К вопросу о чувстве собственничества.

Пока текст только твой и не устремлен наружу, в большой мир, все его персонажи пребывают под твоим присмотром. 

Им не угрожает ничего, помимо авторской воли. Ты можешь сделать их счастливыми или несчастными, убить или спасти (причем иногда можно даже совмещать эти крайности!), но они твои и только твои.

Но стоит только приоткрыть дверь в большой мир — и текст перестает быть авторской вотчиной. В нем появляется читатель. И за персонажей становится тревожно.
А вдруг кто-то из них недостоверен? Или ведет себя нехорошо, подает дурной пример тем, кому этого примера подавать не положено? Или вовсе — иррационально не нравится, что бы автор не делал, как бы не старался.

Причем это еще не самое тревожное, ведь может случиться и прямо таки обратное — когда лепишь из персонажа редкого мерзавца, а он мил и люб читателю. И вроде бы надо его через пару авторских прибить в назидание потомкам, но за окном уже любопытные читатели всматриваются в продолжение. И случись что с мерзавчиком — не простят-с...

Нелегкое это дело, отпускать миры и героев в свободное плавание. Если утонут — жалко. А не утонут... мы прекрасно знаем, что у нас хронически не тонет, это тоже не повышает самооценку.

Вот и остается верить в лучшее. Потому что как же иначе-то?