Портрет художника Анатолия Кудрявцева

Сегодня я хочу рассказать о художнике с которым очень давно дружу об Анатолии Кудрявцеве

на картины Анатолия можно полюбоваться здесь http://www.antalge.ru/

Как приходит слава

Событие, о котором пойдет речь, произошло в восемьдесят третьем или восемьдесят четвертом году. Не суть. Главное, что «Комсомольская правда» решила опубликовать материал о художнике Кудрявцеве. Уже было несколько статей, где из Анатолия пытались сделать этакого героя-корчагинца: еще бы, инвалид, который не спился, не впал в самый страшный грех — отчаяния. Стало быть, герой. Что же, отчасти они правы, хотя только отчасти. Ведь это же личное дело каждого, как распорядиться своей жизнью. Плакаться, что нет денег, здоровья, любви, что ушло детство, где-то заблудился разум; или жить, каждый день делая что-то светлое, доброе, настоящее, создавая миры, в которых другие в минуты отчаяния найдут свой приют, свою зачарованную страну, свой волшебный сад.

Пришла к Кудрявцеву журналистка, записала интервью. Пообещала, что непременно покажет текст для сверки, что не разрешит публиковать, пока сам художник не ознакомиться и не проверит все до последней запятой. Вот, мол, как у нас в «Комсомолке» работают, не чета другим газетенкам. Все они так говорят, потом никогда ничего не показывают, наскоро собирают текст, отправляют в редакцию, там его потом перерабатывают по-своему, а в результате…

 Разумеется, она позвонила уже после того, как отправила текст, да и после того, как статья вышла и сделать ничего уже было нельзя.

— Мне позвонили из редакции, спросили, можно ли в конце статьи дать твой домашний адрес, — извиняющемся тоном сообщила она по телефону.

«Комсомольская правда», у которой тираж 11 миллионов экземпляров. У Анатолия закружилась голова.

— В общем, я дала, это… ничего? — журналистка поспешила еще раз извиниться и повесить трубку.

«Ладно, — попытался успокоить себя Толя, ну, придет писем пять-шесть, ерунда.

Первые два дня после выхода статьи прошли спокойно, а на третий на квартиру Кудрявцевых низвергся поток писем. Что называется — пришла слава!

Такого никогда прежде не случалось ни в жизни Толи не в тихой квартире его родителей, не бывало ни на улице Карпинского, ни даже на ближайшей к дому почте. Писали с разных городов, сел, поселков, с торпедных катеров, из тюрем, домов умалишенных. Писали с заводов, фабрик, из детских домов. Старушки присылали деньги, девушки объяснялись в любви, томящиеся в местах не столь отдаленных зеки рассказывали о своей судьбе, прося у художника совета, как жить дальше. Кто-то хотел, чтобы Анатолий дал ответ на интересующий вопрос, кому-то не терпелось договориться о личной встрече, с БАМа летели посылки с орехами, Молдавия слала ящики с яблоками и банки с вареньем. Посылки шли десятками, среди теплых носков, украинского сала и банок с солениями попадались книги и журналы. Самый пик писем — произошел, когда Кудрявцев несколько дней подряд получал до 1200 писем. Почтальоны отказались носить письма, и отец Толи был вынужден ходить на почту с рюкзаком. Ах, какие это были письма! Пухлые конверты с фотографиями, вырезками из газет, написанные убористым почерком откровения, стихи…

Письма валялись везде и всюду: на кроватях, тумбочках, столах; пачки писем складывали в коробки из под обуви, отправляли на книжные полки и в платяной шкаф; письма были на кухне и в прихожей, так что начинало казаться, будто бы они перемещаются каким-то фантастическим образом, самостоятельно выбираясь из Толиной комнаты, и постепенно занимая все пространство квартиры.

Все члены семьи и друзья Кудрявцева были вовлечены в процесс чтения все поступающей и поступающей корреспонденции. Самые интересные бережно откладывали для виновника эпистолярного бума, но даже и этого было много. Ну, сколько один человек может за день прочитать писем? И сможет ли он делать еще что-то помимо этого, когда чуть ли не над каждым посланием нужно было подумать, в каждое вникнуть. Добавляло трудностей, что как раз в это время Анатолий писал диплом в Академии Художеств.

— В основном писали о себе, своих проблемах, страхах, тревогах. — рассказывает Кудрявцев, — тогда не было Интернета, нужно было с кем-то поделиться. А тут статья с автопортретом и реальным адресом. И вот народ кинулся писать.

Многие обижались, что я не отвечаю.

Я посчитал, чтобы мне всем ответить, с тем условием, что я пишу по одному письму в день, мне бы потребовалось 30 лет жизни.

В разгар почтового бума начали приходить различные делегации: рабочие с АВТОВАЗа, пионеры с горнами, заявлялись представители сексуальных меньшинств, последние томно заглядывали в глаза художнику, пытаясь углядеть ответную реакцию отзыв-пароль. Не удавалось. Уходили… Жулики делали попытки обокрасть. В детских домах боролись за звание «Кудрявцев».

Когда посмотришь географию этих писем: Грузия, Чечня, Молдавия, с крайнего Севера, с острова Котлан... 

«Вот сейчас выйду из яранги, меня олень ждет, — рассказывала о своей жизни девушка из далекой чукотской деревне, — сяду в нарты, возьму в руки хорей, и помчусь в город на почту письмо отвозить». 

«Приезжайте к нам в Чечню, — зазывал невидимый друг из далекого горного аула, — будем рядом сидеть, шашлык, долма кушать».

Потом поток писем пошел по затухающей, но, что особенно приятно, Анатолий по сей день продолжает общение с несколькими людьми из тех, кто заметил когда-то в «Комсомолке» портрет художника и написал ему. 

Зеленая вода

Анатолий Кудрявцев, Толя. Как странно… я смотрю на Кудрявцева, точнее, смотрю на то, как он оглядывает меня. Профессионально? Или я уже привыкла к тому, что болтая со мной о всякой всячине, он неизменно видит меня в образе феи цветов, вавилонской блудницы, амазонки или мадонны… Художник, что с него возьмешь. Я смотрю на Кудрявцева и вокруг нас словно собирается зеленая вода, сквозь которую едва заметно движение гибких водорослей и осторожных рыб. Почему-то так получилось буквально с нашего первого знакомства, когда я пришла к нему домой, как к редактору альманаха «Зазеркалье», и увидела или, возможно, тогда еще только почувствовала воду. Может быть плафон на кухне создавал иллюзию движения теней. Или то, что он тут же начал рисовать мой портрет. Я увидела, как его руки выводят плавные линии. Мне показалось, что это тонкие водоросли. Оказалось — мои волосы. Толя рисовал, а его тогдашняя жена Женя Голосова, напевала под гитару в другой комнате. Потом мы еще долго беседовали на лестнице, читая друг другу стихи и планируя, какие из них отправится в ближайший выпуск «Зазеркалья», а какие останутся на последующие.

Зеленая вода — один из символов Кудрявцева. Символ необычный — судьбоносный. Добрый или злой? А шут его знает. Но тут следует пояснить. Дело в том, что со слов самого художника, первые три года своей жизни Толя провел на территории психиатрической больницы Скворцова-Степанова, где работала его бабушка. Так что первые впечатления жизни у будущего художника оказались связанными со странными взрослыми, бродящими по дворику и коридорам больницы, среди которых нет-нет да и попадались Наполеоны и Екатерины Великие. И еще. Вдоль стен там были расположены зеленоватые аквариумы, в которых текла совсем иная жизнь. Часами мальчик мог любоваться на желтых рыб в странном, так не похожем на всё остальное зеленом мире. 

Нереальной казалась не только окружающая Анатолия реальность, полубезумная, полуфантастическая, но и рассказы домочадцев о прошлом семьи. Странно было в атеистическом Советском Союзе слышать о том, что среди родни были священники и церковные старосты. Семейные предания парадоксальным образом повествовали о предках среди которых числились и графы, и простые крестьяне. Особый интерес и почитание вызывал прапрадед-богомаз, расписавшим церковь в Осташкове в XIX веке. К сожалению, церковь ныне утраченную, в войну она была разрушена немцами. Так что правнук не застал творения знаменитого прадеда. Зато родители часто водили его в Эрмитаж и Русский музей. Айвазовский сделался первой любовью юного художника. Завораживала зеленая вода его полотен, за которой словно прятался манящий своей роковой тайной зеленый мир.

Зеленая вода… В 1974 году в поселке Солнечное, в возрасте десяти лет, Толя нырнул, а из воды его уже доставали другие. Диагноз: перелом позвоночника, повлекший за собой полный паралич. Врачи говорили, что шансов нет. Отец сделался совсем седым, вместе с матерью они боялись отойти от постели сына, ожидая худшего.

А для Толи на несколько месяцев его картинной галереей сделались, оставшиеся от последней протечки разводы на потолке, в которых он видел странных людей и животных. А ночью… ночью его снова и снова брали в полон зеленые воды тайны. Вопреки медицине и всему на свете через несколько месяцев он начал двигаться и даже пытался рисовать привязанным к руке карандашом. 

Зеленая вода… По словам самого художника его жизнь течет медленно и незаметно, подобно той зеленой воде, зачаровавшей его в далеком детстве. Зеленое солнце светит сквозь изумрудные воды, плавают желтые, стремящиеся достичь заветной формы луны рыбы. Зеленая вода жизни Анатолия течет так незаметно, что порой кажется, что она стоит на месте, что уснула. А потом вдруг все словно взрывается в один момент, и жизненная река резко меняет русло. Летит, увлекая неосторожно оказавшихся рядом знакомых и случайных людей, заводя, закручивая все вокруг, пока глаза художника не начинают различать под беснующимися волнами неспешных в своей лунной грации рыб. И тогда снова настает время созерцания, время зеленой воды…

Эти главы из книги "Ближнее море" в которой рассказывается об интересных творческих людях, есть там и забавные случаи и трагические. Кому интересно, заглядывайте https://author.today/work/169183 море ждет вас.