Кодекс Арафской дуэли

Ему показалось, прошло не больше десяти минут, но явно прошло больше: свечи догорели, комната погрузилась во мрак, а окна, наоборот, чуть-чуть посветлели. Приближалось утро.

Девушки рядом не было. Собственно, и не могло быть — он проснулся от тихого звука, с которым она притворила дверь, когда выскользнула из спальни.

Кали сообразил, что происходит что-то неправильное и метнулся за ней. Девушка уже спускалась по лестнице.

— Ты куда?

— Мне пора уходить, — быстро и, как показалось Кали, испуганно ответила девушка.

— Куда уходить? — спросил Кали свысока.

— На работу, — тихо сказала девушка.

— Чушь, — бросил Кали. — Вы с подружкой работаете в одной мастерской. А она еще спит. — Он не заглядывал за занавеси кровати, но уверенность, что шатенка все еще оставалась там, возникла у него сразу и без сомнений.

— Мне надо уйти, — тихо, но настойчиво сказала девушка.

— Что случилось? Я тебя обидел?

— Нет, — она спустилась еще на две ступеньки.

— Подожди, я сейчас оденусь и поговорим.

— Мне надо идти, — сказала девушка настойчиво и решительно пошла вниз по ступенькам.

— Хорошо, — согласился Кали и быстро спустился по лестнице, догнав ее. — Пошли.

— Вы же голый!!!

Кали остановился.

— И что?

— Не надо...

— Ты подождешь, пока я оденусь?

— Да.

— Жди, я быстро.

Он взбежал наверх и лихорадочно впихнул тело в одежду. Из кармана выпал ключ, Кали поднял его и бросил на стол, потом заглянул за занавесь кровати и взял за плечо Монтейна, спящего в объятиях шатенки. Монтейн открыл трезвые, незаспанные глаза.

— Ключ от дома на столе, отдашь потом Ноллу, — сказал Кали.

— Хорошо, — Монтейн спокойно закрыл глаза.

Кали выскочил из комнаты и понесся вниз. Девушка сдержала слово и ждала около двери.

— Теперь пошли, — скомандовал Кали.

Они вышли во двор и направились в сторону извозчичьей биржи.

— Ну, что случилось? — спросил Кали перед воротами на улицу

— Я... я вдруг поняла, кто вы, — сказала девушка.

— Кто? — требовательно спросил Кали.

— Вы и есть этот граф. Хозяин дома. Наследник Беруджи.

— И что?

Девушка выпрямилась и глубоко вздохнула. Кали ждал ответа.

— Это жестоко — так шутить, — наконец сказала она.

— Ты о чем? Никто не шутил.

— Я о вас слыхала. Да о вас вся страна слыхала. Богатый, красивый, знатный... Что же вы в нашем саду вчера делали? Зачем вам простых девчонок искать, когда к вашим услугам все городские куртизанки и половина замужних дам? Все в шелках и бархате. Представляю, как вы в душе потешались над моими тряпками...

Кали схватил девушку за руку и подтащил к себе.

— Я никогда не потешаюсь над теми, кто беднее меня, — сказал он тихо. — Этак мне пришлось бы потешаться почти над всеми. А все эти шлюхи уже в печенках сидят. Ты кого сегодня ночью любила? Богатого и знатного графа или красивого студента? Думаешь приятно, когда любят не тебя, а твои деньги?

— Монтейн тоже какой-нибудь граф?

— Он-то как раз не подделка: безденежный и безземельный дворянский недоросль. Студент. Мой друг. У меня, знаешь ли, не так много друзей. Я хотел, чтобы ты тоже стала моим другом. Ты... — он призадумался и прижал ее к себе, — ты на удивление уютная. И мне хочется с тобой не только трахаться, но и разговаривать. Ты на меня как-то странно действуешь. Даже сильнее, чем Монтейн.

Девушка с силой дернулась из его объятий и прошипела:

— Извращенцы!

Кали поймал ее в самую последнюю минуту.

— Эй, ты о чем? — он посмотрел ей в глаза. — Ой, я не так выразился. Мы с Монтейном — не любовники. Просто Монтейн — он, как бы это сказать, в своем роде чудо природы. Он умеет вызывать симпатию. И интерес к себе, хотя чем он может быть мне интересен — юнец, недоучка, игрок... И ты. Ты тоже мне ничем не можешь быть интересна. Мне даже женщины такого типа никогда не нравились. А ты почему-то нравишься. У меня к тебе... — он пошарил во всем своем богатом словарном запасе и ничего подходящего не нашел. — Я к тебе нежность испытываю, — сказал он наконец. — Нежность... Разнеженность... Нега... Как тепло по телу, — туманно сказал он.

— И что теперь? — хмуро спросила девушка.

— Теперь? Не знаю. Я хотел так и остаться для тебя студентом по имени Гриф, — сказал Кали. — А теперь? Не представляю.

— Я ведь не гожусь в любовницы графу, — сказала девушка. — Над вами вся Столица смеяться будет.

— Смеяться? Кто посмеет? — бросил Кали. — Не в этом дело. Просто... Я не могу... не хочу, чтобы ты стала мне любовницей. Любовница мне не нужна. Но я даже не представляю, что тебе предложить. Не этот же пыльный особняк...

— Думаешь, откажусь? Он кучу денег стоит!

— Послушай...

— Ваша светлость господин граф, — сказала девушка. — Оставьте меня в покое. Для меня так и студент Гриф был слишком красивым и слишком зажиточным. А граф Менкалинан — это уж точно не мой размерчик. Мне очень страшно, когда вы на меня смотрите. Жутко. Я не смогу. Я цепенею, когда вы на меня смотрите. А уж как дотрагиваетесь — так вовсе мороз по сердцу.

Кали поспешно отпустил ее.

— Я же не страшный, — пробормотал он. — Сегодня ночью ты меня любила.

— Я Грифа любила, — возразила она. — А вас любить, господин граф, все равно что любить солнце: сгоришь раньше, чем поцелуешь.

— Значит, нет? — спросил Кали.

— Нет, — ответила девушка.

Графу Менкалинану редко кто отваживался сказать «нет». Поэтому слово «нет» он понимал правильно: приговор окончательный и обсуждению не подлежит. И он решительно отвернулся от девушки и быстро пошел вперед. Только далеко не ушел.

Девушка, следящая за ним прощающимся взглядом, увидела вдруг, как Кали шатнуло. Чтобы удержаться на ногах, он выбросил руку вбок и схватился за фонарь. И остановился, привалившись к столбу, тяжело дыша и глядя перед собой остановившимся взглядом.

Тогда она побежала к нему, схватила за руку, спросила испуганно:

— Что такое, Гриф? Что? Сердце?

— У Беруджи нет сердца, — скривил Кали рот в усмешке.

— Ох, Гриф, не шути!

— Удар молнии, — прошептал он. — Удар, аха его раздери, молнии, чтоб ей провалиться...

— Ваша светлость... — спохватилась девушка.

— Ох, сколько шипящих, — пробормотал Кали. — Уши режет. — Он сполз по столбу вниз и присел на бетонную тумбу в подножии. — Не шипи, пожалуйста!

— Вам плохо?

— Плохо, — признался Кали. Он был бледен, на лбу и на верхней губе выступил пот, и Кали жалко шарил по карманам, разыскивая платок. Платок, естественно, оказался не там, куда его вчера клал Нолл.

Девушка взяла платок из его дрожащей руки и заботливо вытерла Кали лицо.

— Сейчас я позову извозчика, — сказала она.

— Не надо, — сказал Кали. — Просто посидим. Меня ноги не держат. Сядь, — он слабо хлопнул рукой по тумбе рядом с собой.

Она присела, и какое-то время они молча сидели, ожидая неизвестно чего.

Перед ними на тротуаре расхаживала стайка ленивых и наглых столичных голубей. Девушка скормила им крошки из своего кармана.

— Мне кажется, вам надо к врачу, — сказала наконец она.

— Врач здесь не поможет, — ответил Кали скучным голосом.

— А кто поможет?

— Никто. Это заклятье.

— Заклятье?

— Заклятье Алиенуары.

— Алиенуара — это дочь Ахи, — проявила знания девушка. — Один из Беруджи был женат на ней.

— Вот именно, — согласился Кали. — Вышла она замуж за одного Беруджи, а жизнь испортила всем. В смысле — всем последующим Беруджи и Мелкалинанам. Нам иногда вот этак... простреливает... пробивает... молния что делает?

— Молния бьет, — сказала девушка. — Наповал.

— Вот-вот, — проговорил Кали. — И нас бьет. Не наповал, но о-очень сильно. — Его опять передернуло. — До сих пор в ушах шум, в глазах сполохи. Хорошо приложило. Для полного кайфа только Арафского колокола не хватает — тоже, говорят, неплохо действует.

— Арафского колокола?

Кали махнул рукой:

— Не обращай внимания. Это будет, но потом. Надеюсь, не сегодня.

Они шли по улицам то почти бегом, подчиняясь бешеному настроению Кали, то вдруг останавливались, когда у него перехватывало дыхание. Девушка думала, что у Кали припадок — сердечный, нервный, боги весть какой еще, кто разберет этих Беруджи! Кали думал... собственно, ни о чем он не думал, во взбудораженных мозгах скакали не то что мысли — мыслей как таковых не было, — обрывки фраз, отдельные слова. Было только понимание того, что вот эту растерянную растрепанную рыженькую девушку нельзя ни в коем случае отпускать от себя, а то пропадет, и ищи ее потом. А не найдешь — то и Кали пропадет. И простое соображение, что чиновничий аппарат Беруджи не то что девушку, иголку найдет даже не в стоге сена, а во всех стогах Империи, и лист дерева, спрятанный в любом лесу Империи, — поставь только задачу! — никак не могло угнездиться в его голове.

Странное, должно быть, они представляли зрелище: злой юноша в мятой расстегнутой студенческой куртке, волокущий куда-то за руку перепуганную девушку. Правда, любоваться зрелищем было практически некому: в аристократическом квартале жизнь сейчас сосредотачивалась где-то в районе каретных дворов, задних ходов, в службах и флигелях прислуги. Улицы были тихи и пусты, не было даже дворников, и разве что изредка проезжали экипажи заканчивающих ночь гуляк.

В очередном приступе изнеможения Кали опустился на высокий бордюр тротуара и девушку заставил сесть рядом с собой. Так они несколько минут сидели, как нахохлившиеся воробьи, молча, обмениваясь сердитыми взглядами, пока рядом не материализовался невесть откуда полицейский.

— Не положено, — укоризненно сказал он. Довольно мирно сказал, но Кали воинственно повел тонким хищным носом и так прищурил глаз, глядя на полицейского снизу вверх, но казалось, что сверху вниз, что рука служаки сама собой потянулась к дубинке, и дело, пожалуй, могло бы окончиться дракой, если бы до полицейского не дошло, где он видел этого наглого студента.

— Ваша светлость? — неуверенно спросил он.

Кали разочарованно фыркнул. Подраться, похоже, не удастся. Хотя... как он будет драться, если нельзя отпустить руку девушки?

— Ваша светлость... — тихо попросила девушка. — Да что это с вами?

— Молчи! — прикрикнул Кали и встряхнул руку девушки. Она ойкнула, потому что силу он не умерил, и Кали поспешно сказал, погладив ее запястье: — Прости, пожалуйста, я нечаянно.- Он наклонился и поцеловал это нежное запястье, практически чувствуя затылком, как девушка и полицейский переглядываются у него над головой: «Что это с ним?» — «Ох, не знаю!» Слов сказано не было, но взгляды были настолько красноречивы...

— Может быть, проводить вас, ваша светлость? — нерешительно спросил полицейский.

— Я пьяный или, может быть, сумасшедший? — осведомился Кали. — По-вашему, я не могу найти дорогу домой?

— Скорее сумасшедший, — еле слышно пробормотала девушка.

— Да уж, — молвил Кали, искоса поглядывая на нее. — Представляю, что ты обо мне думаешь.

— Лучше не представлять, — бросила в ответ девушка. Как уживалась в ней эта непочтительность лично к Кали с пиететом к его высокому титулу?

— Ваша светлость, — проговорил полицейский томясь. — Графское ли дело на тротуаре сидеть?

— В этой стране, — объяснил Кали полицейскому, как маленькому ребенку, — графы имеют такое же право сидеть на тротуаре, как и последние нищие. Не в Чифанде все-таки живем.

— А я не желаю сидеть на тротуаре, — сказала девушка. — Графа, может быть, в участок не заберут, а нас, простых смертных, кто помешает?

— Простых смертных, — подхватил полицейский, — это сколько угодно.

— В этой стране существуют демократические традиции, — сказал Кали.

— Возможно, для графов — да, — согласилась девушка.

— Откуда ты взялась на мою голову?

— Вы сами меня сюда приволокли, ваша светлость.

— Нет, откуда ты приехала в Столицу?

— С Края Земли, ваша светлость. Это на юго-западе.

— Я знаю географию, — сказал Кали.

— Меня пригласила пожить у нее двоюродная тетка. Говорила, ей хочется увидать родную душу. На самом же деле ей нужна была бесплатная прислуга, — сказала девушка. — Я от нее ушла и нанялась в вышивальщицы. Я хорошо вышиваю, ваша светлость. И шелком, и бисером. Вам не надо чего вышить, ваша светлость? Я мигом.

— Она меня не любит, — сказал Кали полицейскому.

— Кто же будет любить графа? — спросила девушка утреннее безоблачное небо. — Я еще в своем уме. В отличие от некоторых.

— Некоторые — это я, — вновь объяснил Кали полицейскому. — Я ее тоже не люблю. Посудите сами, сержант, разве граф может любить такую дерзкую девчонку? Даже от сумасшедшего графа нельзя этого ожидать, правда? Позабавиться денек-другой и бросить — правильно ведь?

— Правильно, — сказала девушка.

— Помалкивай, — бросил Кали.

— В этой стране существуют демократические традиции? — спросила девушка. — Мне надоела ваша истерика, ваша светлость.

— Да что ты, — нежно улыбнулся ей Кали. — Это не истерика. Это еще так... пролог. Ладно, дорогая, отдохнули и двинулись дальше. Последний рывок, и мы дома.

Он встал, и девушка поднялась вслед за ним.

— Я не дорогая, — все же заметила она.

— Ну, милая.

— И не милая.

— Солнышко, не капризничай, — ласково сказал Кали. — Не зли меня. Я и так уже почти невменяемый.

Девушка посмотрела на полицейского и пожала плечами. Полицейский понимающе покачал головой.

Кали сделал шаг, другой, и его сильно качнуло. Девушка поспешила подставить плечо.

— Натурально ноги не держат, — сказал Кали полицейскому. — Удар молнии, натурально. А я думал, это метафора. Аллегория. Гипербола. Удар молнии, надо же!

Он пошел вперед, ускоряя шаги, и к подъезду особняка Беруджи они почти подбежали. Кали пинком распахнул дверь, фыркнул лакею при входе. Девушка извинительно улыбнулась выскочившему на шум величественному дворецкому, но Кали поволок ее дальше, по широкой мраморной лестнице на второй этаж, протащил за руку по коридору и втолкнул в ярко освещенную утренним солнцем спальню. Герцог Беруджи, полулежа в постели, пил кофе и читал газету. Герцогиня Беруджи сидела, подобрав ноги, в противоположном углу кровати и обернулась к неожиданным посетителям с щеткой для волос в поднятой руке. Там она ее и оставила, забыв опустить руку, когда услышала от любимого старшего сыночка:

— Мама, папа, познакомьтесь, это моя жена!

Толчок — и растерянная рыженькая девушка ничком плюхнулась на постель между герцогом и герцогиней.

— Заклятие? — спросил герцог невозмутимо, поднеся чашку к губам.

— Оно самое, — подтвердил сынок.

— Это не основание, чтобы забыть хорошие манеры, — заметил герцог, откладывая газету в сторону.

— Доброе утро, папа! Доброе утро, мама! — ядовито сказал Кали.

Девушка, с ужасом возясь в герцогской постели, наконец ухитрилась занять более или менее сидячее положение.

— Это у него такие дурацкие шутки! — с трудом выговорила она.

— Какие уж тут шутки!!! — Дурным голосом заорал Кали, пнул какой-то подвернувшийся столик и выскочил в коридор. В коридоре он, надо полагать, тоже нашел что попинать, потому что его удаление сопровождалось звоном бьющегося фарфора и хрустом разбиваемой антикварной мебели.

— Ничего, — сказал успокаивающе герцог новообретенной снохе. — Побегает и вернется. Куда он теперь денется.

— Вы не поняли! — тихо сказала девушка. — Ничего такого... мы не... ваше высочество, вы не подумайте! — сил встать из постели у нее вовсе никаких не оставалось.

— Что в ней такого? — спросил герцог жену. — Совершенно заурядная внешность...

— Ну, конечно, тебе всегда роковых брюнеток подавай, — отозвалась герцогиня, всю жизнь романтическая блондинка. Она наконец опустила руку со щеткой и потянулась к своему пеньюару, продела руки в просторные кружевные рукава, завязала поясок и встала, приподнимая за собой почти не стоящую на ногах девушку. — Давайте, дорогая, выпьем пока кофею в моем будуаре. Муж сейчас оденется и выйдет к нам. Боюсь, разговор будет для нас нелегкий.

— Ваше высочество, — прошептала девушка, не то пытаясь присесть в реверансе, не то попросту падая в обморок. Герцогиня проворно подвинула ногой пуфик. Обретя под собой сравнительно прочную опору, девушка обморок отложила на потом. — Он пошутил, ваше высочество!

— Нет, не пошутил, моя милая. Ох уж эти Беруджи! Все у них не как у людей...

Аннотация:

Когда знатные и влиятельные люди вдруг начинают тебе помогать - это неспроста. Особенно, если ты ничего из себя не представляющий семнадцатилетний парень из глухой деревеньки

вариант 16+ https://author.today/work/6294

вариант 12+ https://author.today/work/34793

Примечания автора:

В цикл «Мир Книги» входят несколько романов, связанных вместе страной и миром, где происходит действие, но не связанных ни временем, ни общими героями:

«Приют Изгоев», время действия аналогично европейскому началу 17 века.

«Там, где Королевская Охота», конец 18 века (существует другой вариант, с иной композицией глав — «Лица и маски»)

«Кодекс Арафской дуэли», начало 19 века.

«Быть тварью», действие которого происходит во второй половине 19 века.

«Когда закончится война», середина 20 века.