Серебряная принцесса версе и хозяйка литературного салона

Такое общественное явление как хозяйка литературного салона существует очень давно. Салоны были у дам света и полусвета. При этом сама хозяйка литературного салона могла быть поэтессой или не писать стихов вовсе. Главное, что она окружала себя выдающимися личностями, которые и разносили славу о ее салоне.

К примеру мадам Жюли Рекамье (1777-1849), французская светская львица, хозяйка знаменитого литературно-политического салона, сама, по сути, не сделала ничего выдающегося. Тем не менее она вошла в историю Франции как женщина, сумевшая объединить вокруг своего салона самых талантливых людей своего времени.

Литературных салонов во все времена было немало, поэтому не удивительно что их хозяйки должны были бороться за своих гостей, делая все, чтобы только те не покидали их, в салоне появлялись заезжие знаменитости, а также дебютанты, которым еще только предстояло раскрыться.

Обычно литературные салоны отличались тем, что они устраивались в домах и на квартирах: вспомним знаменитый салон Волконской, салон Олениных. С ними конкурировали литературные общества, собирающиеся в кафе или клубе, например, кафе Греко в Риме — место, где дневали и ночевали художники и литераторы, находящиеся в это время там; кафе Доминик в Санкт-Петербурге, ныне литературное кафе, или «Бродячая собака». Но если в кафе или в ресторан можно было прийти в любой день, даже когда нет программы, литературные салоны, устраиваемые на квартирах, предполагали какой-то определенный день, например, «литературный четверг». Это правило возникло из так называемого приемного дня, когда дама с утра одевалась по-праздничному, ей делали прическу, макияж, после чего она сидела и ждала гостей. 

Серебряный век русской поэзии, так же, как и его предшественник — век Золотой — знали множество интереснейших литературных салонов, один из которых вела поэтесса Мальвина Марьянова.

Мальвина родилась и воспитывалась в семье раввина Меера Либерберга и его жены Анны. С детства она много читала и мечтала о настоящих приключениях с опасностями и романтическими отношениями. Конечно родители планировали выдать ее замуж за человека из почтенной еврейской семьи, но Мальвина неожиданно выскочила замуж по большой любви за Давида Марьянова. 

Своей бурной деятельностью ее супруг мог потягаться с Остапом Бендером, и еще неизвестно, кто бы кого в итоге за пояс заткнул. Молодой человек работал в Главполитпросвете, от которого ему оформили командировку в Берлин. Добравшись до земель немецких, он отряхнул со своих стоп прах большевизма и вскоре так очаровал находящегося там Рабиндраната Тагора, что сделался его секретарем. Затем кривая жизни Давида повернулась в сторону Гааги, где он участвовал в строительстве «Дворца мира». Потом Марьянов жил попеременно с несколькими скрипачками, и, в какой-то момент, появился на мировой сцене в качестве зятя Эйнштейна. Женившись вторым браком, Эйнштейн воспитывал в своей семье двух дочерей жены: Илзу и Марго. На ком конкретно был женат и был ли женат вообще авантюрист, неизвестно. Тем не менее брак с Мальвиной был совершенно реальный. Взрывной темперамент мужа в результате помог юной поэтессе воспламениться от него и начать действовать. В частности, благодаря тому, что ее благоверный был на «ты» со всем бомондом, Мальвина начала заводить знакомства в литературной среде и приглашать к себе домой поэтов и прозаиков. Результат такой деятельности не замедлил проявиться, и вот Мальвина в первый раз в жизни выступает со своими стихами на сцене Тенишевского училища, да еще и сразу после уже известного поэта Сергея Есенина: «Это было мое первое выступление, и я очень волновалась. Как во сне я поднялась по ступеням на эстраду. Мне казалось, что это не я, а кто-то другой читал за меня. Потом спустилась вниз и увидела улыбающегося, аплодирующего Есенина». 

Хозяйки салонов специально готовились к заранее назначенному дню, они не просто подавали чай и легкую закуску, но и должны были заранее уговориться с гостями, собрав всех, кто хоть в какой-либо степени владел пером, чтобы прочитали что-нибудь из своего творчества. Понятно, что, если просто пригласить пишущего человека послушать других, он, может, и поленится тащиться через весь город, а вот если в этот день выступает он сам, это уже ответственность: не придешь, публика обидится.

В молодости Марьянова была очень хороша собой: «Мальвина напоминала «Мадонну» Рафаэля и была в ту пору очень красива» (Ивнев Р. Жар прожитых лет. Воспоминания. Дневники. Письма. — СПб,. 2007. — С. 215). 

Всю неделю очаровательная хозяйка салона посещала открытые выставки и спектакли, где заводила знакомых и затем приглашала их к себе в гости. Конечно, если в назначенный вечер приходил всего один гость, хозяйка салона должна была посвятить все свое время именно ему, развлекая его и умоляя читать ей снова и снова. Окруженный таким эксклюзивным вниманием гость, разумеется, быстро забывал, что оказался единственным посетителем салона, ему даже льстило такое внимание со стороны красивой женщины, поэтому в следующий раз он снова являлся с папкой своей «нетленки».

В отличие от большинства хозяек салонов, способных прорифмовать такую банальность как «розы и слезы», девушка с кукольным именем Мальвина писала действительно хорошие стихи. Причем работала в сложной экспериментальной форме буквально на грани между стихотворением и прозой, когда прозаический текст вдруг приобретает стихотворный размер, звукопись, а то и рифмы. Марьянова писала свои стихи длинными строками, которые при ближайшем рассмотрении так же можно назвать короткими абзацами. Но если каждый абзац длиной в строку — не удивительно, что в результате они располагаются в столбик как стихи. Этот прием получил название версе.

***

Тоненькие, хрупкие ниточки наших сердец оборвались. 

Мы бредем разными дорогами. 

Если бы кто-нибудь соединил их, мы были бы вместе... 

Мимо идут люди, не слыша твоего стона, моей жалобы. 

И плачут разделенные души... 

Марьянова дружила с Сергеем Есениным и даже написала мемуары о нем. И он, время от времени посещая «литературные четверги» Мальвины, однажды написал в ее альбом несколько стихотворений. Вот, к примеру:

Мальвине Мироновне 

В глазах пески зелёные

И облака.

По кружеву краплёному

Скользит рука.

То близкая, то дальняя,

И так всегда.

Судьба её печальная —

Моя беда.

9 июля 1916

Если обратить внимание на дату под стихотворением, нетрудно подсчитать, что Мальвине всего двадцать лет. В это время Мэри Шелли уже написала и издала своего «Франкенштейна». Марьянова зачитывалась готическими романами, отчего в ее стихах так много темного и потустороннего:

ЖИВАЯ И МЁРТВАЯ 

Я сидела в твоей комнате и глядела, как ты задумчиво шевелил дрова в печи. 

На стене увидела портрет — надменное лицо женщины. 

Я сидела за твоим столом и глотала слёзы. 

Входили люди, спрашивали: — Скоро ли вернётся ваша жена, грустно вам одному? 

Ты подозвал меня и тихо, тихо, чтоб никто не услышал, шепнул: — Пойдём, я покажу тебе, как уйти. — 

Я ушла. 

Живая осталась на полотне. 

Прекрасный образец готического версе. В этом страшном произведении слышится дыхание автора, дыхание человека сумерек, поэта, привыкшего балансировать между сном и явью. Когда она поднималась на сцену или выступала у себя в гостиной у круглого стола, застланного вязаной скатертью, ее образ был более чем эффектным и прекрасно гармонирующем с теми мрачными потусторонними темами, которые поэтесса озвучивала. 

***

Я склонилась над чужой колыбелью и ласкала чёрные цветы. Услышала вздох. 

Бог взял мою руку и сказал: — Пойдём, я дам тебе сон вечной любви. — 

Я шепнула: — Хочу чёрных взоров земного бога, пусть в сладких волнах утонет душа. — 

Взмахнуло крыло демона. 

Ангел остался одинок.

Что это проза? Стихи? А может все вместе. Текст, рожденный в сумерках, на грани света и тьмы, — любимое время поэтов-символистов. 

Однако? Марьянова прославилась не только своими стихами, но и прозаическими текстами, ценнейшими воспоминаниями о людях, которых она знала лично? о Есенине и Горьком. 

«Первая моя встреча с Есениным произошла в 1915 году в Петрограде, на обеде у Иеронима Иеронимовича Ясинского, — пишет в своем эссе «Воспоминания о Сергее Есенине» (Изд. 2-е М.: «Московский рабочий», 1975) Марьянова.— Воскресенье было днем, когда собирались писатели и поэты у радушного Иеронима Иеронимовича, дружески встречавшего новые таланты. Всех объединял за столом воскресный пирог и клюквенное варенье. Каждый новый гость должен был читать свои произведения — такова была традиция в доме Ясинского.

На фоне окружавших меня людей наружность Есенина показалась необычной. Больше всего привлекали внимание его голубые глаза и золотые кудри. Поражала его улыбка, необыкновенно мягкая и обаятельная. (…)

После нашей первой встречи у Ясинского Есенин стал бывать у меня. В то время мы с мужем Д. И. Марьяновым жили на Забалканском проспекте. В нашем доме собирались молодые, начинающие авторы».

В двадцатые годы Марьянова издала несколько сборников поэзии и сделалась действительно заметной частью литературной жизни.

После Великой Отечественной войны Марьянова не оставляет поэзии и продолжает работу в салоне. «Мальвина Марьянова была довольно пожилая, небольшого роста женщина. Ее увядающее лицо было добро, приветливо. Даже в тяжелые годы она старалась «принять» к ней приходящих и из последних возможностей пекла хоть какой-нибудь пирожок тоненький, но чтобы всем по кусочку хватило к чаю, коим она обносила гостей». (Цветаева А. Сердце — к сердцу… // Знамя. — 1986. № 10. — С. 229). Теперь двери ее квартиры были открыты каждый день. Любой начинающий или маститый литератор мог надеяться на теплый прием красавицы былых времен. И не удивительно, что к подобному месту начли присматриваться представители МГБ.

Разумеется, когда тебя арестовывают или вызывают повесткой на допрос, приходится отвечать на вопросы. Марьянову вызывали туда регулярно, а когда представители власти поняли, что получают от Мальвины лишь самые поверхностные сведения, не более того, что сообщали платные осведомители, посещающие ее салон, был распущен слух, будто бы Мальвина является штатным шпионом, что она заманивает к себе литераторов и ведет с ними антиправительственные разговоры, и затем закладывает своих наивных собеседников с потрохами. В списках ходило четверостишье арестованного некоторое время назад поэта Николая Николаевича Минаева и теперь посылающего весточку из застенок:

— «Скажи, за что по-твоему, Ник-Ник,

Ты к нам попал в лефортовский тайник?

Что сделал ты? Твои какие вины?!.»

— «Писал стихи и чай пил у Мальвины!..»

Невинная фраза о чае и стихах, которую поэт только и мог признать своей виной с целью объяснить абсурдность задержания, в результате сыграла на руку представителям МГБ, как бы обвиняя Марьянову в том, что это она сдала поэта. Мол, не пил бы с предательницей чаек, не пошел бы по этапу.

В живом журнале lucas_v_leyden публикуется полный текст заявления в МГБ от некого Темкина И. М.:

«В 1950 г. я жил в Успенском пер., д. № 6. В янв.-фев. того года меня встретила гр. Марьянова Мальвина, заявила, что она живет в одном дворе со мной, рекомендовала себя поэтессой, в свое время знакомой с А. М. Горьким. Она стала рассказывать о своих встречах с Горьким на о. Капри. Затем показала журнал, издававшийся не то в Киргизии, не то в Казахстане, в котором была отпечатана статья с воспоминаниями о Горьком. В заключение разговора она попросила одолжить 50 р. и сказала, что у нее часто собираются известные литераторы, представители искусства: во время этих вечером читаются произведения и критически разбираются. Она попросила меня с женой посетить такой вечер, который состоится на днях, и выразила желание, чтобы я прочел какой-нибудь из моих рассказов.

Заинтересовавшись этим, мы с женой посетили ее в указанный ею день. Застали ее мать, которая, кажется, спала, и пожилого человека интеллигентной внешности, который был представлен как скульптор, сын писателя Златовратского. Мы вступили с ним в беседу, т.к. он был глух, то мы предпочитали слушать его. Он рассказывал о своих встречах с Чеховым и Горьким в Крыму, как он работал над скульптурным портретом Горького, после этого стал читать поэму, посвященную Горькому. Это было слабое ученическое произведение, в поэтическом отношении примитивное, в идейном отношении не представляющее никакого интереса. Этакий обывательский пересказ о встречах с Горьким. Я счел это за чудачество старика, увлекающегося поэзией.

Затем они попросили меня прочесть что-нибудь. Из вежливости я прочитал какой-то отрывок, намереваясь скорее уйти. В это время явился новый посетитель, которого Марьянова отрекомендовала как талантливого поэта, однако работающего сейчас не по своему призванию. Фамилии, имени, отчества сейчас не помню (возможно, Николай Николаевич) (Минаев. Прим. Ю.А.). (…) Вслед за ним (возможно, и раньше) пришел молодой человек, лет около 30, и был представлен как непосредственный начальник ее, Марьяновой, по работе. Она сказала, что он литератор, работающий сейчас над какой-то повестью, не то очерками, не то рассказом. Фамилии, имени, отчества его не помню. Вел он себя чрезмерно молчаливо, в разговор почти не вступал, читать произведения свои отказался.

После этого Марьяновой был подан пустой чай, без закусок, и поэт, назовем его условно Ник. Ник., выразил согласие прочитать свои стихи. Он извлек из кармана небольшую потрепанную тетрадку и заунывным голосом стилем декадентского поэта стал читать. Прочитал стихотворений 15-20, относительно небольших по размеру, в 5-6 строф, иногда в 1-2.

Все стихотворения были написаны в духе акмеизма, не то символизма, отличались пессимизмом, разочарованием в жизни. Некоторые стихотворения затрагивали и политические темы и носили ярко выраженный антисоветский характер. Из них запомнились стихи, в которых он издевательски говорил о советских поэтах, описывающих жизнь колхозов, заводов; высмеивалась карточная система во время войны (не то затруднения с питанием), а также выражалась мысль о том, что если будешь писать не о современности, то тебя вроде заставит НКВД. Описывались также портреты <нрзб> лиц, помнится были стихи о Керенском, о Распутине.

На вопрос, понравились ли мне стихи, не желая вступать в прения с подобным «автором», сказал, что они не современны и даже (более?), на что поэт отозвался, что писать в современном духе не может, а пишет, как умеет. При этом он оставлял впечатление человека, никем не понятого и всеми обиженного.

Когда жена моя заявила, что стихи ей не понравились, Марьянова выразила сожаление, и сказала, что стихи, хотя и не современны и не в духе сегодняшнего дня, но Ник. Ник. человек талантливый и что он даже посвятил ей стихотворение.

Высказывания Златовратского и второго (молодого человека) не помню. После этого Марьянова прочла свое стихотворение о какой-то скульптуре в саду. Стихотворение примитивное и безыдейное. Я с женой заявили, что нам нужно срочно уйти, и, провожая нас, Марьянова сказала, что она очень жалеет, что не пришли еще какие-то литераторы (фамилии их не помню), что они «очень милы», а Ник. Николаевич, хотя и очень презирает ее мать, но она его жалеет и уважает. Просила еще приходить.

Когда мы выходили, за нами увязался вышеупомянутый молодой человек (нрзб) и, прощаясь с нами во дворе, попросил мой адрес с тем, чтобы придти почитать свои рассказы. Я сказал, где я живу, но он ко мне не приходил, и я его больше не видел.

После этого ни я, ни жена моя у Марьяновой не бывали и никого из позванного сборища не встречали.

(подпись)» 

Вот такой, можно сказать, самый обыкновенный вечер, в результате которого был арестован поэт Н.Н. Минаев. В постановлении на арест и обыск от 4 марта 1953 года значится: «Я, ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МГБ СССР майор госбезопасности Олещук, рассмотрев поступившие в МГБ СССР материалы о преступной деятельности Минаева Николая Николаевича, 1893 года рождения, уроженца г. Москвы, русского, беспартийного, без определенных занятий, проживающего по адресу: ул. Герцена дом 19 кв. 28

Нашел: Минаев Н. Н., будучи озлоблен против существующего в СССР строя, принимает активное участие в антисоветских сборищах группы враждебно настроенных лиц и вместе с ними занимается преступной деятельностью.

Враждебная деятельность Минаева Н. Н. подтверждается показаниями осужденного в 1943 году Русова Н. Н., свидетелей Темкина И. М., Канонич С. М., Рябова Г. З. и официальными материалами Главлита СССР». 

Заметьте, показания Марьяновой не принимались в расчет. Может ее не допрашивали? Известно, что означенная контора могла разговорить камень, да так, что тот в результате сдал бы и себя, и своих потомков вплоть до седьмого колена. 

Мы говорили, что Марьянова когда-то была красива, а вот была ли она умна?  «Она была когда-то красивой (давно) — Рубенсовская женщина, но глупа и тогда была невероятно (извините меня за грубость)» — (Кугушева Н. Проржавленные дни. —М., 2010. —С. 311). Если бы это было правдой, и Марьянова действительно была непроходимо глупа, она бы вряд ли отвертелась после ареста Минаева. Но Мальвина не просто охотно отвечала на поставленные вопросы как человек, которому нечего скрывать. По ее показаниям вообще невозможно кого-либо обвинить. А ведь ее допрос закончился только в 10 вечера и длился часов шесть.

— Минаева Вы давно знаете?

— Да. С М-ым Н. Н. я познакомилась в начале 20 годов, когда именно — за давностью времени не помню. Познакомилась я с ним в Союзе писателей в Москве и с тех пор поддерживала с ним знакомство как с поэтом, однако близкой дружбы с ним никогда не имела.

— Чем же объясните, что М-в на протяжении длительного времени посещал Вашу квартиру?

— М-в знал меня как поэтессу, кроме того ему было известно, что меня посещают другие поэты, которые иногда читают свои новые произведения и обсуждают их. Иногда М-в заставал у меня общество из литературных работников, а иногда у меня никого не было. В последнем случае он, посидев у меня и поговорив на различные темы, уходил.

— Какие именно?

— Большей частью М-в читал свои лирические стихи упаднического содержания, названия всех его стихотворений я сейчас не помню. Как я припоминаю М-в читал так же стихи о Керенском и Николае II, которые по содержанию носили сатирический хар-р, однако политической оценки этим личностям М-в в своих стихах не давал, и они были не уместны в современной действительности.

— А какие антисоветские стихотворения читал М-в у Вас на квартире?

— Этого я не помню. Может быть, он и читал какие-либо несоветские стихи, но я, видимо, их не слышала, т.к. часто выходила на кухню, чтобы приготовить чай для гостей или подать что-нибудь к столу.

— Что Вам известно о прошлом М-ва?

— Мне трудно ответить на этот вопрос, т.е. М-ва я знаю только как поэта. Личной его жизнью никогда не интересовалась, семью его не знаю и дома у него никогда не была, хотя и находилась с ним в нормальных взаимоотношениях и личных счетов и ссор с ним не имела.

— Что имеете дополнить к своим показаниям?

— Я хочу сказать, что никаких сборищ у меня на квартире не было. Ко мне приходили старые поэты, с которыми я знакома около 30 лет. Иногда они у меня, просто посидев и поговорив на различные темы, уходили, а иногда читали свои произведения и обсуждали их».

Заметьте, она не сказала ничего, за что можно было бы арестовать Минаева или компанию. Опять же, она не могла не упомянуть о том, что имели место стихи о запрещенных личностях, но отметила, что эти стихи сатирические, то есть осмеивающие последних. Такая же характеристика как «упаднические» — это общее обозначение для всего декаденса — строго говоря, за это не сажали.

В то же время находящаяся в тот вечер на квартиры Марьяновой со своим супругом Темкина отвечает куда более откровенно: 

«— По моему общему впечатлению некоторые стихотворения Минаева были упадническими, а некоторые носили явно антисоветский характер с клеветой на советскую действительность и советских людей». 

Не пытается спасти тонувшего и Рюрик Ивнев. На вопрос, знает ли он об аресте Минаева Ивлев ответил: 

«— Со слов Марьяновой М.М. мне неделю тому назад стало известно, что М. арестован будто бы за чтение своих антисоветских стихотворений. 

— Вам известно, где М. читал антисоветские стихотворения?

— Да, подобные стихотворения М. читал на кв-ре у Марьяновой, где иногда бывал и я. М. в присутствии меня читал много различных ст-ний и должен сказать, что некоторые из них носили явно антисовет. х-р. Я не помню названия всех этих антисовет. ст-ний, однако должен сказать, что стих-ние «Баллада о четырех королях» и ст-ние о комсомолке явно антисоветские. В них автор клевещет на совет. действит. и сов. людей. Воспроизвести более точно содержание этих ст-ний М. я затрудняюсь».

Понятно, что Марьянова пыталась предупредить старого друга, но в результате он топит и ее. Даже если ее и просили об этом, мы видели выше ее отчет. Большое искусство — произнеся многое, не сказать ровным счетом ничего. Мальвина Марьянова не просто многие десятилетия собирала вокруг себя литературную братию, она защищала их всех, и делала все, что только было в ее силах.

Мальвина Мироновна дожила до 1972 года. Когда-то она была известна и весьма популярна, знала практически всех литературно одаренных людей своего времени, была судима, сослана за антисоветскую деятельность. Вернувшись, она снова собирала вокруг себя старый уцелевший круг, искала новые таланты, дабы помочь им пробиться. 

Потом пришла старость и вместе с ней забвение. Никто уже не издавал стихи Марьяновой, и только иногда ссылались на ее мемуары. 

Идет время, оно никогда не останавливается. Посещая писательские сборища, общаясь с поэтами и прозаиками через интернет, все время встречаешься с людьми, работающими на себя, идущими, а иногда прямо-таки прущими к избранной цели, и все меньше таких, кто делал бы хоть что-то для других, не ради денег и популярности, а просто во имя человечности и из любви к литературе. Такой, мне видится, была Мальвина Марьянова.

И закончить я бы хотела ее стихотворением «По ту сторону волн», которое звучит, как ее ответ на наше внимание к ее творчеству и личности.

ПО ТУ СТОРОНУ ВОЛН... 

По ту сторону волн… Дремлют чайки. 

Воды струят. 

Я новая, воскресшая. 

Милый призрак, где ты, с кем ты? 

По ту сторону волн веду беседу со Временем.