БРИТВА ИМПЕРАТОРА

Вот еще фрагмент начатой еще в далеком 2005 году, да так и не дописанной книги...

БРИТВА ИМПЕРАТОРА

(роман)

Посвящается людям всех национальностей, погибшим и пострадавшим в Юго-Восточной Азии при разрушительном цунами 26 декабря 2004 года.

— Фут-массаж, мистер!.. Шип на острова!.. Кожа!.. Кораллы!.. Фут-массаж!..

Митя Варенцов, ежеминутно увязая в рыхлом песке пластиковыми шлепанцами, с трудом продирался сквозь плотный строй смуглокожих аборигенов, привычно бросая направо и налево: «Ноу... Ноу... Скьюзми... Ноу...» Чем дальше, тем меньше становилось «плиз» и «скьюзми» и тем больше походили на короткие русские ругательства многочисленные «ноу».

Любого, пытающегося пробраться к воде туриста ожидали толпы пляжных торговцев, капитанов прогулочных суденышек, массажистов и обычных побирушек, с разной степенью успеха маскирующихся и под первых, и под вторых, и под третьих. Окунуться в ласковые воды Таскальского залива, не облегчив своего кошелька на десяток-другой тикалей считалось чуть ли не доблестью и не удавалось почти никому. Как прикажете сопротивляться чувству естественной жалости, если видишь за спиной миловидной юной торговки с умоляющими восточными глазищами в пол-лица выводок полуголых детенышей, копошащихся в песке рядом с облезлой псиной? Даже если вы толстенный сноб-американец с заплывшим жиром сердцем или высохший от скупости, словно сухое корневище, западноевропеец, волей-неволей расстанетесь с парочкой блестящих монеток или мятой купюрой, а ваша коллекция местных грошовых безделушек пополнится очередным гипсовым демоном Кштантой или аляповатой микро-копией Лаготского храма.

Нет, местные власти с этими «проявлениями» боролись не хуже российских с отечественными же бомжами и попрошайками, но точно так же поделать ничего не могли. Даже причины «беспомощности» были сходными... Вот и теперь, щуплый и смахивающий на подростка блюститель порядка, одетый во все белое по колониальной моде пятидесятилетней давности, торчал поблизости, старательно отвернувшись в другую сторону. Без сомнения, в нагрудном кармане наглухо застегнутого кителя уже покоилось несколько радужных бумажек.

Митя вздохнул и, выудив из кармашка шортов монету в пять тикалей, сунул в коричневую ладошку торговки, стыдясь на себя за очередное проявление слабости. На черта ему сдалась седьмая по счету сушеная ящерица? И шестерых имеющихся «мини-дракончиков» еще нужно суметь довезти до дому в целости и сохранности, как-то миновав обе таможни — местную и российскую, не в пример более придирчивую!

— It is not necessary! — пробормотал он, отпихивая чешуйчатое страшилище, размером с недокормленного голубя. — Leave to itself!

Обалдевшая от неожиданной щедрости девчонка тоже что-то бормотала на непонятном наречии, пугливо озираясь на завистливых коллег. Митя вяло отметил, что язык этот совершенно не походит ни на международный английский, ни на государственные лагский и французский, ни даже на ломанный русский, давно освоенный предприимчивыми аборигенами.

«Наверное из какого-нибудь северного племени, — решил он, припомнив пространные лекции гида. — Беженка...»

Материковая часть Лаготана, сплошь поросшая непроходимыми джунглями и нецивилизованная настолько, что даже сами южные лаги высокомерно считали северных соплеменников дикарями, отличалась на редкость капризным климатом. Ее регулярно поражали то наводнения, то засухи, то вспышки неизвестных тропических болезней, то неурожаи, выплескивающие на относительно благополучный юг потоки беженцев, ищущих Земли Обетованной с упорством леммингов. При ныне здравствующем правителе, Божественном и Луноликом Дао XI, положение Лаготана в целом и Севера — в частности, значительно изменилось к лучшему, но до благополучных соседей королевству было еще ох, как далеко...

— Ноу фут-массаж! — взвыл Варенцов, продираясь через последний кордон и пересекая незримую границу, за которой стяжатели становились на редкость вежливыми и обходительными, а число их сокращалось до минимума.

Теперь уже можно было не торопиться. Денек выдался что надо и даже отсюда было видно, что большая часть лежаков и даже шезлонгов в «фешенебельной» части пляжа заняты всерьез и надолго, а на песочке, почти сплошь устланном разноцветными полотенцами, яблоку негде упасть. Яблоку! Некрупной такой антоновке или ранету, тем более довольно солидной комплекции «мужчине в полном расцвете сил»...

Проклиная себя за лень и вечную готовность подремать «еще минутку», Митя уныло поплелся по узенькой тропинке между загорелых пяток и разноцветных панамок в дальнюю «плебейскую» оконечность бухты. Там и песок был погрязнее, и палатки с напитками самого помоечного вида, а инвентарь помнил, наверное, еще братскую советскую помощь... А главное: из-за высокого здесь берега солнце проглядывало лишь после обеда, переводя все мечты о ровном тропическом загаре в разряд несбыточных.

Зато лежаки, пусть и рассыпающиеся при каждом неосторожном движении на составные элементы, стоили тут сущие копейки, вернее — фуанги...

Забронировав за собой «лежбище», пока что утопающее в глубокой тени, Митя разделся и, мимолетно подивившись неурочному отливу, не торопясь вошел в прохладную еще воду. Ничего не попишешь: декабрь он и в Африке декабрь, тем более — в Юго-Восточной Азии, пусть и всего в нескольких градусах к северу от экватора.

Пологая волна ласково приняла не слишком умелого пловца в свои мягкие объятия и повлекла от берега. Метрах в тридцати от кромки прибоя, Варенцов нырнул пару раз (вернее, окунулся с головой, так как нырять толком он тоже не научился) и, перевернувшись на спину разлегся на поверхности.

Сюда утреннее нежаркое солнце уже кое-как доставало. Митя нежился на плотной океанской воде будто на патентованном матрасе, подставив лицо приятным лучам и щурился на ярко-голубое небо с едва заметными облачками. Благодать!

Над пышной пеной зелени, окаймляющей высокий берег, торчали с азиатской рачительностью густо понастроенные белоснежные корпуса отелей. Присмотревшись, Варенцов разглядел даже крышу своего шестиэтажного «Грейт Ист» , на фоне более современных небоскребов «Лаготана» и местного «Холидей-Инна», выглядевшего совсем невеликим.

Привычная картина... Ставшая привычной за пролетевшую неделю. Жаль только, что через три дня придется возвращаться в насквозь промерзшую и заснеженную Москву. Отпуск-то не резиновый...

Митино внимание привлекла какая-то суета на берегу, и он перевел взгляд с сияющих жилищ небожителей (еще бы не небожители — в «Холидее» номер от ста баксов в сутки стоит) на грешную землю. Целая толпа аборигенов, размахивая руками, роилась вокруг завалившегося набок катерка, который растяпа-шкипер неосторожно подогнал чересчур близко к берегу. Остальные торопливо отгоняли свои суденышки подальше.

«Поделом растяпе! — злорадно подумал Варенцов: «судовладельцы» за рейсы на близлежащие коралловые острова деньги ломили просто несусветные и жалости вызывать, естественно, не могли. — Раззявил варежку и прозевал отлив!..»

Отлив сегодня и впрямь выдался какой-то несусветный — от ровной линии занятых лежаков до уреза воды пролегало уже больше двадцати метров мокрого песка. И море продолжало отступать, все быстрее и быстрее!

«Чудеса какие-то! — думал купальщик, старательно вспоминая все, что читал когда-либо о таких вот мощных отливах. — Светопредставление!..»

Митя поспешно перевернулся на живот и заработал руками и ногами, но неизвестно откуда взявшееся течение продолжало нести неуклюжего пловца от берега.

Вот обнажились кораллы, до которых, как Варенцов твердо знал, доплывали лишь самые бесстрашные, вот один за другим сели на мель и потешно завалились набок торопящиеся от берега суденышки, а море все отступало и отступало, оставляя за собой космы перепутанных водорослей и мириады бьющихся на сыром песке подводных обитателей.

«Это не отлив! — пронзила мозг страшная догадка. — Это...»

Какое-то шестое чувство заставило бешено работающего руками и ногами мужчину бросить взгляд через плечо, и тут же противная слабость разлилась по телу...

Позади, подавляя своей нечеловеческой мощью, насколько хватала глаз вставала исполинская, ярко-зеленая стена воды, серебрящаяся поверху на солнце гигантской пенной шапкой. И все это великолепие надвигалось на Митю со скоростью несущегося на всех парах экспресса...

«Цунами...»

Непреодолимая сила подхватила человека, барахтающегося изо всех сил, словно мошка в стиральной машине, закрутила, растворила в себе, застила свет...

Последним, что увидел Варенцов, был приближающийся с чудовищной быстротой берег, искаженный толстой, мутно-зеленой линзой,...

Удара он уже не почувствовал.

***