Прощай, эпоха...

Лодка двигалась почти бесшумно, только мерные всплески вёсел нарушали извечную тишину вокруг. Даже уключины не издавали ни звука, потому что были хорошо смазаны хозяином. Хоть сумрачное небо и давало немного света, поверхность реки всё равно выглядела чернее ночи, а вокруг стелился густой туман, так что стороннему наблюдателю, если бы таковой нашёлся, могло бы показаться, что лодка просто скользит в пустоте.

Харон не был здесь посторонним наблюдателем, и ему уже давно ничего не казалось. Тело само собой совершало отточенные за тысячелетия движения, а древний лодочник тем временем думал какую-то свою мысль. Наверное что-то о вечном.

Внезапно туман расступился, и показался берег с причалом, камни которого были ровесниками Харона. На причале стоял один единственный человек - обрюзгший мужичок с седыми кучерявыми вихрами и в привычном для этих мест хитоне.

- О, уважаемый! - тут же закричал мужичок, увидев лодочника.

- Харон, - угрюмо перебил тот собеседника.

- Уважаемый Харон, - согласился мужичок, - может хоть вы мне подскажете где я оказался? Вокруг - ни души, я уж и туда, и сюда - и никого... Погодите-ка, Харон? Вы меня разыгрываете, что ли? Бородатый мужик по имени Харон, в лодке, выплывающей из тумана? Ха-ха, смешно. Юмор я оценил. Это что, "Вечерний Ургант"? Или "Камеди клаб"? Молодцы, подонки, хорошо разыграли!

- Владимир Вольфович, я не очень понимаю про что ты говоришь, но то, что нас окружает - так же реально, как ты сам. Если ты ещё не понял, то ты умер. И сейчас я тебя повезу через Стикс в Царство Мёртвых.

- Извините, а мы что, на "ты"? Не припомню чтобы я с вами пил на брудершафт.

- А тут все на "ты". Среди мёртвых все равны, нет ни рабов, на царей.

- Нет, ну красиво, хорошо, не спорю! Ладно, когда там этот ваш Мартиросян появится? А-у, подонок, выходи, я знаю, что ты в кустах сидишь!

- Владимир Вольфович, прекращай. Я понимаю, что с этим трудно смириться, но твой земной путь окончен. Садись в лодку.

Владимир Вольфович цокнул языком и замотал головой от удовольствия.

- Ну циркачи, ну подонки! Как всё подготовили, а! И я ж, главное, ни сном, ни духом! Вы меня что, опоили чем-то?

Харон только устало покачал головой.

- Что ты помнишь последним?

- Последним? - Владимир Вольфович наморщил лоб. - Э-э-э, ну больницу, палату, свою койку...

- И это ни о чём тебе не говорит?

- А должно? - Владимир Вольфович ощутимо напрягся, проигрывая в голове разные варианты происходящего.

- Ну, вроде как да. Ты умер. Без шуток. Это не какой-то розыгрыш, или как там это у вас называется. Это уже насовсем.

- Ну да, так я тебе и поверил! - ответил Владимир Вольфович уже без прежней уверенности в голосе. - Да, я умер, конечно! Вот же я стою, живой и здоровый.

- А ты не припоминаешь как чувствовал себя до этого момента? - скучающим голосом спросил Харон, зачем-то перегнувшись через борт и опуская руку в воду.

- Помню, конечно. Неважно я себя чувствовал, потому что болел. Погоди-ка...

- Ага, - сказал Харон. - Уй, бля, студёная какая!

С этими словами Харон вытащил из воды руку с тем, что искал на мелководье - гладким чёрным камешком, обточенным водами вечного Стикса, и в следующий момент запустил им в человека на причале. Камень, попавший примерно в середину груди Владимира Вольфовича, как будто угодил в желе, нехотя проникнув в тело на добрый десяток сантиметров, и так же нехотя вывалившись через несколько секунд в районе промежности.

- Это что сейчас было? - ошарашенно спросил Владимир Вольфович.

- То самое. На этом берегу, как бы сказать... что-то вроде перекрёстка миров, поэтому их реальности смешиваются. Твоё тело уже не принадлежит миру смертных, но ещё не до конца развоплотилось. На том берегу этот камень пролетел бы через тебя насквозь.

- Но... я не могу... Я не хочу! Как это всё понимать?

- Очень просто, Володя. Ты умер.

Владимир Вольфович, кажется, даже не заметил этого панибратства.

- Исключено, однозначно! Я не мог! Я почти выздоровел! Ну не в такой же момент...

- От момента тут мало что зависит. Ты был стар, и болел. Хватит ломать комедию. Садись уже в лодку.

Владимир Вольфович сделал пару нерешительных шагов.

- Так, погоди-ка! А что там, на той стороне? Чистилище, ад, рай?

- Там... Там всё иначе. Скажем так, тебя ждёт нечто особенное.

- Слышишь, Харон, ты мог бы изъясняться конкретнее? Я и так тут не восторге от всего происходящего, а тут ещё ты со своими приколами. Куда едем, извозчик?

- Ладно, справедливо. Едем на ту сторону. Что тебя ждёт я и сам точно не знаю, мне не докладывают. Но мимо ада с раем ты определённо пролетаешь.

- Так, это почему это? Я же крещёный, православный! Это как понимать?

- Каждому воздастся по вере его.

- Ты мне мозги-то не вкручивай! Ты же из древнегреческих мифов? Уж Зевсу-то я точно не поклонялся.

- Поклонялся, не поклонялся... Сложно у нас всё. Визы, квоты, распределение, бюрократия... Ну, сам должен понимать. Короче, Вольфыч, не делай мне голову. У небесной канцелярии свои хитросплетения, туда-сюда, я вот в это вникать даже не собираюсь. Мне поручили, я делаю. Лезь в лодку, и весь сказ.

- А если не полезу?

- А если не полезешь, то так и будешь тут куковать до скончания времён. В прямом смысле. И больше никого ты тут не встретишь, если что. У каждого свой персональный причал.

Владимир Вольфович задумался.

- Но ты меня точно не в ад повезёшь?

- Ты дурак, или как? - обиделся Харон. - Ад - за стенкой, а я только напрямки вожу, через речку.

- Ну, ладно, - нерешительно сказал Владимир Вольфович.

- А, погоди. У тебя плата-то имеется?

- Плата?

- За проезд. Один обол.

- Обол?

Харон прикрыл лицо ладонью и устало покачал головой.

- Да, постоянно забываю, что времена нынче не те... Бабки есть? Башли? Капуста?

- А, это вроде было... - Владимир Вольфович залез во внезапно образовавшийся на хитоне карман, и извлёк оттуда бумажник. - Один "Хабаровск" устроит? У меня всё на карте, но терминалов я тут что-то не наблюдаю.

Харон задумчиво почесал бороду.

- "Хабаровск", говоришь? А давай, тоже деньги.

- Не, у меня тут ещё мелочь есть, если что.

- Себе оставь это железо. На меня и так уже в банке косо смотрят.

- О, у вас тут и банки есть?

- А ты что думал, мы тут совсем дикари? Есть, конечно.

- Что, и "Мир" принимаете?

Харон разочарованно закряхтел.

- Ну, чего нет, того нет. Пока только Визу и Мастеркард.

- А, - Владимир Вольфович махнул рукой, - что с вас взять? Провинция!

Следом он протянул Харону оранжевую купюру.

- Ну, чего стоишь? - промотивировал его лодочник. - Залезай уже! Мне тут до морковкиного заговенья с тобой колупаться, что ли?

Владимир Вольфович так же молча перелез в лодку. Харон оттолкнулся вёслами, и они отплыли.

- Харон, а тебя как по батюшке-то?

Лодочник задумался.

- Да хрен его знает. Я, как бы, без батюшки. Рождён мифом.

-  Это как? Богами, что ли? Или людьми?

- Не знаю. Может так, а может эдак.

- Ну ты ковбой!

- Какой есть.

На некоторое время снова повисла пауза. Молчание нарушил Владимир Вольфович.

- Харон!

- Ну, - нехотя отозвался тот, налегая на вёсла.

- Слушай, неудобно мне как-то в этом исподнем, не по-людски это. Нормальная одежда-то есть?

- Мы уже отплыли от того берега, поэтому законы мира смертных тут не действуют. Ты можешь быть в том, в чём пожелаешь.

- Не понял, - не понял Владимир Вольфович.

Харон щёлкнул пальцами, и хитон на пассажире превратился в дорогой костюм-двойку, с не менее дорогими галстуком и туфлями.

- Однако! - восхитился Владимир Вольфович. - Но для этого момента уже как-то не слишком актуально...

- Ты можешь сам вообразить всё, что хочешь, и это станет реальным, - заметил Харон.

Его собеседник хмыкнул, и в следующую секунду костюм превратился в советскую полевую форму образца 1969 года с лейтенантскими погонами, а туфли - в яловые сапоги.

Харон ухмыльнулся и довольно кивнул.

- А лет-то тебе сколько? - продолжил Владимир Вольфович прерванную беседу. - Я вроде уже и не мальчик, но чувствую, что жизненный опыт за тобой стоит немалый...

- Да как сказать... Если честно, то уже и не помню. Иногда мне кажется, что я был тут всегда. Но если рассуждать логически, то, вероятно, я ровесник эллинских богов.

Владимир Вольфович неопределённо хмыкнул.

- О, вот уже и подъезжаем, - заметил Харон.

Владимир Вольфович огляделся. И действительно, обстановка начала меняться. Из-за непроницаемого сумеречного неба появилось солнце, мир вокруг обрёл краски, а вдалеке замаячила зелёная полоска берега.

- И это что, и есть это ваше Царство Мёртвых? Честно говоря, я ожидал чего-то более... унылого, допустим.

- Ну, не совсем, - ответил Харон. - Я же говорил, что тебя ждёт нечто особенное. Видимо, это оно. Не задавай вопросов, больше ничего я всё равно не знаю.

Через некоторое время они причалили к тропическому берегу, поросшему пальмами, лианами, и прочей травой, непривычной для жителя Восточно-Европейской равнины.

- Вполне неплохо, - заключил Владимир Вольфович, вылезая из лодки. - Жить можно, однозначно!

- Ну, бывай, колонист, - крикнул на прощание Харон, отталкиваясь вёслами.

- И ты бывай, ихтиандр херов, - махнул ему рукой пассажир.

Владимир Вольфович огляделся, и не найдя на берегу ничего интересного, зашагал в сторону джунглей.

Тропический лес оказался и таким, и не таким, как он себе представлял. Несмотря на буйную растительность, идти оказалось легко, а встреченные по дороге животные вели себя подозрительно странно - макаки повисали на нижних ветках, протягивая кокосы и бананы, шакалы застывали по стойке смирно, а тигры мурчали и тёрлись об ноги. Так что по пути Владимир Вольфович смог немного подкрепиться тропическими плодами, и перегладил бесчисленное количество местного зверья.

Наконец, между деревьями показался просвет. Жириновский ускорил шаг, и через несколько минут оказался перед широкой полосой мелкого белёсого песка, о которую бились волны океана. Индийского океана - это он понял как-то сам, без подсказок, как нечто само собой разумеющееся.

И ещё он понял, что путь его действительно закончен. Он пришёл туда, куда так стремился всем сердцем при жизни. Пусть и не в мире смертных, но всё же.

Владимир Вольфович медленно, наслаждаясь каждым моментом, зашагал к линии прибоя, на ходу доставая из карманов обувную щётку и бархотку.

Он остановился на самой кромке, там, где волны едва облизывали берег, неспеша присел на песок, стянул с себя сапоги, размотал портянки, и на коленях подполз к воде.

Медленно, скупыми отточенными движениями, он смывал щёткой со своих сапогов вековую грязь российских путей-дорожек, которая растворялась в Индийском океане без остатка.

Владимир Вольфович плакал. В глазах его было счастье.