Безмятежность

Река подхватила меня как ветерок птицу и, кружа водоворотами, понесла к морю.

Солнце бликовало по горбатым спинам плывущих рядом рыб. Илистое, темное дно, выложенное черными камнями прятало всякие тайны, которые я не успевала даже тронуть своим особым чутьем - Аага увлекала меня дальше и дальше.

Если отдаться течению и лежать внутри реки лицом к небу, то можно  наблюдать, как причудливо кривятся в водном зеркале белые облака, как мчатся мимо темные руки деревьев, как чиркают тушью по синему быстрые ласточки, или как солнечное пятно плещется по воде густым подсолнечным маслом…

Первую пойманную рыбу я разделала на берегу кинжалом и съела филе сырым. Филе не утолило голод, но заметно прибавило сил моему новому, легкому и гибкому иттиитскому телу. Вторую рыбу я поймала и съела, как Кит ту плотвичку -  целиком с хвостом. И больше уже не отвлекалась на лишние остановки, обедала между делом, не сбавляя скорости. Мне все больше нравилось это дикое единение с природой. Естественное, животное существование дарило мне чувство причастности к некоему огромному, цельному организму, именуемому вселенной. Я испытывала безмятежность. Разум мой задремал, зато обострились инстинкты.

Возможно, именно они, а не проблески разумного сознания заставили меня выбраться на берег, чтобы провести третью ночь луностояния на суше. “А то, глядишь, ненароком завтра у тебя вырастет рыбий хвост…” - сказала я себе.

Я переночевала под перевёрнутой лодкой вблизи небольшой деревушки.

Наутро на берег прибежала ребятня с удочками. Два  пацаненка уселись прямо на киль моего приюта и забросили удочки. Я подождала, пока у них что-то поймается, они слезут на мостки, примутся спорить, греметь ведром, набирая в него воду, радоваться пойманному карасю и тому, как он бьётся, сверкая брюхом на солнышке.

Я осторожно приподняла лодку и сползла в воду. Если мальчуганы и услышали плюх, то точно подумали на какую-нибудь большую рыбину, что ударила по воде хвостом.

Начался второй день моего движения по Ааге. До Фьюн-гавани было ещё так далеко, что я уже не думала об этом, и не считала версты, мили или узлы, или чем там измеряется расстояние на воде?

Я просто плыла, с удивлением обнаружив, что сознанием нахожусь только в данном мгновении времени, а не как прежде - в прошлом или в будущем.

Берега то прогоняли любое человеческое присутствие, то рассыпали у воды деревню за деревней. Тогда в реке появлялись зелёные сети, у порогов - мельницы, а лодок становилось так много, что следовало тенью плыть у самого дна, среди затонувшего мусора человеческой жизнедеятельности.

Я не знала названий встречающихся поселений, моя внутренняя карта была свободна от топографических пояснений, зато она точно предсказывала мели, пороги, водопады и заводи.

Ближе к вечеру, после одной, особенно большой и суетливой  деревни, наконец, натянуло дождь. Я ждала его, эту армию стальных облаков, что сомкнула свои ряды у меня над головой. Шуршание дождевых капель с тихого выросло в грохочущее, и небо спряталось от моих глаз за серым шелковым платком, наброшенным на всю водную гладь.

Я вынырнула, подставила лицо под град крупных капель, а потом  оглядела поливаемые дождем берега.

Внезапно налетевший ветер погнал по реке пенистые горбыли, бросил мне в лицо брызги.

Я подождала, пока холод перестанет меня радовать и снова нырнула в реку. Теперь она казалась особенно теплой и ласковой, самым безопасным местом в страшном мире сошедших с ума людей…

Так я и уснула, несомая течением, убаюканная дождем. А когда очнулась, сети уже тащили меня наверх.

Соломенный бок большущей плетеной лодки приближался.

“Ойёлли!” - поняла я. 

(Медленно "плыву" дальше)