занимался ровно обратным — выбивал себе квартиру и строил себе дачу, то есть тем самым приближал наступление частно-собственнического капитализма. Писатели тут народ тоже не без двурушничества. Авторы славянофильских од живут в Испании и Вермонте, завзятые критики капитализма проживают на деньги толстосумов в Швейцарии, а сторонники жёсткой руки рынка не покидают университетских кампусов, предпочитая производству добавленной стоимости уютый коттедж вдали от пыльных городов. Именно в сравнении проектируемого будущего с остальными двумя пунктами удобнее всего выявлять истинное видение по крайней мере ближайшего будущего у конкретного респондента.

Если выживальщик честно строит схроны, без устали тренируется в тире и питается исключительно тушняком, чтобы не просрочился, это по крайней мере логично, честно и в некотором смысле благородно. Если записаной либерал целыми днями пасёт нейросеточки во имя скорейшего наступления квантового превосходства и создания ИИ, то почему бы и нет. Если борец с глобальным потеплением минимизирует личное потребление и уходит в скит, то это выглядит куда благороднее, чем показные трансатлантические разъезды на яхтах на очередной саммит таких же борцунов.

В целом же любой взгляд на будущее, по определению будучи умственным конструктом, а не чем-то реальным, на то оно и будущее, всегда больше говорит об авторе прогноза, нежели о реалистичности его исполнения. По факту почти ничего из того, что происходило за последние 150 лет, не было никем спрогнозировано, за исключением случайных попаданий в очевидные, существовавшие ранее тренды. Даже в глобальном масштабе социализм оказался не совсем тем, чем предполагался. Коммунизм в том виде, как его видели отцы-основатели, вообще никому оказался не нужен (хотя в итоге почти построен в некоторых странах Северной Европы). Нацизм и прочие тоталитарные построения XX века возникли как бы сам собой и оказались совсем не похожи на «Войну миров», как не похожи на него и обе мировые войны, а уж насколько холодная война оказалась не похожа на многократно предсказанный ядерный апокалипсис! Марс так и не покорён, андроидам не снятся никакие киберовцы, зато все сидят в тик-токе и очередном локдауне. Будущее снова оказалось другим.