Путь медика

В пещере у Бадахшанского перевала — перекрестка миров и времен, брат Калинга, монах-врачеватель, разжигал поленницу под только что изобретенным алхимическим тиглем самогонного аппарата и приговаривал:

— Выгоняю суть из хмельного напитка, как математик выделяет зерно истины из речи софиста. Суть — катализатор, ускоряющий движение мысли в голове возлиятеля, или ингибитор? Наверное, это зависит от сути самой сути: если "ссуть оне за углом", то довольно и пива; если все сложнее, то можно и портки на ветру обмочить. Ага, понял — важно вставать правильной стороной к сути, ровно как и к истине!

— Истину глаголишь, лысый! — раздался старческий голос из-за спины монаха-алхимика.

Брат Калинга вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял плечистый бородатый старик в крестьянской хламиде, и ежась на сквозняке, многозначительно шмыгнул носом картошкой, и поинтересовался:

— Место у огонька найдется?

Калинга учтиво подвинулся, освободив гостю кусок бревна, на котором сидел, и спросил:

— Откуда путь держишь, дедуль, и чьих будешь?

— Лев Николаевич я, из "Ясной поляны" на полустанок иду, да вроде и заплутал малость.

— А ну как самогончику, с первой партии, для разогреву?

Калинга потянулся за кружкой.

— Алкоголь — зло! — Пафосно приподняв кустистые брови провозгласил Лев Николаевич, — наливай! Непротивление злу — мой путь.

— Мой друг-соратник, его в наших краях Лжепророком кличут, тоже предпочитает не противиться злу, а творить его по надобности и сердешному велению...

— Добро. — кивнул Лев Николаевич, и чокнулся с Калингой кружками.

— Добро? — удивился монах, — вот спасибо! Первая мудрая мысль за долгое время!

— Ты зачем здесь? — полюбопытствовал гость, окидывая взглядом пещеру.

— Пытаюсь постичь суть речей Лжепророка доступными мне средствами, в силу скудости ума и пагубной страсти до хмеля — через выгонку сути через самогонный аппарат.

— Вечер в хату, позвольте погреться у огонька? — раздался новый голос со стороны входа, — Я — Махатма Ганди, пишу "Сатьяграху", трактат о философии ненасилия, ищу моего духовного отца — Льва Николаевича Толстого...

"Первак" Ганди зашел, аж разрумянился лысый дистрофик, а как узнал, что с Толстым "на брудершафт" бухнул, так от радости чуть в Нирвану не откинулся. Помешал третий гость:

— Я — Морихей Уэсиба, ищу моих духовных учителей — Толстого и Ганди, чтобы поведать им о моем детище — боевом искусстве Айки-до, злу не противящемуся, насилием насильника насилующего!

Выпили уже и вчетвером. Рассказал о делах насущных гостям брат Калинга, посетовал на предание анафеме друга его — Лжепророка.

— Добро! — хором грянули Толстой, Ганди и Уэсиба, а в ясных глазах мудрецов заблестело слезное сочувствие, насколько благостное, настолько и болезненное.

Понял тогда монах-медик  Калинга, что путь к алхимической сути "непротивления злу" лежит через поиск рецепта обезболивающих препаратов.