90-ые, добро и Сид Вишез в юбке

Добро меряется крайне простой вещью: отношением к детям. Именно дети сразу понимают – что творится вокруг, хорошее или плохое, перестраиваясь или принимая судьбу как она есть. 

            Нюхать клей подростки начали еще в 80-ых, когда бездна, открывшаяся в 91-ом, еще казалась чем-то нереальным. Ну, валяется где-то в темном месте пакет с жидкой желтой кашей. Ну, отливают пацаны из свинца с аккумуляторов не солдатиков, а кастеты. Так всяко бывает, и дрались район на район в СССР, и на выпускных комсомольцы заливали как будто уже работали на БАМе… все было. И плохое, и хорошее. Только хорошего все равно оказывалось как-то больше.

            - Я бычок подниму, горький дым затяну…

            Детям девяностых не стоило объяснять ху из ит бомж. Они это знали, только лишь поняв разницу в пипках мальчиков и девочек и осознав себя в мире вокруг. А слово «беспризорник», вот-вот только бывшее исключительно в «Республике ШКИД», вдруг стало живым, ощутимым и теплым. Как трубы с горячей водой, идущие в квартиры через лестничные площадки, где под пролетами первых этажей они просто ночевали. 

            В первой половине девяностых, явно по привычке, Первый канал, ставший ОРТ, еще крутил на каникулах советских фильмы, где не мелькали сиськи, не поднимался вопрос денег, а дружба не казалась смешной. Хотя дружба, чего уж, в девяностые иногда только она и выручала. Или, что было даже лучше, семья.

            Наталья и Роман были двойняшками. Невысокие, очень похожие и почти одинаково коротко стриженные. Рома предпочитал "под расческу", Наташа оставляла чёлку, почти выбривая затылок с висками. Брат любил чёрную джинсовую куртку, сестра выбирала голубую. Иногда они менялись, в четырнадцать-пятнадцать плечи позволяют. Ромка таскал красные шаровары спортивок, Натали обожала бордовые "трубы". На дворе стоял дремучий девяностой пятый и такие палитры мало кого смущали. Учебники и прочее носил, само собой, мужчина. И в, само собой, пакете. Девяностые, чо.
Водку, раскрутив ноль-семь и с горла? А легко. По щам, когда требовалось, раздавали одинаково ловко оба. Наташа материлась интереснее и ярче. И курила, чего уж, только шоколадные "Мо"... "Море". Все же девочка, чо.

Мы не были хорошо знакомы и даже не курили вместе за углом школы. Люди меняются, частенько не помня друг друга. Почти десяток лет назад увидел, приехав к маме, Наташу.

Она, надо же, не выросла. Осталась такой же невысоко-тонкой, с чуть широкими для женщины плечами. Форма стрижки поменялась, оставшись короткой и превратишись в ту самую, трогательно девичье-мальчуковую, когда её хозяйку хочется защищать и таскать на руках. Вместе с ожидаемым и таким неожиданным невесомым сарафаном, сандалиями и всем остальным, пахнущим женщиной. Вернее, выросшей, поумневшей, но все равно пацанкой. Она даже порадовала, выдав совершенно виртуозную трехэтажную руладу в двух подпивших студентов, решивших ничего не отвечать и сваливших. Если ты умеешь раздавать по щам, это не пропадет, оставшись в мельчайших движениях.

Главная загадка взрослой жизни, озвученная Ромкиной сестрой, проста и сложна одновременно.

Как у них, таких же, как Наташа, Сид Вишез в юбке, получается из оторви и выбрось превращаться в женственных женщин сильнее, чем у принцесс, воспитываемых с пеленок? А, да...

Разгадка и не нужна. Просто это прекрасно.

Собираю их вот тут, по ссылке.