Сад

У меня полный сад невест. Отпад полный. Вишенки, яблоньки. Есть тонкие, стройные до жалости. Есть полноватые. Но цветут все. Им бы жить, да жить, ан нет, невесты. И взрослые туда же. И подростки, тоже, туда же. Чего там, медом намазано? Это я спрашиваю  у пчел и шмелей. Собственно, ныряют и ныряют, и жжужат.

А еще я заметил, чем старше дерево, тем пышнее кружево. Есть чисто белые, классические. есть белые, но с лепестками телесного цвета, просвечивающими сквозьбелизну. Есть и Кармен.

Сирень крупная, прокалированная, вся в бутонах бордовых. А под окном - белая. Смотрится любо-дорого. Но - строго. Очень строго. Невеста.

Черемуха, та в кисточках. Не знаю, как передать этот влажный, текущий, настойчивый запах весеннего сада и, вот этого ощущения чистой воды, праздника жизни и цветения весны.

В общем, наше вам, с кисточкой и песней. Жужжите в унисон. И дышите.

Глухого воздуха сырая акварель.

Апрель. капель. Часы на полшестого.

безликость осторожного "теперь",

бессвязность неприкаянного слова.

Навязчиво звучащее "прости"

в "нелепости" того, что происходит,

ненужные подробности, и стих,

который никого с ума не сводит.

***

Свет рассыпается, играет по листве.

Луна - плывет, а облака - летают.

И ветер, заблудившийся в весне

на перепонках веток прорастает.

И сыплет чешуею из зеркал

и лепестками крыльев белоснежных,

сквозь воздух падая, подобием лекал,

ты падаешь в рассыпанную нежность.

***

А может это край, обрез?

Случайный крик болотной выпи,

когда волной смывает век

и хвост раздваивает рыбий.

А может это край? Обрез,

подрубленной в живую ткани,

а дальше - нет деталей, нет

ни представлений, ни печали.

А может, жизнь совсем пустяк?

Короткий вдох во тьме вселенской.

Вся жизнь... Вся эта жизнь - никак

не птица, что парит над бездной.

***

Абрикос отцвел, сирень цветет, яблони, где-то посередине, где цветут, где едва набухли. Огромное количество тюльпанов. Разных. На соседней, заброшенной даче, где все начиналось хорошо, а потом уехало в Канаду, цветут полевые, дикие и желтые тюльпашки в ладонь высотой. Их много. У меня наши местные сорта и «голладки». Сын ездил в командировку, в эту самую Голландию. Фан-фан. Привез три упаковки. Все луковки оказались пораженные и не тем, что приехали в нашу благодать, а просто там, у себя на родине, с растительной медициной у них не все ладно. Сколько с ними было хлопот, а теперь цветут небывалым и сиреневым, «королевским» на длинной, предлинной ножке. Красивые, как лебеди. Остальные не  цветут еще, поздние. А вы говорите санкции.

Дожди идут. То тепло, то холодно, то просто течет. В какой-то момент, тучи не шибко темные  пришли, дождь разродился, и я подумал: «чисто на канале «Дискавэри», извините за прононс». А после стал смеяться от этого тупого сравнения живого запаха и ритма с чуть подсвеченным, натуральным изображением. Все же, цивилизация портит всех. И чем дальше, тем больше.

Какое огромное количество людей живет с воем в душе, просто по тому, что смотрит и впитывает неживое.

Небо по-прежнему в пятнах, сад в цвету, люди под зонтом. Жестяные капли тупо долбят в жестяное ведро, а то – полным полное. Горы в инее. Ночью звезды – крупнее алмазов. Жить удивительно хорошо.

Все же, удивительно хорошо жить.