Перечитывая И.Ефремова. "Час Быка". Часть 2

«Чеди увела инженера вниз. И хмурый повелитель звездолета невольно улыбнулся, глядя сверху вниз в разрумянившееся лицо Чеди. Они танцевали медленно и молча. Чеди почувствовала, как напряженные движения Гриф Рифта стали свободней.

— Еще несколько дней, и они, — Чеди кивнула на астронавигаторов, — получат все данные. Тогда приметесь за дело вы. — Чеди вздохнула. — Говорят, что нет ничего страшнее, чем входить в нуль-пространство. Может быть…

— Я найду для вас место в пилотской кабине. Там есть маленькое кресло за охладителем индикатора скоростей. Надо же социологу взглянуть на корни вселенной, беспощадной и убийственной для жизни, пролетающей в ее черных глубинах, как чайка в ночном урагане.

— И все же летящей!

— Да, в этом и заключается величайшая загадка жизни и ее бессмысленность. Материя, порождающая в себе самой силы для разгадки себя, копящая информацию о самой себе. Змея, вцепившаяся в свой хвост!

— Вы говорите как древний человек, живший узко, мало и без радости познания.

— Все мы, как и тридцать тысяч лет назад, оказываемся узкими и малыми, едва встретимся лицом к лицу с беспощадностью мира.

— Не верю. Теперь мы гораздо больше растворены в тысячах близких духовно людей. Кажется, что ничто не страшно, даже гибель, бесследное исчезновение такой маленькой капли, как я. Хотя… простите, я говорю только о себе.

— Я и не ощутил вас учительницей второго цикла. Но знаете ли вы, какое страшное слово «никогда» и как трудно с ним примириться? Оно непереносимо, и я убежден, что всегда было так! С тех пор как человек стал памятью воскрешать прошлое и воображением заглядывать в будущее.

— А мир построен так, что «никогда» повторяется в каждый миг жизни, пожалуй, это единственное неотвратимо повторяющееся. Может быть, по-настоящему человек только тот, кто нашел в себе силу совместить глубокое чувство и это беспощадное «никогда». Прежде, да и теперь, многие старались разрешить это противоречие борьбой с чувством. Если впереди «никогда», если любовь, дружба — это всего лишь процесс, имеющий неизбежный конец, то клятвы в любви «навеки», дружбе «навсегда», за которые так цеплялись наши предки, наивны и нереальны. Следовательно, чем больше холодности в отношениях, тем лучше — это отвечает истинной структуре мира.

— Неужели вы не видите, насколько это не соответствует человеку? Ведь в самой своей основе он устроен как протест против «никогда», — ответил Гриф Рифт.

— Я не думала об этом, — призналась Чеди.

— Тогда примите же борьбу эмоций против мгновенности жизни, беспощадной бесконечности вселенной как естественное, как одну из координат человека. Но если человек совместил в себе глубину чувств и «никогда», не удивляйтесь его печали!»

Я напомню, что Чеди Даан – социолог. И именно она, столкнувшись с тормансианской действительностью, оказалась крайне беспомощной и глупой. Не менее и не более глупой и беспомощной, чем все её сокомандники, пришедшие, казалось бы, из сверхустроенного и сверхкомфортного «коммунистического мира». 

Ефремов беспощадно показывает читателю ограниченность восприятия и мышления людей «коммунистического далёка», тем более – ограниченность восприятия и мышления людей коммунистической эпохи так и не столкнувшихся с гибелью родных и близких людей. То есть – с максимально сильным стрессом. А именно с ним – в том числе – придётся столкнуться выжившим «тёмнопламенцам» и на Тормансе, и, вполне возможно, на обратном пути к Земле, когда необходимо будет работать «за себя и за того парня» сутками и декадами. И уже не будет у выживших и вернувшихся на родную планету долгой и счастливой жизни потом, после приземления, потому что здоровье – и физическое, и психическое – будет столь основательно подорвано, что никакая самая передовая медицина Земли не поможет.

Самоуверенность «тёмнопламенцев» продолжает повышаться скачкообразно, а на мой читательский взгляд она недопустимо зашкаливает уже сейчас, когда до Торманса ещё есть некоторое, по космическим меркам – весьма значительное -расстояние. Второй жертвой самоуверенности является Чеди Даан, социолог. Вот цитата:

«Она давно уже решила побыть на планете в роли обыкновенной тормансианки, не гостьи, не учительницы, а скорее ученицы. Суметь стать похожей, не отличаться, затеряться в толпах народа, виденных на снимках цефеян. Судить не извне, а изнутри — основная заповедь социолога высших форм общественного устройства.»

М-да. И это – девушка, живущая в «коммунистическом далёко». Она реально, действительно не понимает, что выдать себя за тормансианку она не сможет – её не готовили к этому специально и она не настолько великая актриса, чтобы вот так на полном автомате, на кураже даже попытаться сколько-нибудь успешно «сыграть» жительницу совершенно другой эпохи. 

Она не понимает простой вещи, что учиться быть тормансианкой поздно, нужно реально уже «быть» не ученицей-тормансианкой, а обычной стандартной действительной тормансианкой. Любую «ученицу», тем более «инопланетницу» местные раскусят в момент и последствия «провала» для Чеди будут самыми кошмарными, учитывая как разность между ЭВР и ЭРМ, так и принадлежность Чеди к женскому полу с замыканием не на разум и логику, а на чувства и эмоции. 

Чеди – не профессионал-социолог уже потому, что попытаться затеряться среди местных тормансиан человеку из другой эпохи невероятно трудно – в конечном итоге любой «чужак» рано или поздно «прокалывается» на мелочах. И не сумев стать похожей, невозможно судить ни о чём компетентно «изнутри», а тем более – «извне».

Ефремов беспощадно, точно и правильно показывает, что во Вселенной и в Галактике есть силы, способные осадить как отдельных «зарвавшихся» людей, так и всё человечество. Сцена перехода в подпространство со всей определённостью доказывает: космос приемлет только знающих, умелых и смелых, а также полно и точно понимающих слишком многое:

«Теперь человеку уже мало своей вселенной с ее миллиардами галактик, и он подбирается к ужасающему мраку антимира, который, оказывается, совсем близко. Но какую же отвагу и жажду познания надо накопить людям, чтобы не только бесстрашно встать перед стеной ужаса, но и стремиться проникнуть сквозь нее в то, чему у обыкновенного человека, вроде самой Чеди, даже нет мысленного определения!»

Ефремов также показывает, что человечество ударилось из одной крайности в другую:

«Родис вспомнила, как тогда, глядя в черную ночь за прозрачной стеной, думала об океане мужества, понадобившегося людям Земли, чтобы вывести себя из дикого состояния, а свою планету превратить в светлый, цветущий сад.»

Писатель тем самым показывает, что для людей чужды и неприемлемы как первая крайность – то самое дикое состояние, так и вторая крайность – «планета… светлый цветущий сад. И свидетельствует, что не всегда мужество применялось и использовалось людьми исключительно во благо.

Чеди Даан оказалась в пилотской кабине вместе с Фай Родис. И здесь Ефремов показал нам очередной «прокол» в подготовке экипажа «Тёмного Пламени» к нормативному выполнению сложной миссии на Тормансе:

«— О Фай Родис никто не тревожился, — Гриф Рифт понизил голос, — она не только вела раскопки на дальних планетах, но и прошла все десять ступеней инфернальности.

— Зачем? — изумилась Чеди Даан.

— Историки делают это, чтобы глубже понять ощущения людей давнего прошлого.»

Оказалось, социолог по профессии ничего не знала о своих сокомандниках и сокомандницах. Проще говоря, она не имела понятия об их реальных возможностях и способностях. Какой тогда смысл был набирать в экипаж молодёжь? Надо было послать действительно профессионалов, обладающих значительным не только теоретическим, но и практическим опытом. Чеди Даан по воле Ефремова подтверждает это предположение:

«Положительно, нельзя считать себя социологом раньше пятидесяти лет. Хорошо, что машинная лингвистика — область, в которой она может верить в себя. Сколько еще сюрпризов принесет ей дальнейшая работа с товарищами по экспедиции?»

Вот вам практический пример «неслётанного», «неспаянного» экипажа корабля. Мало того, что набрали преимущественно молодёжь, мало того, что не решили заранее, кто будет в группе высадки, а кто останется на корабле в любом случае, так ещё и личностные и профессиональные качества и возможности оказались «террой инкогнитой» для большинства из людей, запертых в металлическом корпусе и закинутых куда прежде земной звёздный Макар телят не гонял.

Приближение к Тормансу – там нет ничего для нас – людей двадцать первого века – особенного. Разве что две детали – обнаружение «бомбовой» станции цефеян, сразу передавшей на борт «Тёмного Пламени» сообщением о нежелательности посадки на Торманс и приземление бомбовой станции «Тёмного Пламени», информировавшей всех, у кого был доступ к каналу передачи данных, о том, что «Тёмное Пламя» прибыл к Тормансу со специальной миссией и будет садиться на планету.

Сам Ефремов подтверждает, что «Тёмное Пламя» не располагал отстреливаемыми зондами и спутниками. Это непонятно – цефеяне же кинули свою «бомбовую» станцию на спутник Торманса и она, эта станция, проработала два с половиной столетия как минимум. Почему у земного корабля, пришедшего к Тормансу со спецмиссией не оказалось минимального разведнабора – мне лично, как читателю, непонятно. 

Вызывает уважение описание Ефремовым работы экипажа «Тёмного Пламени» по изучению планеты Торманс с высоты двадцать две тысячи километров, но всё же использовать непосредственно корабль, а не более дешёвые и вёрткие искусственные спутники и зонды мне, как читателю, представляется как минимум нерентабельным. 

Снижение корабля для слежения уже за телепередачами мне, как читателю, представляется и вовсе опасным и ненужным – всё же разведаппаратура после конфуза, описанного в «Туманности Андромеды» у землян должна была совершить не только количественный, но прежде всего качественный скачок, какого, как я вижу, не произошло.

Торманс, как оказалось, сами его жители именуют Ян-Ях. Разговорный звуковой язык сложный – с «мяуканием» и даже «вытьём» в середине слов. Так что далеко не все земляне, как оказалось, продемонстрировали одинаковые или близко к одинаковым успехи в освоении разговорного тормансианского языка.

Мне понравились описания жизни Торманса, данные Ефремовым – чёткие, точные, весьма «сочные» и сделанные строго по делу, без излишних длиннот и красивостей. Мне также понравился содержательный диалог между Чеди и Фай по поводу красоты тормансианской письменности по сравнению с земным линейным алфавитом.

Ефремов, на мой взгляд, мастерски описал ритуал проводов «избранных умереть» тормансиан в Храм Нежной Смерти, предварительно указав, что численность населения Торманса с момента посещения планеты цефеянами уменьшилась аж на порядок, что могло, конечно же, произойти только под воздействием исключительных обстоятельств и крайне негативных факторов.

Очень показательный момент, уверен, хорошо знакомый нашим современникам, запечатлел Ефремов – вот цитата:

«Если же случалась большая беда — телепередачи показывали иногда катастрофы с повозками или летательными аппаратами, — то немедленно собиралась толпа.

Люди окружали пострадавших и молча стояли, наблюдая с жадным любопытством, как одетые в желтое мужчины, очевидно врачи и спасатели, помогали раненым. Толпа увеличивалась, со всех сторон сбегались новые зрители с одинаково жадным, звериным любопытством на лицах. То, что люди бежали не для помощи, а только посмотреть, больше всего удивляло землян».

Узнаваемо? Вполне. Вместо помощи в спасении пострадавших или прямого оказания необходимой помощи – созерцание при полной безучастности к происходящему.

Ещё более узнаваемая нами, людьми двадцать первого столетия картина запечатлена в следующей цитате:

«Ничтожное внимание уделялось достижениям науки, показу искусства, исторических находок и открытий, занимавших основное место в земных передачах, не говоря уже о полностью отсутствовавших на Тормансе новостях Великого Кольца. Не было всепланетных обсуждений каких-либо перемен в общественном устройстве, усовершенствований или проектов больших построек, организаций крупных исследований. Никто не выдвигал никаких вопросов, ставя их, как на Земле, перед Советами или персонально перед кем-либо из лучших умов человечества.

Очень мало места отводилось показу и обсуждению новых проблемных постановок театра, пытавшихся уловить возникающие повороты и перемены в общественном сознании и личных достоинствах. Множество кинофильмов о кровавом прошлом, покорении (а вернее, истреблении) природы и массовых спортивных играх занимали больше всего времени. Людям Земли казалось странным, как могли спортивные состязания собирать такое огромное количество не участвующих в соревнованиях зрителей, почему-то приходивших в невероятное возбуждение от созерцания борьбы спортсменов. Только впоследствии земляне поняли существо дела. В спортивных соревнованиях выступали тщательно отобранные люди, посвятившие все свое время упорной и тупой тренировке в своей спортивной специальности. Всем другим не было места на состязаниях. Слабые физически и духовно тормансиане, как маленькие дети, обожали своих выдающихся спортсменов. Это выглядело смешно и даже противно. Похожее положение занимали артисты. Из миллионов людей отбирались единицы. Им предоставлялись лучшие условия жизни, право участия в любых постановках, фильмах и концертах. Их имена служили приманкой для множества зрителей, соревновавшихся за места в театрах, а сами эти артисты, называвшиеся «звездами», подвергались столь же наивному обожествлению, как и спортсмены. Положение, достигнутое «звездой», лишало ее или его всякой другой деятельности. Выступать в качестве артиста любому другому человеку, сумевшему самостоятельно достичь высот искусства, как на Земле, здесь, по-видимому, не удавалось. Вообще отпечаток узкого профессионализма лежал на всей жизни Торманса, обедняя чувства людей и сужая их кругозор. Возможно, это только казалось звездолетчикам в результате отбора событий и материалов информации. Только прямое соприкосновение с народом планеты могло решить этот вопрос.»

Как видно, капитализм мало изменился с пятидесятых годов двадцатого столетия в пределах планеты Торманс. Ефремов фактически показал слабость социализма и тем более – коммунизма и продемонстрировал живучесть и даже достаточную стабильность капитализма. Что, конечно же, в условиях диктата коммунистической идеологии было стопроцентной караемой ересью.

Властители Торманса тоже мастерски и весьма узнаваемо запечатлены и показаны Ефремовым:

«В телепередачах и радиоинформации очень много внимания уделялось небольшой группе людей, их высказываниям и поездкам, совещаниям и решениям. Чаще всего упоминалось имя Чойо Чагаса, соображения которого на разные темы общественной жизни, прежде всего экономики, вызывали неумеренные восторги и восхвалялись как высшая государственная мудрость. Может быть, далекие от подлинной прозорливости гения, охватывающего всю глубину и широту проблемы, высказывания Чойо Чагаса в чем-то были очень важными для обитателей Торманса? Как могли судить об этом пришельцы, парившие на высоте шести тысяч километров?..»

Уверен, здесь необходимо привести и вторую цитату, также относящуюся к теме показа правителей Торманса, поскольку именно с этими фигурантами и предстоит чаще всего взаимодействовать в дальнейшем пришельцам с Земли:

«Странным образом, несмотря на постоянные сообщения о выступлениях и поездках Чойо Чагаса и еще трех человек, его ближайших помощников, составлявших Совет Четырех — верховный орган планеты Ян-Ях, никому из звездолетчиков еще не удалось их увидеть. Чаще всего поминаемые, эти люди как бы присутствовали везде и нигде.

Лишь один раз в передаче из города Средоточия Мудрости толпа, запрудившая улицы и площади, приветствовала восторженным ревом пятерку машин, тяжело, как броневики древних времен Земли, проползавших в скопище людей. В темных стеклах ничего не проглядывалось, но тормансиане, объятые массовым психозом, кричали и жестикулировали, как на своих спортивных состязаниях.

Земляне поняли, что эти четверо во главе с Чойо Чагасом и есть истинные владыки всех и всего. Как обычно у древних народов, у жителей Торманса преобладали однообразные имена, и поэтому им приходилось носить по три имени. Иногда встречались люди с двумя именами. Видимо, двуименные составляли высшие классы общества планеты. Тормансианские имена звучали отчасти похоже на земные, но в трудном для землян диссонансе слогов. Чойо Чагас, Гентло Ши, Кандо Лелуф и Зетрино Умрог — так звали четверку верховных правителей. Имена разрешалось сокращать всем, кроме Чойо Чагаса; Ген Ши, Ка Луф, Зет Уг повторялись с назойливым однообразием в неизменном порядке после имени Чойо Чагаса, звучавшего магическим заклятием диких предков.»

Оказывается Олла Дез не менее дремуча в понимании тонкостей общественной организации и взаимодействия составных частей общества ЭРМ, чем Чеди – в вопросах вроде бы профильной для неё социологии. Вот цитата:

«Олла Дез шутя объявила, что все земляне с их системой двойных, бесконечно разнообразных имен должны принадлежать на Тормансе к верховному классу.

— И ты хотела бы, не постыдилась бы? — спросила Чеди Даан.

— Мне представилась бы возможность увидеть настоящих хозяев жизни и смерти любого человека. Еще в школе второго цикла я увлекалась историческими фантазиями. Больше всего меня захватывали книги о могучих королях, завоевателях, о пиратах и тиранах. Ими полны все сказки Земли, какой бы из древних стран они ни принадлежали.

— Это несерьезно, Олла, — сказала Чеди, — величайшие страдания человечеству доставили именно эти люди, почти всегда невежественные и жестокие. Одно тесно связано с другим. В плохо устроенном обществе человек или должен развивать в себе крепкую, бесстрашную психику, служащую самозащитой, или, что бывает гораздо чаще, надеяться только на внешнюю опору — бога. Если нет бога, то возникала вера в сверхлюдей, с той же потребностью преклонения перед солнцеподобными вождями, всемогущими государями. Те, кто играл эту роль, обычно темные политиканы, могли дать человечеству только фашизм и ничего более.

— Среди них были и мудрецы, и герои, — не смутилась Олла Дез. — Мне хотелось бы повстречаться с подобными людьми. — Она закинула руки за голову и оперлась спиной о выступ дивана, мечтательно сощурив глаза.

Фай Родис пристально посмотрела на инженера связи.

— Чеди права в одном аспекте, — сказала она, — в действиях всех этих владык, помимо обусловленности, было еще отсутствие понимания далеких последствий. Это порождало безответственность, приводившую к трагическому результату.»

Фай, на мой взгляд, оказалась мудрее и опытнее и Оллы, и Чеди. Даан, к тому же, сделала упор на психическую защиту, забыв о том, что в неустроенном обществе человек мог развивать и свою физическую форму, чтобы стать менее восприимчивым к всяческим неприятностям. А вот развитие психики оказывалось доступно и приемлемо далеко не для каждого человека.

Момент обнаружения тормансианами чужого космокорабля, обращающегося вокруг их материнской планеты прописан весьма ярко, сочно и выпукло. Хоть здесь тормансиане показаны не ушехлопами, а вполне вменяемыми наблюдателями и даже исследователями – «Тёмное Пламя», кстати, и по размерам своим оказался намного скромнее, чем корабль цефеян, но посещение окрестностей Торманса цефеянами вылилось в то, что целый огромный период времени – как до, так и после момента посещения назвали не менее чем Веком Мудрого Отказа. А это действительно означает именно то, что тормансиане привыкли жить в Галактике весьма изолированно, вариться исключительно в своём персональном планетном котле. Но при этом тормансиане умеют замечать то, что появляется у них прямо перед носом – как например снизившийся для лучшего восприятия местного телевидения земной звездолёт «Тёмное Пламя». Так что особой стагнации и регресса у тормансиан и не наблюдается.

Сцена выступления Зет Уга по местному тормансианскому телевидению и сцена обращения Фай Родис к тормансианам прописаны тоже весьма чётко, но проблема не в этом. Проблема в том, что земляне не понимают: любое их вмешательство в жизнь тормансиан так или иначе это сужение власти местных правителей и, следовательно, усиление, увеличение и расширение власти землян. Власти и влияния – на разумы, мышление, память, поведенческие стереотипы и стандарты. Так что на мой взгляд, земляне - и прежде всего Фай Родис - не правы, отрицая то, что им, землянам, нужна власть в мире Торманса. Влияние – тоже власть и своим прямым обращением к тормансианам пришельцы-земляне уже так или иначе, даже разнообразно, но – повлияли на тормансиан.

Вот цитата:

«— Хороши же эти правители! — возмущенно воскликнула Чеди. — Они боятся!

— Того же, чего боялись все воспитанные капитализмом, проникнутые завистью принужденного неравенства. Боятся конкуренции, — печально ответила Фай Родис.

— То есть того, что мы отнимем власть? — спросила Чеди.

— Конечно!

— Но ведь это дико и нелепо. Зачем нам власть в чужом мире?

— Это ясно для нас, для всей Земли, для Великого Кольца, но вряд ли много людей на Тормансе понимают это.

— Тогда зачем нам вообще просить посадки? Очевидно, мы не поймем друг друга, — пожала плечами Чеди.

— Для тех, кто сможет понять. Да и нам тоже следует понять их, даже этих странных правителей, — твердо сказала Родис.»

Родис, как видим, упирает на некое «понимание», но на самом деле она под пониманием разумеет и проталкивает власть землян. Для которых некоммунистическое общество опасно, чуждо и вредоносно – и по определению, и по сути. 

Родис настаивает на том, чтобы оказать влияние сначала на небольшую группу тормансиан, а затем, конечно же – расширить это влияние на почти всех тормансиан. Что, по сути и представляет собой захват, совершенствование и распространение инопланетной власти во вроде бы чужом для инопланетян-землян мире Торманса.

Тем не менее та же Родис настаивает – и словесно, и деятельно – именно на вмешательстве в дела Торманса и его населения. 

Аудиенция с правителями Торманса прошла успешно только благодаря применению Фай Родис лжи и обмана – инструментов, вроде бы всемерно порицаемых и даже преследуемых на Земле. Оказывается, честность и открытость – это только для землян. Для тормансиан – которые вроде бы тоже люди биологически и умственно – сойдут и такие низкопробные инструменты. 

Неудивительно, что даже среди «тёмнопламенцев» мнения относительно допустимости применения лжи и обмана разделились. Но Родис, как мне представляется, «закусила удила». И походя похоронила мечту Чеди сделаться тормансианкой – незаметной, неотличимой хотя бы внешне от местных. Медики звездолёта обнаружили аж два болезнетворных вируса, которые невозможно было угомонить раньше, чем через два месяца – и всем «тёмнопламенцам» стало ясно – без скафандров, увы, не обойтись. 

А ещё у Фай Родис появилась союзница, которая безжалостно раздавила мечту Чеди Даан:

«— Но как же с планом Чеди? — спросил Гэн Атал.

— Его придется осуществить позднее, после акклиматизации, — ответила Фай Родис.

Чеди только плотнее сжала губы и отвернулась к большой карте Торманса, растянутой над входом в круглый зал.

— Чеди, мне сейчас пришло в голову, — окликнула ее Эвиза Танет, — вы чувствительно отнеслись к комедии, разыгранной Фай Родис и Оллой Дез. Но не думаете ли вы, что намерение слиться с народом Ян-Ях, маскируясь под девушку Торманса, тоже содержит элемент обмана? Смотреть чужими глазами на открытое вам, как природной тормансианке? Не подглядывание ли это?

— Я… да… нет, я представляла это с другой стороны. Просто стать ближе к ним, живя одинаковой жизнью, испытывая одни трудности и радости, беды и опасности!

— Но имея возможность в любой момент вернуться к своим? Обладая могуществом человека ЭВР? И счастьем возвратиться в прекрасный мир Земли? — наступала Эвиза.

Чеди оглянулась на Родис по давней привычке оценивать реакцию своего идеала, но зеленые глаза Родис смотрели на нее серьезно и непроницаемо.

— Тут двойственность, — начала Чеди, — и я думала о более важном.

— Для кого? — Эвиза была немилосердна, как исследователь.

— Для нас. А им, — Чеди показала на карту Торманса, — не будет никакого вреда. Ведь мы делаем это, чтобы не ошибиться, чтобы знать, как и чем помочь.»

Земляне оказались на диво предусмотрительны: они не снимали, осуществляя постепенное снижение корабля над планетой, защитное поле и потому «Тёмное Пламя» не пострадал в ходе обстрела ракетами «земля – воздух». И тут действительно закрадывается подозрение, что нет никакой особой необходимости помогать тормансианам. Хоть всем сразу, хоть почти всем, хоть небольшой части населения планеты, оказавшейся негостеприимной. 

У меня лично есть большие сомнения в действительном могуществе и разносторонне-положительном развитии землян из «коммунистического далёка». С моей точки зрения на обитаемых планетах нет нужды использовать какие-либо личные механизмы, но Ефремов даёт в руки «тёмнопламенцев» такие личные механизмы. Вот цитата:

«Личные роботы-спутники СДФ настраивались на индивидуальные биотоки. Название СДФ от первых букв латинских слов: «слуга, защитник, носильщик»— определяло название машины.»

Угум. Много ли стоят люди «коммунистического далёка» без таких личных роботов-спутников? Если даже в названии робота зафиксировано их предназначение – служить, защищать, носить, на мой взгляд – это обвинительный приговор любой положительности людей «коммунистического далёка». Настоящий высокоразвитый человек не нуждается в каких-либо – механических или органических – слугах, защитниках и носильщиках. Если же человек нуждается – то он не так уж и высокоразвит хоть физически, хоть интеллектуально. Умелому и знающему костыли не нужны.

Неготовность землян из «коммунистического далёка» терпеть малейший дискомфорт проявляется и в сцене привыкания десантной группы «Тёмного Пламени» к скафандрам. Тут наблюдается некое непонятное мне противоречие – на спутнике Железной Звезды в «Туманности Андромеды» земляне из того же «коммунистического далёка» без задержек и привыкания влезают и пакуются в скафандры, которые гораздо тяжелее и неудобнее чем те, в которых предстоит действовать персонажам «Часа Быка». И ведь дело не только в отсутствии на спутнике Железной Звезды пригодной для дыхания людей атмосферы. Но и в том, что космолётчики «Туманности Андромеды» оказались, как ни прискорбно, более подготовленными профессионалами, чем обитатели «Тёмного Пламени» во вроде бы хронологически поздний период истории «коммунистического далёка». 

На мой взгляд профессионализм персонажей «Часа Быка» не возрос, а понизился по сравнению с профессионализмом персонажей «Туманности Андромеды». Ефремов логичен и последователен в изложении событий и фактов, которые, кстати, однозначно свидетельствуют и о том, что персонажи «Сердца Змеи» тоже не блещут возросшим профессионализмом. Даже с точки зрения человека двадцать первого века, вовсе неизбалованного возможностью полететь в космос, первое, что  должен освоить астронавт – это скафандр. А тут Ефремов показывает нам неготовность экипажа «Тёмного Пламени» быстро, чётко и полно воспользоваться этой «второй кожей», вполне способной спасти жизнь обитателя космического корабля.

Ефремов умело вставил в ткань повествования разговор Фай Родис с Чеди Даан об инферно. Мне бы очень хотелось привести этот разговор полностью здесь, но я полагаю, что будет лучше, если читатели самостоятельно найдут этот важный и показательный момент непосредственно в тексте романа «Час Быка». Уверен, впечатление будет гораздо более полным и острым, что, на мой взгляд, немаловажно для глубины понимания многих аспектов этого разговора.

Для меня же важна и показательна – и потому необходима к приведению – другая цитата:

«Больше всего сентиментальных книг об ущербных и несчастных людях и, как антитеза к ним, о неслыханно удачливых героях и красавицах было создано в неустойчивое, тревожное время ЭРМ. Тогда люди, предчувствуя неизбежность грозных потрясений в жизни человечества, были рады каждому произведению искусства, которое могло дать драгоценное чувство хотя бы временной безопасности: «Пусть это случается с другими, но не со мной».»

Она прямо, на мой взгляд, касается нынешнего, сегодняшнего состояния художественной литературы – хоть отечественной, хоть мировой. Полагаю, вполне узнаваемым является упоминание о «неслыханно удачливых героях и красавицах» - а именно таких персонажей предостаточно в современных нам фентези, любовных романах и эротическо-художественных «повествованиях».

Важен и момент, показанный Ефремовым, а именно – взросление Чеди Даан под воздействием – умным и последовательным, по-матерински могучим и глубоким со стороны Фай Родис. Да, Чеди не знала о системе испытаний «десять ступеней инферно», пройденных Родис. Но она, ознакомившись с содержимым памятной «звёздочки» многое осознала, почувствовала и поняла. 

«Теперь Чеди знала, что, несмотря на неизбежное возрастание доброты, сострадания и нежности, от суммы пережитых миллионов лет инфернальных страданий, накопленных в генной памяти, всегда возможно появление людей с архаическим пониманием доблести, с диким стремлением к власти над людьми, возвышению себя через унижение других. Одна бешеная собака может искусать и подвергнуть смертельной опасности сотни людей. Так и человек с искривленной психологией в силах причинить в добром, ничего не подозревающем окружении ужасные бедствия, пока мир, давно забывший о прежних социальных опасностях, сумеет изолировать и трансформировать его.»

Ясно, что всегда найдутся, находятся и будут находиться люди, которые будут активно – по самым разным причинам – противостоять «охранительным механизмам» любого человеческого сообщества, стремясь выйти – реально и полно за установленные и охраняемые рамки. Потому, как ни странно, охранительные механизмы коммунистического общества будут столь же ненавистны отдельным людям и даже группам людей, как и охранительные механизмы общества ЭРМ и более ранних Тёмных веков истории человечества.

К сожалению, Ефремов остро и чётко показал недостаточный профессионализм Фай Родис, которая, рассчитывая на лучшее, отказывалась – так или иначе, но весьма деятельно – готовиться к худшему. Вот цитата:

«Фай Родис, шедшая впереди по трубчатой галерее, взглядом прощалась с остающимися членами экипажа. Они выстроились в ряд и, стараясь скрыть тревогу, провожали уходящих улыбками и ласковыми пожатиями.

У рычагов подъемника стоял Гриф Рифт. Он задержал металлический локоть Родис, шепнув с непривычной для него мягкостью:

— Фай, помните, я готов все взять на себя! Я сотру их город с лица планеты и разрою его на глубину километра, чтобы выручить вас!

Фай Родис обняла командира за крепкую шею, привлекла к себе и поцеловала.

— Нет, Гриф, вы никогда не сделаете этого!

В этом «никогда» было столько силы, что суровый звездолетчик покорно наклонил голову…»

Получается, что историк Фай Родис – та самая, кто прошла всю систему испытаний «десять ступеней инферно» - отказала своему современнику, мужчине-звездолётчику в праве деятельно, сурово и жестоко наказать тормансиан за любое враждебное действие по отношению к землянам. Я не понимаю и не примемлю такого вмешательства в программу действий любого действительно достойного мужчины. В конечном итоге члены экипажа земного космокорабля представляют по любым параметрам гораздо большую ценность, чем любое количество посмевших выйти за рамки нормативных взаимоотношений с пришельцами тормансиан. И тем более, если в результате выхода за рамки пострадает женщина или девушка-землянка… Что же это за мужчина такой, который осмелится спустить такое надругательство над соплеменницей и сопланетницей на любых – строгих или мягких «тормозах»?!

Потому ясно, почему именно Гриф Рифт побелел, когда получил по аудиоканалу истерический вопль Фай Родис «Кораблю – взлёт!». А мне ясно, что несмотря на всё совершенство охранительных механизмов общества «коммунистического далёка» этому обществу ещё неподвластны хирургические, ювелирные операции по блокировке и извлечению из сообщества людей – хоть своих современников, хоть тормансиан – действительно вредоносных «элементов», а не всех подряд. Имей место такие ювелирно действующие охранительные механизмы в современном Родис и Рифту «коммунистическом далёко» - и Рифту не пришлось бы угрожать разрыть Торманс на глубину километра – вполне можно было обойтись менее апокалиптическими масштабами наказания виновных и преследования причастных.

Уверен, что нет необходимости приводить цитаты, описывающие прибытие «Тёмного Пламени» на планету и встречу землян с Чойо Чагасом и его «компаньонами» по власти. Но вот нижеприводимая цитата… Она, на мой взгляд, весьма показательна и важна для нас, людей двадцать первого столетия:

«конечным результатом была бесчеловечная олигархия с многоступенчатой иерархической лестницей. Подбор на этой лестнице происходил по признаку бездумной и безответственной преданности, подкрепляемой дешевым подкупом. Монополистический государственный капитализм невозможен без олигархии, ибо при неизбежном падении производительных сил можно хорошо обеспечить лишь привилегированную верхушку. Следовательно, создавалось усиление инфернальности. Бесчисленные преступления против народа оправдывались интересами народа, который на деле рассматривался как грубый материал исторического процесса. Для любой олигархии было важно лишь, чтобы этого материала было побольше, чтобы всегда существовала невежественная масса — опора единовластия и войны. Между такими государствами возникло нелепое соревнование по росту народонаселения, потянувшее за собой безумное расточительство производительных сил планеты, разрушившее великое равновесие биосферы, достигнутое миллионами веков природной эволюции. А для «материала»— народа — бессмысленность жизни дошла до предела, обусловив наркоманию во всех видах и равнодушие ко всему…»

Практически любое положение этой цитаты – удивительно точное отражение ряда сторон окружающей нас действительности. Получается, что с пятидесятых годов двадцатого столетия капитализм не особо изменился хотя бы в своих основах, а это – плохой показатель для укрепления какой-либо веры в скорость и совершенство коммунистических преобразований.