Last

Не люблю, когда ошибаюсь в оценке людей. С каждым разом это все неприятнее и неприятнее. С другой стороны, оставаться приличным человеком все сложнее и сложнее. А жить все проще.

*

На прошлое Рождество

Я отдал тебе свое сердце,

Но ты его вернула на следующий день.

В этом году, чтобы спасти себя от слез,

Я отдам его кому-то особенному

Самым значимым в городе любого мира является эшафот. Сооружение, предназначенное для убийства одних людей другими, пользуется неизменным вниманием и остро интересует всех. Что жителей города, что гостей. Нет ничего любопытнее смерти другого человека. 

Убийство, превращенное в представление, в лицедейство, в фарс смерти обладает странной притягательностью. Любопытство быстро становится навязчивым, а желание увидеть чужую смерть непереносимо сладостным. Почувствовать огонь жизни, ощущая судороги пока еще живого, чужого тела и радость от того, что ты жив и что в безопасности. Возможно поэтому и все остальные представления проводятся именно здесь, на эшафоте. Здесь проще представить, как вздергиваешь за шею акробатов, танцоров, певцов или трубадуров. 

Но обычные представления все - же не могут конкурировать с главным, ибо требуют денег там, где главное обходится без них, без старых, ничтожных, медных восьмиугольников, на которые, и купить – то по-сути можно совсем немного.

Нет ничего более дорогого для обывателя, чем жизнь, и нет ничего более дешевого, чем смерть на эшафоте. После любой казни, всю неделю, а то и две, темой задушевных бесед и самых обычных разговоров является смерть человека. Обсуждают все – и поведение, и характер, и тип казни, малодушие или смелость, все те милые и симпатичные подробности или случайности прошедшего. 

Дрожание пальцев, пятно, расплывающееся на штанах. Страх, мольба, судороги, гримасы, искажающие лицо и обезображивающие морду, справедливость или, наоборот, несправедливость мягкого приговора. И многое, многое другое, что успели заметить внимательные и искушенные зрители. Что успели придумать, и чем смогли удивить. Тем самым ты входишь в приличное общество, которому знакомы тайны вселенной. Смерть всегда выигрывает у жизни. Рождение, все эти пеленки и суета, да и  сама жизнь, неинтересна, обыденна, скучна. Смерть же волнующе интересна, а чужая смерть в особенности, ибо помогает испытать все то, что случается с человеком, который умирает, без необходимости умирать самому. Замирать, жадно всматриваться в лицо, искаженное смертельной мукой, затаивать дыхание и впитывать, бледнея или краснея, но впитывать в себя этот холод и ужас, проступающий сквозь бытиё. Наслаждаясь свободой жить, когда другой умирает. А как сладко, после представления, ночью, ощущать свою власть над жизнью и долбить, долбить порядком поднадоевшую бабу, вколачивая в нее уважение к себе. 

Да, без эшафота, нет города и счастья. 

Власть любит показать свою значимость и причастность. Власть любит подчеркивать свою приближенность к событиям. Она любит управлять и событиями, и людьми. Любит распоряжаться жизнью и смертью. Поэтому, нет такой магистратуры, которая не располагалось на центральной площади вблизи лобного места.

Вечером состоится представление, мимолетный балаган подделанных чувств, фейерверк огней и желаний, искрометная радость и страсть к непохожему на обычную жизнь. Жонглеры и гибкие танцовщицы, клоуны, с такими рожами, от которых плакать хочется, но все только ржут. Или трубадуры. 

Нет, про них отдельный разговор. Трубадуры мало чем отличаются от фокусников, достающих из шляпы зайца, из уха яйцо, а из ноздри монету или от клоунов, наряжающихся рыцарями, девицами и разбойниками, и от песенников с музыкантами, когда противным, каркающим, сорванным голосом поют балладу. Трубадур это истории, нравоучительные или похабные, это заунывные песни ветра и холод живых мертвецов. Это та самая площадь с эшафотом, на которой умирает и разбойник, и брадобрей. Тот же эшафот, но понарошку.

Как безъязыкая собака,

Которой на роду брехать,

Есть тёплую брюшную мякоть

Желанья выжить и страдать.

Выкусывать весенний воздух

И дули с маком до седин,

Чтоб чувствовать, как пахнет остро

Из ржавой банки от сардин.

И проще сдохнуть под забором

От пули или на сносях,

Чем жить в собачьих теплых норах

На перемолотых костях.