Каменная Вода. Иллюстрация от Валеды

...

- Это не так, Калаш, - с лёгким поклоном возразил Каен.

Макс пожал плечами. Он и не сомневался, что юноша возразит – сам осознавал, что смолол глупость. И вправду – ну не может быть одинаковых людей! А то, что ему все вилы кажутся похожими, как казались бы с непривычки китайцы или якуты – так это не объективность, а так, личное ощущение. Уж больно все такие крепкие и суровые, словно с обложек журналов сошли! 

- Каждый род имеет свои особенности, - Каен подкинул в переносной очажок брикет. – В каждом поддерживают ту форму, которая устоялась за поколения как слава этого рода. Её добиваются долгими тренировками. Ежедневными уроками, меняющими костяк и мускулы. И дома держат в тайне свои телесные практики. Ты видел Дим-Доржа, тана вриоса, и мог заметить его мощный торс, широкие плечи и короткую шею. Это оттого, что Доржи славятся отточенной техникой боя без оружия и телесно готовятся к этому. Род Бран, чьего тана ты видел возле саря, славен гибкостью и тонкой талией. Они высокорослы и изящны в своём вил-тао. В бою они как ласки – стремительны и изворотливы. Ты видел Вил-И-Она, Калаш. Он последний в своём роду и ещё не достиг полной формы, но даже сейчас видно насколь высока его грудина, как хороша осанка. Род Тал славились такой безупречной статью, что Лецы брали Талов или в душехранители, или в советники, или в посланники – чтобы эта стать представляла Самру в глазах иных сарств.  

Макса подмывало спросить про род Дор, но одернул себя – хотел бы Каен рассказать о своей семье, сказал бы о ней первой! А заставлять охранителя совершенно не хотелось. Тем более сейчас, когда на них, как тёплое мягкое одеяло, упало время отдыха и покоя. Ай впервые покинул Калаша и куда-то свалил с охраной, сказавшись интересом к дворцовому саду. Каруш, как ушёл к своей Матери, висящей на столбе, так с тех пор оставался с ней, ни разу не заглянув. И Макс с лёгкой грустью понимал – уже и не вернётся. По тому, как степняк бился за свою Мать, как бережно нёс её, было видно – это его Вселенная. И так, оставшись вдвоём с Каеном в своих комнатах, пережив местную медицину и визит вежливости юного саря с его телохранителем, теперь они предавались ничегонеделанию. Точнее Макс предавался. Каен же, воспитанный в труде и служении, взялся за очаг, заваривая какую-то очередную траву-солому в чайничке. А Макс… валялся под меховой шкурой на топчане и лениво в потолок высказывался о том, о сём, что придёт в голову сказать о новом мире. Вот и…

- Это заложено генами? – спросил Макс и сморщился, понимая, что снова ляпнул. Но по-быстрому придумать, как объяснить юному аборигену вопросы генетики и наследования признаков, не получалось. 

Каен, поставил чайник на низкий столик и взялся за длинную деревянную ложку. Правую руку, зашитую резуном по глубокой ране бицепса, и утянутую в повязку, он берёг. Сунув большим пальцем за пояс, прижимал к корпусу и не позволял себе ею двигать. А рану левой, видимо, считал менее значительной. 

- И генами, и нет. Есть три пути, - уклончиво отозвался Каен, задумчиво помешивая варево. – Жизнь слишком сложна, чтобы оставлять ей только один путь изменений и возрастания. - И тут же поднял глаза, смешавшись: - Так писал Рафаил Хазанский. Он был великим воином и мыслителем.

Макс кивнул. Кого там Каен цитирует из своих авторитетов – неважно. А вот то, что пацан понимает научную терминологию его мира…

 А Каен, ободрённый его молчанием, продолжил неспешно и обстоятельно – и говорить, и разливать свежезаваренное травяное пойло по пиалам:

- Призвание в основе всего. У каждого рода оно своё. И человек рождается в своём роду по Призванию. Это Призвание он слышит в своём Посмертии, понимает, что лучше него в его роду никто не справится с врагом, которого ожидает мир, и приходит через рождение. Так приходят в мир души, которые готовы подставить свои хребты под груз насущных забот. Но одного этого недостаточно. Ведь душа приходит в крошечное, ещё ничего не умеющее тело. У этого тела есть задатки, данные ему прежними людьми рода, но нет большего. И она должна сделать это тело способным выдержать ношу, для которой явилась сюда. Тогда к Призванию присоединяется Воля. Воля души делает её тело таковым, какое необходимо. И в том ей помогают родовые альбомы, где записываются все шаги по совершенствованию тела. И помогают родичи, которые дают всё для этого нужное – от поддержки до испытаний. 

Макс принял из руки охранителя пиалу и вдохнул аромат. После тех травяных заварок, что делались раньше, эта явно отличалась. Запах, конечно, не чая, но внушало надежды… 

- А третий путь? – напомнил он. 

Каен взял в руки свою пиалу и задумчиво покачал её, заставив напиток прокатиться по бортам широкой волной. 

- Совесть, - отозвался он. – Совесть ведёт нас, не давая отступить или сойти с дороги, на которую мы согласились быть призванными. Совесть – мерило поступков, мерило души. Жить по Кону. Умирать по Кону. 

И поднял взгляд на цветущие за окном вишни. 

Макс замер. 

Это было снова какое-то наваждение. Как тогда, когда впервые он увидел, как Каен входит в шугу, меняя цвет глаз и становясь словно облитой льдом статуей. Тогда его всего передёргивало, будто он и вправду рядом с ледяным мертвецом оказался. А сейчас… словно внезапно солнце заглянуло в комнату и расцветило в золото фигуру юноши. И от Каена понесло волной света, благоухания, тепла и какой-то особенной силы. Силы, от которой сердце начинало трепетать на полтакта быстрее. И казалось, что не юноша сидит тут на коленках и смотрит в сад, а старый мудрец, учитель какого-то древнего боевого искусства или восточной философии. Веет мудростью… Незримой, но ощущаемой!

И это ощущение рассеялось, когда Каен, только что неподвижный и устремлённый куда-то в даль, опустил вновь похолодевший взгляд и начал пить чай. 

Макс, не глядя, глотнул из своей пиалы. И даже не удивился, когда понял, что напиток приятен. Не чай, но что-то похожее. По сердцу разлилась благодарность – Каен, кажется, подыскивал напитки, которые могли ему понравится, ориентируясь на ту чайную бурду, что пили у Граева в Красном Храме. 

Внезапность, с которой Каен двинулся, заставила его подскочить на месте – пиала заплясала в руках, расплёскивая напиток тёмными пятнами вокруг. Макс с трудом её удержал от окончательного падения. И, стиснув зубы, уставился на Каена. 

Юный охранитель за мгновение успел и свою пиалу поставить на место, и подняться на одно колено, разворачиваясь ко входу в помещение, и рвануть с пояса меч. Не утруждая раненной руки, левой. Так легко, играючи подняв клинок из ножен…

И замер, спокойно исподлобья смотря на ширму, прикрывающую вход. 

Калаш, уже ощущая, как мороз побежал по хребту, потянулся к своему мечу, лежащему в ногах на топчане. И наткнулся на косой взгляд Каена. Равнодушный, как обычно, но почему-то окатило стыдом. За то, что как малолетка разлёгся, не подготовившись к бою, не положив меч рядом! 

Но когда ширму отодвинули в сторону, он даже порадовался, что не успел вскочить, схватить меч и, роняя тапки, кинуться в атаку. Да, наверное, Каен бы и не дал такому случиться. И даже появилось ясное осознание, что и Каен не собирался драться, а все его приготовления – часть какой-то традиции или обряда, принятого в их воинской среде. А к делу эта показательная боевая встреча не относится. Потому что Каен заранее понял, кто подходит к комнате, кто движется первым, кто сейчас отодвинет ширму…

Первым вошёл уже известный охранник правителя, так похожий на самого Каена. 

Ступил, склонился, приветствуя, и молчаливо отшатнулся с пути идущих следом. 

И Каен ловко в руке перекинул меч рукоятью вперёд, к вошедшим и склонился, завершая свой ритуал встречи. 

В комнату вошёл их старший король. Карт. Пожилой мужик, меченный шрамами по лицу и шее, вечно смурной и насмешливый. С взглядом, от которого хочется держаться подальше. И волосами настолько необычайного цвета, что про себя Макс его прозвал «Рейденом». В первый раз они встречались возле дахмы и тогда он был облачён в тяжёлую, но простоватую одежду, с кровавыми пятнами по рукавам. Теперь на нём были шаровары и несколько халатов, подобных японским – слой на слое всё тяжелее, от белоснежного легчайшего нательного до плотного, шитого мелким рисунком по верху. Широкий пояс, стянутый орнаментной тесьмой. И кожаный жилет поверху. Более изящный и тонкий, чем у его охранников, но всё равно ясно сразу – не для красоты. 

За ним шагнул в комнату Дим-Дорж. Следом – юный король и его охранитель, Тамур. Такие же наряженные и церемониальные. 

Макс подхватился, что предстаёт в таком неприглядном виде, но только дёрнулся подняться – в ногу тут же вступило. Зашипев сквозь зубы от неожиданной боли, он, опираясь на руки, сел, отодвинул подальше меч в ножнах – всё равно толку от этой игрушки в его руках не будет – и только после этого неумело склонился, приветствуя вошедших. 

Карт, безучастно наблюдающий за всем этим, учтиво опустил взгляд:

- Воды и тени тебе, краснобог Калаш! Дела душ земли моей не позволили мне вовремя одарить тебя достойным гостеприимством. Но сейчас я оставил иные дела, чтобы самолично поприветствовать тебя в своей земле. 

Макс почуял, будто железом по стеклу провели. Такое странное ощущение возникло от этого голоса. От силы, исходящей от него. И диссонирующих с ней слов. И только опасение перед местными суровыми традициями не дало воплотить в жизнь желание поёжиться и повести плечами. 

- Я… рад, - выдохнул Макс. – Знакомству! – и тут же засуетился – Вы это… проходите. Чувствуйте себя, как дома…

И прикусил язык. 

Ну, просто балда! Если тут у каждого первого «синдром Ая» и его фразочки не понимают напрочь, то как такое выражение поймёт этот угрюмый правитель? Сейчас кивнёт Диму, и тот один раз махнёт мечиком – и всё. Взаимная симпатия в общении тут и ни на волос не скажется. А Каен и не рыпнется защищать. Как стоял на одном колене, склонившись, так и замер, не шевелясь, как окаменевший. Так и будет стоять…

И вот так бесславно закончить жизнь?! 

Но Карт усмехнулся, под рваной губой обнажая клык, кивнул и, поддёргивая полы тяжёлого халата, шагнул к топчану и забрался по узкой приставной лесенке...