Максимально девчачье

Утро праздника середины зимы началось с того, что Ванда влетела в комнату с раскаленными щипцами для волос, подскочила к зеркалу и начала закручивать падающую на лицо серую челку. 

- Итта, вставай! Я выпросила щипцы у Дины всего на полчаса. Накрутимся. 

- Крутись, - зевнула я, взбивая под собой подушку. - Мне нет смысла. Все-равно больше пяти минут не продержатся. Я свои волосы знаю.

- Вставай сейчас же! - Ванда разжала щипцы и красивый локон упал на ее щеку. Затем она брызнула на щипцы водой из стакана, те лениво зашипели. - Уже остыли… Я пошла греть. Вставай и причешись. Я тебе такую красоту наведу, твои Травинские в обморок попадают! 

Ванда выскочила в коридор, но тут же вернулась, высунула хорошенькую головку из-за двери:

 - Рир сказал, Эмиля поставили в оркестр на замену, у них флейтист заболел. То ли живот, то ли похмелье. Так что учти - ставки повышаются! 

- На какую замену? - я села на кровати. - Эй!

Но Ванда уже убежала. Я нехотя встала, переоделась и пошла умываться. 

Всю ночь я ломала голову, как бы превратить свое единственное синее платье в бальное. В итоге решила пришить к юбке звезды из фольги, с тем и уснула. Теперь идея показалась мне просто жалкой. Если я правильно поняла Ванду, то Эмиль будет играть на сцене в оркестре старшекурсников, а я стоять в зале с пришитыми к юбке звездами… 

В последний раз мы с Эмилем очень натянуто поговорили. Я пришла в мальчишеский корпус, отдать конспекты Борею и, конечно, заглянуть к братьям. Эмиль мыл на кухне посуду. 

- Привет! - сказала я.

Он обернулся, чашка выскользнула из его рук, упала на пол и разбилась на множество мелких кусочков. 

Я сразу бросилась помогать - собирать осколки в мусорное ведро. 

- Не трогай руками, порежешься, - раздосадованно сказал Эмиль. 

Ему почему-то стало очень неловко. То ли из-за  дурацкой чашки, то ли из-за своей неуклюжести.  

Вообще, после первого нашего сидения у костра я больше не путала близнецов. Привыкла, что палитры их чувств почти всегда разительно отличались друг от друга. Стал бы Эрик переживать из-за чашки? Да ни в жизнь!

- Погоди, говорю! - строже, даже с раздражением повторил Эмиль. - Ничего не трогай! Сейчас веник принесу. 

Он ушел в подсобку, вернулся с веником. К тому моменту я уже собрала все крупные осколки в ведро и ждала его. Он посмотрел на осколки в ведре, потом на меня, поджал губы и начал молча подметать мелкие остатки несчастной чашки. 

- Это чья чашка?

- Моя. 

- Любимая?

- Нет. Просто чашка, - он выпрямился, и я почуяла его внезапное беспокойство. - Я тебя задерживаю? Ты, наверное, по делу пришла. А я тут с этой чашкой… 

Конечно, мне нужно было сказать: я пришла к вам… или, еще лучше: я пришла к тебе, узнать, как дела. Но я совершенно по инерции ответила правду:

- Я пришла к Борею. Конспект по пигментам принесла. Не так и много у нас общих предметов, но вот с этими пигментами он меня просто выручил. 

- Ясно, - кивнул Эмиль и стряхнул осколки с совка в мусорное ведро так энергично, что некоторые из них просыпались мимо, и ему пришлось сметать их на совок заново. Он с трудом держал себя в руках. От него шло сильное волнение, природу которого я не могла определить. 

- Кроме пигментов, тебе еще, вероятно, растворы понадобятся. Их физики на втором курсе проходят. - Эмиль сглотнул, отчаянно стараясь вернуть голосу спокойствие. - Если хочешь… Ну, вдруг, у него не будет… Я могу взять для тебя книгу по растворам. Как раз попадалась недавно в библиотеке. Вполне хорошее пособие. Если нужно…

- Спасибо. Будет здорово заранее познакомиться с растворами…

Эмиль примирительно улыбнулся:

- Тогда я в следующий раз возьму. 

- А ты что вообще сейчас делать собирался? 

- Вообще я занимаюсь. Просто в перерыве чай пил. Зимой сухо. И если долго играть, то горло дерет. 

- А сколько ты сегодня уже занимался?

- На флейте? Четыре часа. Надо еще хотя бы часик.

Я сначала замерла с открытым ртом, а потом сообразила, что сама порой просиживаю за мольбертом четыре часа, не замечая времени. С той лишь разницей, что дуть в инструмент физически труднее, чем смешивать краски и накладывать их кисточкой по холсту.

Делать было нечего. Раз он собирался заниматься, не стоило ему мешать.

- Тогда занимайся, - начала прощаться я.  - Приходите сегодня вечером с Эриком к нам.

- Если успеем. - Эмиль снова вежливо улыбнулся и вытер рукавом щеку.

И я ушла. 

Вечером они с Эриком не пришли, но я вовсю была занята росписью зеленой двери и не успела расстроиться… 

Это было позавчера, а сегодня выяснилось, что Эмиля взяли на замену в оркестр. Не зря, значит, занимался. И ведь не сказал ничего… 

- Стой спокойно! Не то обожгу! - приказала Ванда. - Погоди, сейчас мы все сделаем. 

Такая азартная решительность все вокруг организовать и сделать красиво была очень в духе Ванды. 

Зажав в зубах шпильки, она принялась принуждать к покорности мои тяжелые и густые волосы. В итоге волосы сдались, деваться им ровным счетом было некуда. Ванда собрала их в высокий хвост и туго-туго завила концы, сбрызнув прическу для надежности сахарной водой. 

Локоны действительно продержались до вечера. 

Про звезды из фольги на подоле Ванда запретила мне даже думать.

- Фу-фу-фу! -  решительно заявила она, приколола мне свою серебряную брошку-луну и накрасила мне веки блестками.

- Достаточно! - Оценив свою работу и придирчиво оглядев меня со всех сторон, заключила подруга. - С твоим ростом и с твоим лицом все остальное будет просто лишнее. Моя тетушка, тоже высокая, в таких случаях говорит: "Будем брать натурой". 

Сама Ванда, вовсе не маленькая, а выше среднего роста, спортивная и милая, тоже по-своему брала натурой: она носила одежду по фигуре и лишь слегка подкрашивала глаза серым, а губы розовым. Со вкусом у нее все было хорошо.

В полпятого уже совсем стемнело, и, когда все девочки группами и по парочкам бежали от общежития к главному корпусу, над нашими головами уже распахнулось черное, усыпанное звездами январское небо, а мороз кусал щеки, щекотал носы, бесцеремонно забирался нам под юбки и щипал коленки. 

Мы все казались себе принцессами, спешащими через тьму к свету. 

В просторном холле ламп было не сосчитать. Здесь установили вешалки для верхней одежды, и румяные, нарядные и возбужденные студенты шумно и весело толкались, переодевались и заранее строили планы на продолжение веселья. 

Прежде всего должен был быть бал. С выступлением ректора, который всегда читал на открытии послание короля Кавена к отрокам университета. Потом по плану Туоновский оркестр должен был озвучивать танцы, ряженые раздавать конфеты и фанты, розыгрыш которых планировался только на следующий день. 

А после танцев всем должно было отправляться в столовую на щедро оплаченное из королевской казны пиршество. А вечером, уже совсем за полночь, старшие курсы собирались танцевать в зале без младших. Первокурсникам, многим из которых не было и пятнадцати, ночью положено было спать. 

- Ну уж дудки! - узнав о такой вопиющей несправедливости, заранее вознегодовал Эрик. - Со мной такое не пройдет! 

- И что ты собираешься делать? - осторожно поинтересовалась я. 

- Уж поверь! - самодовольно ухмыльнулся он. - Найду что!

- Ставлю полтинник, что тебя выведут с танцев под белые руки, - угрюмо проворчал Эмиль. - А жаль. В такой день взрослые могли бы и не жлобствовать. 

(Эпизод из зимней главы)