Хрустальный остров

Еще один вариант романа для проекта S.T.A.L.K.E.R. С той же судьбой... 

Хрустальный остров

(роман)

Одна из точек Радианта Пильмана пришлась на мировой океан и, поначалу, не была обнаружена. Зона посещения  - плавучий остров, состоящий из «аномального льда» — воды с измененными свойствами. На первый взгляд – безобидный айсберг перемещается течениями из океана в океан, неся гибель всему, к чему приближается. Или тому, кто рискнет к нему приблизиться.

Псевдолед, кислотные болота, аномальный туман, пещеры, проеденные «ведьминым студнем», «ковчег» — «вмороженный» в середину острова корабль, некогда перевозящий странствующий зоопарк, обитатели которого стали мутантами, «комариные плеши», «жгучий пух», «ржавые волосы».

+++

Из интервью, которое специальный корреспондент Хармонтского радио взял у доктора Валентина Пильмана по случаю присуждения последнему Нобелевской премии по физике за 19… год:

— …Вероятно, вашим первым серьёзным открытием, доктор Пильман, следует считать так называемый радиант Пильмана?

— Полагаю, что нет. Радиант Пильмана — это не первое, не серьёзное и, собственно, не открытие. И не совсем моё.

— Вы, вероятно, шутите, доктор. Радиант Пильмана — понятие, известное всякому школьнику.

— Это меня не удивляет. Радиант Пильмана и был открыт впервые именно школьником. К сожалению, я не помню, как его звали. Посмотрите у Стетсона в его «Истории Посещения» — там всё это подробно рассказано. Открыл радиант впервые школьник, опубликовал координаты впервые студент, а назвали радиант почему-то моим именем.

— Да, с открытиями происходят иногда удивительные вещи. Не могли бы вы объяснить нашим слушателям, доктор Пильман…

— Послушайте, земляк. Радиант Пильмана — это совсем простая штука. Представьте себе, что вы раскрутили большой глобус и принялись палить в него из револьвера. Дырки на глобусе лягут на некую плавную кривую. Вся суть того, что вы называете моим первым серьёзным открытием, заключается в простом факте: все шесть Зон Посещения располагаются на поверхности нашей планеты так, словно кто-то дал по Земле шесть выстрелов из пистолета, расположенного где-то на линии Земля-Денеб. Денеб — это альфа созвездия Лебедя, а точка на небесном своде, из которой, так сказать, стреляли, и называется радиантом Пильмана.

— Благодарю вас, доктор. Дорогие хармонтцы! Наконец-то нам толком объяснили, что такое радиант Пильмана! Кстати, позавчера исполнилось ровно тринадцать лет со дня Посещения. Доктор Пильман, может быть, вы скажете своим землякам несколько слов по этому поводу?

— Что именно их интересует? Имейте в виду, в Хармонте меня тогда не было…

— Тем более интересно узнать, что вы подумали, когда ваш родной город оказался объектом нашествия инопланетной сверхцивилизации…

— Честно говоря, прежде всего я подумал, что это утка. Трудно было себе представить, что в нашем старом маленьком Хармонте может случиться что-нибудь подобное. Гоби, Ньюфаундленд — это ещё куда ни шло, но Хармонт!

— Однако, в конце концов, вам пришлось поверить.

— В конце концов, да.

— И что же?

— Мне вдруг пришло в голову, что Хармонт и остальные пять Зон Посещения… впрочем, виноват, тогда было известно только четыре… что все они ложатся на очень гладкую кривую. Я сосчитал координаты радианта и послал их в «Нэйчур».

— И вас нисколько не взволновала судьба родного города?

— Видите ли, в то время я уже верил в Посещение, но я никак не мог заставить себя поверить паническим корреспонденциям о горящих кварталах, о чудовищах, избирательно пожирающих стариков и детей, и о кровопролитных боях между неуязвимыми пришельцами и в высшей степени уязвимыми, но неизменно доблестными королевскими танковыми частями.

— Вы были правы. Помнится, наш брат информатор тогда много напутал… Однако вернёмся к науке. Открытие радианта Пильмана было первым, но, вероятно, не последним вашим вкладом в знания о Посещении?

— Первым и последним.

— Но вы, без сомнения, внимательно следили всё это время за ходом международных исследований в Зонах Посещения…

— Да… Время от времени я листаю «Доклады».

— Вы имеете в виду «Доклады Международного института внеземных культур»?

— Да.

— И что же, по вашему мнению, является самым важным открытием за все эти тринадцать лет?

— Сам факт Посещения.

— Простите?

— Сам факт Посещения является наиболее важным открытием не только за истёкшие тринадцать лет, но и за всё время существования человечества. Не так уж важно, кто были эти пришельцы. Неважно, откуда они прибыли, зачем прибыли, почему так недолго пробыли и куда девались потом. Важно то, что теперь человечество твёрдо знает: оно не одиноко во Вселенной. Боюсь, что институту внеземных культур уже никогда больше не повезёт сделать более фундаментальное открытие.

— Это страшно интересно, доктор Пильман, но я, собственно, имел в виду открытия технологического порядка. Открытия, которые могла бы использовать наша земная наука и техника. Ведь целый ряд очень видных учёных полагает, что находки в Зонах Посещения способны изменить весь ход нашей истории.

— Н-ну, я не принадлежу к сторонникам этой точки зрения. А что касается конкретных находок, то я не специалист.

— Однако вы уже два года являетесь консультантом Комиссии ООН по проблемам Посещения…

— Да. Но я не имею никакого отношения к изучению внеземных культур. В КОПРОПО я вместе со своими коллегами представляю международную научную общественность, когда заходит речь о контроле за выполнением решения ООН относительно интернационализации Зон Посещения. Грубо говоря, мы следим, чтобы инопланетными чудесами, добытыми в зонах, распоряжался только Международный институт.

— А разве на эти чудеса посягает ещё кто-нибудь?

— Да.

— Вы, вероятно, имеете в виду сталкеров?

— Я не знаю, что это такое.

— Так у нас в Хармонте называют отчаянных парней, которые на свой страх и риск проникают в Зону и тащат оттуда всё, что им удаётся найти. Это настоящая новая профессия.

— Понимаю. Нет, это вне нашей компетенции.

— Ещё бы! Этим занимается полиция. Но было бы интересно узнать, что именно входит в вашу компетенцию, доктор Пильман…

— Имеет место постоянная утечка материалов из Зон Посещения в руки безответственных лиц и организаций. Мы занимаемся результатами этой утечки.

— Нельзя ли чуточку поконкретней, доктор?

— Давайте лучше поговорим об искусстве. Неужели слушателей не интересует моё мнение о несравненной Гвади Мюллер?

— О, разумеется! Но я хотел бы сначала покончить с наукой. Вас как учёного не тянет самому заняться инопланетными чудесами?

— Как вам сказать… Пожалуй.

— Значит, можно надеяться, что хармонтцы в один прекрасный день увидят своего знаменитого земляка на улицах родного города?

— Не исключено…

1

Пройдоха Даг лежал, уткнувшись лицом в землю, в нескольких десятках метров от Периметра. 

Как упал после серии тяжелых «жуков» — крупнокалиберных пуль — натужно прогудевших над головой, так и не шевелился больше, хотя мешок с хабаром оказался под животом и угол контейнера сейчас немилосердно давил прямо в солнечное сплетение, а колючая травинка едва не угодила в глаз. Себе дороже было сейчас шевелиться. Лучше уж прикинуться ветошью и не отсвечивать, чтобы там, за колючкой, уверовали в то, что срезали сталкера первой же очередью. Хотя, черта с два они в это поверят — битые волки там собрались, и на мякине их не проведешь. Тем более – на такой незамысловатой мякине. Правда, достать они Пройдоху сейчас не могут — тело само, без малейшего участия головы, выбрало для падения канавку, пусть неглубокую, но лежащую в мертвой зоне для пулеметного огня. Так что «жуки» могли лишь гудеть над головой, да врезаться в край Дагова убежища, осыпая его сухой землей. И, что самое примечательное, «причесать» лежащего фланговым огнем «законники» тоже не могли — не позволял, изгибающийся здесь наружу полукругом Периметр. Уж что-что, а географию Зоны битый-перебитый сталкер за два с лишним десятка лет изучил отлично...

Казалось бы — лежи-полеживай, да выжидай момент, когда «законники» расслабятся и можно будет потихоньку улизнуть. Любой новичок (не любой, конечно — любой редко переживал первый свой поход в зону — а более-менее «обстрелянный») так бы и поступил. Но только Пройдоха новичком не был. К ворожее не ходи — не к Роане-Провидице, охотно ворожившей всем сталкерам за дармовую выпивку, а фигурально выражаясь: прищучившие сталкера «ребята Квотерблада» уже послали «галошу» за чем-нибудь таким, что в два счета выколупнет его тушку из удобной канавки. За минометом, например. Им ведь без разницы — живым сталкера Пройдоху за решетку упрятать или по частям его в Хармонтский морг сдать. 

Второе, наверняка, даже предпочтительнее. Поскольку с покойником, кроме как спалить его дотла в крематории, а пепел в фарфоровую баночку с номером ссыпать, и проблем больше никаких. А живого — корми, лечи, душеспасительные беседы с ним проводи, как предписано «законом восемь-девять» (от 8 сентября 200... то есть). А потом, опять же по закону, устраивай на работу или плати пособие... И, в 99% случаев — снова лови на выходе из Зоны с поличным, то есть с мешком полным хабара. Потому как, если не с поличным, то адвокаты в два счета докажут, будто болезный вовсе не с корыстными целями, а просто так в Зону лазил. Нервишки пощекотать, да впечатлений набраться. Для книги, например, как те два чокнутых русских писателя в прошлом году. Ми... Мо... Как то на «М» одного звали — черт ногу сломит в этих русских фамилиях. А если без корыстных целей, то извини-подвинься: карантином отделаешься, да выдворением за пределы по решению суда. 

Что не в 100 процентах — Пройдоха тоже знал точно. Встречались, хоть и реденько-реденько сталкеры, так и не ставшие настоящими сталкерами. Те, в кого Зона свои корни или щупальца — кому как нравится — не запустила до конца. Пообтерлись вроде, живыми из Зоны вернулись, и не раз, и не пустыми, вкус хабара почувствовали, а вот, поди ж ты — попали на нары и все, конец сталкерам — поплыли. Прошения строчат на УДО[1], слезно клянутся завязать... И завязывают. Вчистую.

Даг едва не сплюнул от отвращения, но вовремя сдержался. Он прямо кожей чувствовал, как буравит его прямо через бруствер «окопчика» усиленный могутными оптическими линзами взгляд «законника». Что уж там за оптика: бинокль или прицел — как-то без разницы.

Солнце давно спряталось за развалинами завода, но до полной темноты еще оставалось время, хотя прожекторы с той стороны «колючки» уже шарили вовсю. А как убить время, пришпиленному их лучами к земле человеку? Только думать... Вот Даг и думал.

А из дум этих скорбных вытекало прямо и непреложно, что дело идет к завязке. 

Нет, Пройдоха не особенно боялся, что его поймают: ловили и не раз, да что толку? Срок дадут невеликий — ничего такого, за что дают приличные срока он из Зоны отродясь не выносил. Ну, типа «ведьминого студня» или «смерть-лампы», объявленных ООН «нежелательными артефактами категории «А». Или вообще никому неизвестных штуковин, за которые предлагали такие цены, что только держись. Он всегда был сталкером правильным и этим гордился. Вот «этаки», «черные брызги», «пустышки», «рачьи глаза» и прочий безопасный и выгодный хабар — да. Чего их стесняться, если в Хармонте чуть не каждая вторая бабенка «брызги» в ушах таскает. В виде сережек, разумеется, не просто так — в ушах, не папуаски какие. А на машинах с «этаками» вместо аккумуляторов вообще все катаются, включая самого мэра. Квотерблад непримиримый к сталкерам, кстати, тоже. Против полезного хабара кодекс правильного сталкера ничего не имел.

Проблема в том, что полезного хабара с каждым днем становилось все меньше и меньше. Бытовало одно время поверье сталкерское, что, мол, хабар этот в Зоне сам собой зарождается. Вроде, как вши от грязи. Да только доказали умные люди в два счета, что фигня это. И про вшей, и про хабар. Ничего, мол, само собой не зарождается в природе — есть такой закон. Как разбросало эти «рачьи глаза» с «зудами» по Зоне в момент Посещения полсотни лет тому, так и лежат, пока кто-нибудь не подберет. Ну, а как подберет, так значит и пустое место там осталось — ничего нового не появится, хоть ты тресни. Разве что положит кто-нибудь. Но таких шизиков, кроме преподобного Гуталина в Хармонте отродясь не водилось. Виданное ли дело: за свои кровные хабар скупать, чтобы потом в Зону тащить и высыпать там? Нездешние, проклятые... Ну и что? Да и смысл какой? Наткнется свой же брат-сталкер на этакую «захоронку» Гуталинову и только рад будет. Выкупай по-новой? Дудки...

Вот и приходится с каждой новой ходкой забираться все глубже и глубже в Зону. А чем глубже — тем больше аномалий. Они ведь, в отличие от хабара, как раз и самозарождающиеся. Нет, чтобы наоборот... И, если вблизи от Периметра их то и дело «разряжают» (мир праху новичкам и дурачкам — на то они и существуют на белом свете), то в глубине торчат они месяцами или даже годами, мощь свою чертову накапливая. Так что, выражаясь ученым языком, соотношение «цена-качество» давно уже играет не в пользу сталкеров. Слишком дорого приходится платить за такой вот полупустой мешок, который сейчас не по-детски давит Дагу на причинное место разными острыми штуковинами...

«Блин! Тебя только не хватало!»

Полупрозрачная, безобидная на вид, ниточка лениво скользила мимо лица лежащего, несомая легким ветерком. Безобидная, даже красивая — вон, как искрится в луче прожектора...

Волоконце «жгучего пуха» зацепилось за сухую травинку в двадцати сантиметрах от Дагова носа и колыхалось миниатюрным щупальцем, заставляя сердце проваливаться в пятку всякий раз, когда его кончик оказывался в считанных миллиметрах от кожи.

«Зацепит — пожалуй, не улежу»

Да и кто улежит спокойно, ощутив на себе нечто, действием одновременно напоминающее высоковольтный разряд, струю кислоты и раскаленную докрасна металлическую спицу. Всякое терпение, знаете ли, имеет свой предел. А поэтому, хочешь, не хочешь, а придется принимать меры. Хотя и не хочется жутко...

Не сводя глаз с колышущегося рядом «пуха», Пройдоха медленно-медленно засунул руку в нагрудный карман и вытянул наружу за тонкий хвостик темный неровный комок, больше всего похожий на забытую фермером в поле свеклу, благополучно пролежавшую там всю зиму, но так и не ожившую весной. Теперь нужно было лишь набраться терпения...

*          *         *

Алхимик был одним из немногих, кто отваживался жить в Зоне постоянно. И не просто жить, а чуть ли не в самом ее сердце. Ну, в сердце — это фигурально выражаясь: до самого сердца Зоны еще не добирался никто. А если и добирался, то лишь в сталкерских байках, которыми так любят потчевать новичков за пару-другую выставленных ими халявных «дринков». Не возвращался оттуда никто, вот и весь сказ. А уж оставался там жить или погибал по дороге — оставалось лишь догадываться. Разумеется, рассказывали об этом всякое: и то, что живут там абсолютно счастливые люди, навеки заключившие с Зоной мир, и то, что есть там некий артефакт, дарующий все, что только пожелаешь, и прочую лабуду, до которой так охочи новички. 

Алхимик обосновался в старинном бронетранспортере, на которых пытались изучать Зону сразу после Посещения, пока не поняли, что ни броня, ни прочие ухищрения, не позволяют ломиться в нее напропалую. Лишь опыт и интуиция сталкера поможет пройти там, где бессильны танки и вертолеты, скафандры и тончайшие датчики. Даг, за долгую кружную дорогу к этому убежищу раз десять едва не распрощался с жизнью, а ведь он был вовсе не сопливый юнец — ходил за Периметр не раз, не два, и не один десяток раз. Но очень уж хотелось ему заиметь Дурилку, чтобы потом не бояться костоломов Квотерблада.

Дурилка была вовсе не артефактом. Вернее, как раз артефактом — вещью, созданной человеческими руками. Потому что настоящие артефакты — черные брызги, пустышки, рачьи глаза и прочее — одному Богу известно кто создал. И создал ли вообще. А Дурилки делал Алхимик. Своими грязными руками с обгрызенными ногтями. И компоненты, все до единого были хорошо известны, хотя и не дешевы, да вот слепить из вместе так, чтобы получилось что-то дельное, до сих пор никому кроме него не удавалось. Он и забрался так далеко, чтобы ни у кого не возникло соблазна секрет этот из него выбить. Ведь дело-то золотое, без дураков. На один лишь комплект ингредиентов, если толкнуть его на черном рынке, можно полгода из «Боржча» не вылезать, да за саму работу отвалить придется вдесятеро. А уж заплатить за алхимиков рецепт сулились та-а-а-акую сумму...

— Один пришел? — Алхимик из своей «крепости» не вышел, лишь откинул броневую заслонку на бортовой амбразуре. 

Через узкий проем ничего, кроме бледного лица с красными, словно с перепоя или недосыпа глазами навыкате, разглядеть было невозможно. Даже не всего лица, а лишь его части. Оставалось только догадываться — молод он или стар — порой и у юноши такие мешки под глазами от развеселой жизни бывают, что древний дед обзавидуется. По голосу тоже не понять — глухой, сиплый, монотонный.

— Как условлено было, — пожал плечами Даг.

Он был здесь далеко не первым гостем, поскольку сама процедура была давно и досконально проработана. И карта имелась, разумеется, не на бумаге, а в голове — не хватало еще, чтобы сюда добрались ищейки. Дагу ее нарисовал на грязной салфетке Старый Чарли, заставил затвердить наизусть и тут же сжег. Заучивали добросовестно — рисковать собственной жизнью не хотелось никому. И не подвел старик — добираться пришлось хоть и долго, но без особенных опасностей по пути. Для опытного сталкера, разумеется, без особенных — зеленый новичок по пути раз десять сдох бы ни за что ни про что. Несмотря на карту.

Алхимик долго молчал, изучая гостя через амбразуру. А потом, когда тот уже совсем потерял терпение, откинулась заслонка другой, снабженная самодельным коробом вроде приемника мусоропровода.

— Кидай сюда, — каркнул отшельник. — И хабар, и бабки. 

Сталкер повиновался, хотя душа обливалась кровью — в жестяную коробку упало целое состояние.

— Тебе сколько штук? — голос Алхимика несколько потеплел, хотя, может быть, Дагу это только показалось.

— Сколько получится.

— Пять получится, — обе амбразуры со скрежетом захлопнулись, и повисла тишина.

До самого вечера ржавая громада бронетранспортера молчала. Даг успел два раза перекусить в тенечке под оплавленным — не иначе в жарку угодил — бортом, вспомнить все известные ему анекдоты, перепеть (про себя, разумеется — кто в Зоне поет вслух?) все песенки из репертуара Красотки Элли — «боржчовской» шансонетки, и даже вздремнуть часок-другой. 

Наконец заслонка со скрипом распахнулась. 

В коробе лежало шесть черных неровных комков, слепленных из какого-то вроде гудрона материала, чуть пружинящего на ощупь. 

«Дерьмо Алхимика», — вспомнилось Дагу еще одно название артефакта. 

Хорошо, хоть не пахли ничем эти неаппетитные вещи, больше всего напоминавшие прошлогодние свекольные клубни. Хотя, разве испугаешь сталкера вонью? Приходилось и по трубам заброшенной канализации пробираться, и рядом с благоухающим на жаре трупом неудачливого коллеги пару суток лежать.

— Тут шесть, — заметил сталкер, открывая контейнер. — А договаривались на пять.

— Думаешь, я считать до пяти не умею? — в голосе Алхимика слышалась ирония. — Это бонус тебе, как оптовому покупателю. Хотя и не Дурилка.

— А что тогда? 

— Тоже неплохая вещь, — заверил Алхимик. — При себе носить будешь — никакой яд тебе не страшен. Можешь метиловый спирт пить — даже голова не заболит. Рекомендую на цепочку повесить или на шнурок и — на шею. Чем ближе к телу — тем лучше.

— Ну, спасибо... — Даг начал укладывать Дурилки в контейнер. 

— А вот этого делать не советую, — добавил обитатель бронетранспортера. — Храни по отдельности, а то так шарахнет — подметок не найдут. Тебя не предупредили что ли?

— Спасибо еще раз, — сталкер распихал Дурилки по карманам, думая про себя: «Ну, Чарли...»

— Кушайте с булочкой, — равнодушно ответил Алхимик. — И тех предупреди, кому продавать будешь — мне рекламации ни к чему.

— Да я это себе, — заверил сталкер.

— Пять штук? Не тренди, — заслонка с лязгом захлопнулась, на этот раз окончательно...

*          *         *

Даг тогда конечно соврал — две Дурилки он толкнул сразу же, как только вышел из Зоны, окупив сторицей все затраты — цена на них, уже вынесенные за Периметр, вырастала многократно. Толкнул бы все, но от природы был человеком предусмотрительным и привык думать о будущем.

Повод порадоваться, что не поддался тогда жадности, представился буквально через полгода — угораздило влопаться в засаду на выходе из Зоны. С полным мешком хабара — повезло тогда нехило. И добро бы ищейкам Квотерблада. Нет, угораздило на этот раз оказаться на его пути ребятишкам Гарри-мухобоя. 

Разумеется, главаря банды черных сталкеров, промышляющих в основном грабежом своих же коллег, звали совсем не Гарри, поскольку был он родом не из Хармонта, а откуда-то с Востока, не то из России, не то из Польши, не то с Украины, или какие там у них еще на Востоке страны? Но попадаться ему с хабаром было противопоказано. То, что уйдешь с пустым мешком — еще полбеды. Легко можно было вообще никуда не уйти — кто знает, что втемяшится в очередной раз в башку этому отморозку? То, что все вокруг отлично знали, чем он и его братва занимаются, а у сталкеров вообще как-то не сложились отношения с законом, и стучать, поэтому, никто не кинется, его не волновало. Решит, что ты можешь сдать его Квотербладу и все — заказывай музыку. Человека убить для него было — все равно, что муху прихлопнуть. Оттого и прозвали его Мухобоем.

Вот там-то и потратил Даг третью свою Дурилку...

А теперь осталась предпоследняя. И самая лучшая, потому что таскал ее он с собой уже больше трех лет, а всем известно, что чем больше ее с собой носишь — тем лучше. Последняя лежала в тайнике, на всякий случай, а эта — всегда при себе.

Мужчина осторожно сжал упругий комок в потном кулаке и, кося глазом на волоконце жгучего пуха, продолжавшее выписывать непредсказуемые зигзаги в сантиметре от его щеки, принялся ждать пока тот не ответит. Гоня, при этом подленькую мыслишку, что Дурилка от времени пришла в негодность, «протухла», и теперь годится лишь на то, чтобы зашвырнуть ее подальше.

Нет, не протухла — он чувствовал, как комок постепенно нагревается, а редкие толчки изнутри — будто цыпленок пытается проклюнуться из своей темницы — становятся чаще и резче. Через пять минут комок уже едва-едва можно был удержать в ладони, так он нагрелся, а толчки слились в ровную вибрацию. 

«Пора», — решил Даг и, весь подобравшись, плавным движением катнул Дурилку прочь от себя по канаве, благо, шла она немного под уклон, и можно было не опасаться, что артефакт застрянет в паре метров от него. И верно, комок проворно покатился прочь, на глазах окутываясь «дымком». Несколько секунд и облачко «дыма» обрело четкие формы и превратилось в человеческую фигуру, ползущую прочь на четвереньках. Сталкеру трудно было судить — он никогда не видел себя со стороны в таком ракурсе, но твердо знал, что сейчас по канавке «спасается бегством» его эфемерная копия. 

Законники попались на удочку сразу: лучи прожекторов внезапно перестали метаться по сторонам и сосредоточились на фантоме,как будто пытающемся подняться на ноги. Пулеметные трассы сразу с трех сторон сошлись на фигуре. От живого человека уже вовсю летели бы клочья, но и Дурилка работала на славу: лже-Даг вскинул вверх руки, будто сдаваясь, зашатался и рухнул обратно в канаву...

Чем закончился спектакль, сталкеру и второй раз увидеть не удалось: как только лучи прожекторов метнулись в сторону «жертвы», он, вжавшись в сухую землю еще больше и извиваясь словно уж, работая локтями изо все силы, пополз в обратную движению Дурилки сторону — к приземистой груде ржавого хлама, бывшей когда-то грузовиком, и остановился лишь окончательно покинув сектор обстрела. Теперь он был в относительной безопасности. Нужно было только отлежаться часок-другой и спокойно выбраться за Периметр, пока подчиненные Квотерблада звонят начальству и поздравляют друг друга с очередным безжалостно уничтоженным нарушителем закона.

*          *         *

Домой он добрался уже под утро.

Одежду, пропитанную потом и пылью Зоны — в специальный бак. Первым делом — залить комок ткани мерзко пахнущей жидкостью из десятилитровой пластиковой бутыли с веселой этикеткой «Весенний аромат» на рифленом боку. Интересно, что они имели в виду, называя так эту гадость? Разве что оттаявшую помойку... 

Но штука, что ни говори, была отменная. Изобрели ее неведомые спецы еще того, первого Института, чтобы отмывать после выходов в Зону своих цивилизованных сталкеров. Поначалу доставать эту «морилку» приходилось из-под полы, стоила она дороже элитной выпивки, и была по карману далеко не каждому. Дагов папаша, например, по-старинке отмывался после выходов в Зону, чем придется вроде керосина, предпочитая денежки за хабар пропить в «Боржче». Отчего и сыграл в ящик досрочно. Слава Богу, какая-то добрая душа раструбила секрет чудо-жидкости на весь свет, и теперь добрый десяток фирм по всему свету варит отраву, называя ее как кому заблагорассудится. Преимущественно, столь же идиотски, как и «Весенний аромат». У Дага в сараюхе скопилась прорва разнокалиберных бутылей и канистр, хозяйственно приспособленных под брагу. Тут и «Морской бриз», и «Лунная ночь»... Переплюнуло всех «Дыхание дракона», изготовленное, разумеется, в Китае. Ну, вот умеют косоглазые суть схватить на лету — их средство, по мнению Дага, имело самое крепкое амбре и стирать потом приходилось только в резиновых перчатках. Зато уж убивало всякую зоновскую заразу на двести процентов. Хотя и сегодняшний «Аромат», сделанный где-то в России (для сталкера все славянские бкувы были сродни китайским иероглифам) мало чем «Драконьей отрыжке» уступал в плане ядрености.

Вытирая мокрые после душа волосы и подозрительно обнюхивая руку — городские коммунальные службы тоже, говорят, добавляют в водопровод какую-то убойную штуку, хотя и не такую термоядерную — Даг прошлепал босыми ногами в кухню. Пока на плите шипела яичница из полудюжины яиц с беконом, он открыл ноутбук и, вооружившись литровой кружкой пива (ночное приключение этого заслуживало), принялся просматривать новости. Не свет ведь клином сошелся на этой Зоне, в конце концов. Даг, в отличие от других, вовсе не собирался стариться в Хармонте. Если повезет не загнуться за Периметром еще пару-тройку лет, а сталкерская Фортуна окончательно не повернется задницей, его банковский счет достигнет давно загаданной суммы. Такой, что хватит на маленький домик где-нибудь на берегу океана, тысячах в десяти миль отсюда, и на безбедную жизнь в течение тех двадцати-тридцати лет, что он надеялся еще прокоптить небо на этом свете. Жениться и заводить детей, разумеется, он не собирался — всем известно, какие дети рождаются у сталкеров... Он и сам вырос нормальным (как ему хотелось надеяться), потому что родиться повезло еще до Посещения. На какой-то годик, конечно, но — до. Так что папашка шастал в зону уже имея надежный тыл.

Новости не принесли ничего нового. В мире по-прежнему взрывали, бомбили, проводили гуманитарные интервенции, точно так же взрывая и бомбя... Для Хармонтских новостей было еще рановато, и реляцию об уничтожении очередного нарушителя закона доблестными блюстителями, следовало ждать ближе к обеду. Без особого интереса Даг пробежал глазами пару свежих статеек об исследовании Зоны (не в каменном веке, чай, живем — надо быть во всеоружии). Именитые научные светила по сотому разу обсасывали давно известные любому сопливому сталкеру вещи — нового ни на грош. Да, похоже, и у яйцеголовых такой же застой, как и у «практиков». Зона стала чересчур скупа на новинки...

«А это еще что такое? — он, наконец, обратил внимание на помаргивающий в углу экрана конвертик: на электронную почту пришло письмо. — Ну-ка, глянем...»

В основном, непрочитанные письма, естественно, были банальным спамом: «Приглашаем...», «Рекомендуем...», «Шанс для тебя...», но среди них одно настоящее, от какого-то мистера «Томаса С.Смита».

«Тоже какая-нибудь «нигерийская лотерея», конечно», — Даг лениво кликнул курсором по письму, открывая его.

«Уважаемый мистер Дуглас Роберт Барристер», — прочел он и не сразу вспомнил, что Дуглас Роберт Барристер это он сам — настолько кличка Пройдоха Даг въелась в его плоть и кровь... 

[1] Условно-досрочное освобождение.