Терра Московия

Терра Московия

(роман)

Синопсис

В результате необъяснимого наукой катаклизма, сектор Российской Федерации примерно в 500 км вокруг Москвы «проваливается» в Средневековье, во времена Василия III, каким-то образом совмещаясь с тогдашней Москвой. Люди внезапно для себя оказываются в непривычном для них мире и вынуждены приспосабливаться к новой и непонятной для них жизни. Одновременно, жители средневековой России должны приспосабливаться к чужакам. Однако, слияние столь разных эпох не столь катастрофично: образовавшееся государство превосходит во всех планах все государства тогдашней планеты и способно решительно изменить весь ход истории.

Столкнувшись с традиционным для тех времен набегом Крымского ханства, Россия отвечает решительно, и, подчинив силами современной армии весь Крым, не только ликвидирует причину набегов за 250 лет до покорения Крыма в реальности, но и продолжает то, на чем русские остановились тогда: восстанавливает разрушенную турками в 1457 году (тогда еще совсем недавно по историческим меркам) Византийскую Империю. 

Возросшая активность до этого почти никому не известной Московии, вызывает серьезные трения с гегемоном тогдашней Европы — Священной Римской Империей Габсбургов и прочими государствами Европы...

Роман был начат в марте 2014 года, но, по ряду причин, закончен не был...

Итак...

1

Владимир Александрович лежал с открытыми глазами и следил за отсветом луны, пробивающимся сквозь щель в неплотно задвинутых шторах и медленно перемещающимся по потолку. Он не знал, что именно его разбудило. И что вообще могло разбудить его здесь, в одной из кремлевских спален, не то в шутку, не то всерьез именуемой «сталинскими покоями».

Он частенько оставался ночевать в Кремле, отговариваясь неотложными делами и тем, что неразумно тратить по несколько часов на дорогу до загородного особняка и обратно. Но, наверное, просто не хотел себе признаться, что ему больше нравится здесь, чем в приевшейся стандартнойроскоши «эксклюзивного» жилища, так и не ставшего для него настоящим домом, потому и терпел скандалы, регулярно закатываемые ему супругой, которая, как раз души не чаяла в их новом «семейном гнездышке», подначки Первого и особенно Второго, намекавших на то, что неспроста, ох, неспроста его так тянет к «сталинской» кровати... 

Лунный луч переместился на роскошную раму невидимого в темноте портрета. Не Сталина, конечно: Иосиф Виссарионович, благодаря «новым веяниям», царившим на бывшей «одной шестой суши», уже больше четверти века оставался в своих бывших владениях «персоной нон грата». Та же персона в роскошном вицмундире, что была изображена на портрете, украшавшем облюбованную им спальню, главе президентской администрации, господину Сергееву, была абсолютно безразлична. Он вообще был довольно равнодушен к истории. Не привили как-то интерес к ней с детства в провинциальной школе, где этот предмет «по совместительству» вел трудовик (он же, заодно, физрук и военрук), а потом, в училище, приоритеты были несколько иными... 

Чиновник протянул руку и взял с тумбочки будильник — единственную вещь, как бы не принадлежащую роскошному, тщательно выверенному под позапрошлый век, интерьеру. Светящиеся цифры китайской поделки безапелляционно уверяли, что сейчас половина пятого утра. 

«Странно, — подумал Владимир Александрович. — Неужели старость подкралась. Незаметно».

Бессонницей он не страдал никогда: еще с училища привык засыпать, едва коснувшись головой подушки и так же легко просыпаться за минуту до побудки, а позднее — до звонка будильника. Но годы, видимо, берут свое — не за горами пенсия. Абстрактная, общегражданская, поскольку свою-то он выслужил верой и правдой давным-давно. Но все равно неприятно: сначала бессонница, потом склероз и прочие старческие болячки... А там и до заморского Альцгеймера, непонятного, недалече.

«Соберись, — приказал он себе привычно. — И спать: завтра напряженный день».

Завтрашний день — уже сегодняшний — был ничуть не напряженнее обычного. Как и всегда, когда приходилось оставаться за «старшего в лавке»: Первый должен был на днях возвратиться с очередного саммита, Второй открывал год Российско-Малазийской дружбы в Куала-Лумпуре. И хотя пост Владимира Александровича в официальной иерархии государства Российского стоял всего лишь на одиннадцатом месте, на деле он совсем недавно стал по-настоящему Третьим. И подводить Первого и Второго Третий совсем не собирался. Поэтому оставшимися полутора часами покоя надо было распорядиться как можно рациональнее.

Приказ подействовал — Сергеев задремал и даже вроде бы начал видеть какой-то сон — но доспать сегодня чиновнику было не суждено: в дверь осторожно постучали и этот осторожный деликатный стук отдался болезненным уколом в совершенно здоровом, вроде бы, но, увы, совсем не молодом уже сердце.

— Войдите, — сон испарился мгновенно: ночевавших в этих покоях никогда – ни раньше, ни сейчас не было принято будить по пустякам– тем более в этот предутренний час.

— Владимир Александрович, — лица вошедшего в темноте тоже было не видно, но всех своих подчиненных до последнего клерка Сергеев узнавал по голосам. — У нас проблема...

*          *         *

Сергей перезагрузил компьютер, попытался войти в «Мою империю» снова, и снова это не удалось. 

«Вот же черт, — ругнулся про себя мужчина. — Как всегда вовремя...»

Совести ради, нужно сказать, что «Империя» отрубалась и ранее, и почти всегда не вовремя. По крайней мере, за те три года, что Сергей Званцев «подсел» на эту игру, случалось такое немерено. 

И что самое странное, интернет работал — все другие сайты открывались исправно. Почти все.

«Гады админы — опять затеяли какие-то работы на серваке, не предупредив... Не, пора бросать эту бодягу. Сто раз собирался уже...»

Сергей действительно много раз собирался бросить игру, но всякий раз это оказывалось выше его сил — такого затягивающего симбиоза компьютерной «стрелялки» с социальной сетью он еще не встречал. И с азартной игрой заодно — эпоха вливания денег в игру давно была позади, все затраты «отбиты» и теперь уже «капало на карман». Пусть пока еще немного, но весьма заметно. И вот такой облом, когда армия отправилась на охоту, и за ней требовался глаз да глаз — а ну как жертва извернется и найдет способ слить охотника под ноль?

Званцев был далеко не мальчиком — давно разменял четвертый десяток, имел приличную работу с неплохим окладом, неплохую квартиру, новенький автомобиль не из худших, постоянную девушку из той же, кстати, категории, претендующую на большее, словом все, что требуется для полного счастья среднестатистическому гражданину Российской Федерации, но, видимо дремала в его старательно отшлифованной по западным лекалам душе какая-то особая струнка. Даже не струнка, а, если можно так выразиться, какой-то атавистический ген, унаследованный от далеких предков — могучих бойцов и бесстрашных первопроходцев. И если неуместен он был в современной жизни, то хотя бы в игре получал хоть какую-то волю. Тогда забывал тихий клерк Званцев про капитализацию, отчеты и тренды, превращаясь хоть на пару часов в предводителя победоносной армии, огнем и мечом завоевавший себе если не самый высокий на всем сервере авторитет, то уверенно входивший в первую десятку «топов». Да что там сервер — витязя Звана отлично знали на всем игровом форуме, нередко обращались за советом, просили выступить третейским судьей в затянувшемся споре... И надо же — только выпал свободный денек, только собирался поиграть вволю, «оттянуться по-полной»...

«А может, заблокировали? — мелькнула незваная мыслишка. — Надо попробовать с другого ай-пи войти...»

И вот же незадача — дома. В офисе и проблем бы никаких не было... Сергей лихорадочно принялся одеваться — в квартале от его дома имелось интернет-кафе. Пять минут — лифт удачно стоял на его этаже — и он уже выруливал со стоянки, привычно кивнув услужливо поднявшему шлагбаум привратнику Ибрагиму. Он платил уроженцу солнечной Средней Азии некую необременительную сумму каждый месяц, за что тот тигром отстаивал стояночное место «Сергея-акя» от всяких там халявщиков из соседних домов, сметал мягкой щеточкой снег с его автомобиля и оказывал еще множество непритязательных услуг «богатому господину». Приличный такой, услужливый гастарбайтер, побольше бы таких.

И тут же добрые мысли сами-собой вылетели из головы: какой-то тип, на вид, явный соотечественник привратника Ибрагима, правда совсем нецивилизованный, прянул прямо на сияющий капот и — о ужас — с явственным стуком и невнятным воплем отлетел от него в придорожный сугроб.

— Ё...! — пулей вылетел Сергей из-за руля: только такого эксцесса ему еще не хватало в этот  с самого начала не сложившийся день. — Ты... ... ... ...!

Пострадавший барахтался в снегу и слабо мычал, что радовало уже само по себе: раз мычит, значит живой, и вроде бы даже не очень поломанный. Вернее, совсем не поломанный — ишь, как активно сучит руками-ногами.

— Куда прешь, козел! — заорал Сергей, выплескивая на подвернувшегося растяпу всю скопившуюся с утра злость. — А если бы я чуть быстрее ехал, чудак на букву «м»? На киче сидеть из-за тебя убогого? Вон переход где! Лень два шага было ступить, чурка неумытая?..

Кругом уже толпились люди, и Званцев запоздало взял себя в руки: мало ли чего еще будет с этим идиотом-пешеходом — зачем еще обзывать его? Припишут оскорбление на национальной почве, разжигание того, другого и, заодно, и третьего... К тому же, при ближайшем внимательном рассмотрении, сбитый на азиата вовсе не походил: самая, что ни на есть русская ряшка, нечесаная борода веником, мешковатая одежонка, при виде которой в мозгу всплывало полузнакомое слово «зипун»... Да и говорил он...

— ...и сохрани мя от злых помыслов... — вслушался он в невнятное бормотание бородача.

— Молдаванин что ли, — беспомощно оглянулся Сергей на безмолвно толпящихся зрителей. — Или белорус?..

*          *         *

Сергеев обвел собравшихся взглядом. Тут были заместитель министра финансов, заместитель председателя Государственного Банка... Все они «де факто» уже избавились от приставки «зам», поскольку их начальники теперь были вне досягаемости — кто, вместе с первыми лицами остался на саммитах и встречах, кто не вовремя (а, может быть, как раз вовремя) отбыл в рождественский отпуск, ставший отныне бессрочным — но «де юре» продолжали считаться таковыми. Из полноправных присутствовал лишь директор Московского монетного двора, заметно нервничавший в подобном окружении. Обстановку срочно требовалось разрядить.

— Я собрал вас здесь, — суровым голосом начал Владимир Александрович. — Чтобы сообщить...

Он сделал паузу, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться и наблюдая, как на сумрачных лицах чиновников постепенно проступает понимание.

— Нет, господа, ревизор к нам не приедет — у нас и без него хлопот немало. Так что можете расслабиться.

Приглашенные и в самом деле немного расслабились: послышался скрип стульев, приглушенные шепотки.

— По составу нашего собрания вы уже, наверное, уже поняли, что разговор наш сегодня пойдет о финансах. Не всей, увы, страны, а лишь той её части, которой мы располагаем на сегодня.

— А что у нас не в порядке с финансами? — осторожно спросил Гололобов, «замминфин». — Я готов предоставить полный отчет...

— Не волнуйтесь, в этом плане у нас все в порядке, — вздохнул Сергеев. — Но вся проблема в том, что нам надо каким-то образом выстраивать взаимодействие с нашими новыми согражданами. Они же, как вы, наверное, уже наслышаны, увы, не понимают и не принимают наших денег. Наши сограждане, в свою очередь, не могут пользоваться местной валютой…

— Этими серебряными копеечками?

— Ну, положим, не копеечками... Копейками их станут называть лет через тридцать, а пока что это просто деньги. Деньга московская, деньга новгородская, деньга псковская... Илья Ефимович — введите, пожалуйста, нас в курс дела.

Из-за стола поднялся незнакомый никому из собравшихся очкарик, как выяснилось — профессор-историк и, волнуясь и обильно потея, поведал о денежной системе Великого Княжества Московского, о всей разношерстности обращающихся на его территории монет, чеканящихся по различным стандартам, о попытках отца нынешнего князя навести в этом разброде хотя бы относительный порядок и о многом-многом другом. Лекция была выслушана в гробовом молчании.

— То есть вы хотите сказать, что мы теперь должны переходить на эти самые... деньги? — нарушил молчание зампред Госбанка. — А как же вся отлаженная система платежей? Банкоматы, терминалы... Пластиковые карты, наконец? Наше развитое, несмотря на все проблемы, достаточно мощное государство должно лишится суверенитета в одной из самых важных областей?..

— Нет, — остановил разошедшегося не на шутку чиновника Владимир Александрович. — Никто не собирается этого делать. Наоборот, мы с вами должны решить, как именно будут взаимодействовать наша денежная система и денежная система наших... соседей. Для начала хотя бы установить, по какому курсу рубли Российской Федерации будут обмениваться на местную валюту. Мы же не будем опускаться до бартера, а, господа?  Я правильно понимаю?

В зале возникло оживление: полузабытое слово из эпохи «лихих девяностых» уже несколько резало слух.

— Между прочим, уже возникли стихийные обменные пункты, — доверительно сообщил Сергеев. — И курсы в них устанавливаются самые разные. В среднем — где-то сто рублей за московскую деньгу.

— Так много?

— Ничуть, — покачал головой Глава. — Илья Ефимович, обоснуйте, пожалуйста.

Несколько освоившийся профессор, протер очки и принялся «обосновывать», легко оперируя никому не знакомыми мерами веса вроде «четверика» и «коробьи».

— Таким образом, — подытожил он. — Исходя из действующей на местном рынке цены в 10 московских денег за коробью ржи, мы получаем курс в 88 рублей за деньгу. Рассчитывая по стоимости пшеницы — 100 с небольшим рублей за деньгу, а по овсу...

— Сколько, вы говорите, весит эта самая деньга? — зампред Центробанка покрывал лежащий перед ним лист бумаги столбиками цифр, оживленно перешептываясь с замминистра финансов, занятого тем же увлекательным делом.

— Около четырех десятых грамма, — несколько обиженно сообщил историк, поняв, что его предыдущие выкладки о числе денег, чеканящихся из гривенки серебра, пропущены мимо ушей.

— Точнее, пожалуйста.

— Точнее, ноль целых тридцать девять сотых грамма, — вздохнул профессор. — Одна-две сотых плюс-минус, учитывая архаичность самого процесса чеканки.

— А вот у нас, исходя из реальной цены на серебро, получается двенадцать с половиной рублей за деньгу, — заявил замминистра. — Как такое объяснить, не подскажете?

— Ну, — развел руками Илья Ефимович. — Объяснения могут быть самые разные... Например, разница между прежними и нынешними ценами на серебро...

— Так получается, нам самим выгодно чеканить эту самую деньгу, — выпалил директор монетного двора. — Раз соотношение в нашу пользу, да еще чуть ли не в десять раз.

— А это возможно технически? — осторожно спросил Сергеев.

— Еще как! – махнул рукой «монетчик». – Мы сейчас отказываемся от чеканки нашей, российской копейки, как от убыточной. Слишком мелкий номинал, плохо окупаются затраты… Тем не менее, комплекты штемпелей на наступающий год уже готовы. Уменьшаем толщину монетного кружка, перенастраиваем прессы под более мягкий сплав... Кстати, деньга — это ведь половина копейки, если я не ошибаюсь?

— Ну, термин «копейка», возник несколько позже... Дело в том, что... Но, в целом — да.

— Отлично! Будем чеканить серебряную копейку весом в восемь десятых грамма и менять ничего не придется. Практически ничего.

— А если начнется мошенничество с выдачей наших, несеребряных копеек за серебряные?

— Не начнется. Они ведь чеканятся из стали, покрытой слоем никеля. Магнитятся они, понимаете?

— А как быть с запасом серебра? Он ведь тоже не безграничен.

— Хм-м... Ну ладно. Вообще-то это коммерческая тайна, но Вадим Михайлович, — монетчик кивнул зампреду. — Думаю, разрешит мне... Разрешите, Вадим Михайлович?

— Чего уж тут.

— В общем, если вы знаете, мы, то есть монетный двор, разумеется, помимо монет для обращения и памятных монет из обычных металлов, чеканим так называемые инвестиционные монеты. Серебряные весом в одну тройскую унцию чистого серебра. Практически чистого – 999-я проба, 99,99% серебра в сплаве. Это тридцать один и одна десятая грамма, напомню. Ну и золотые, хотя о золоте, как я понимаю, речи сейчас не идет... Так вот, на будущий год запланирован выпуск такой инвестиционной монеты тиражом в триста тысяч штук. Это будет... это будет... Двадцать три миллиона триста двадцать пять тысяч ваших московских денег.

— Два миллиарда рублей!

— Это только один тираж, — уточнил директор монетного двора. — В Центробанке лежит такой же предыдущий — семнадцатого декабря закончили чеканку, но не успели распределить по банкам… А кроме того у нас есть заказы...

Обсуждение затянулось за полночь. Решено было чеканить серебряную копейку, чуть превышающую по массе две монеты в одну московскую деньгу, чтобы сделать новую валюту привлекательнее для местного населения. А, так же, срочно приступить к изготовлению оснастки для выпуска половины копейки, что было сопряжено с определенными трудностями — монеты столь малого размера за последние сто лет в России не выпускались. Директор монетного двора горой стоял за выпуск деньги и ее половины — полушки, то есть четверти копейки — из недрагоценных металлов, но с такими, революционными по своей сути, новшествами было решено повременить после того, как историк поведал о «медных бунтах», неизменно сопровождавших попытки заменить в обращении серебро медью аж до самого начала восемнадцатого века.

— Пусть сначала привыкнут к копейке, — подытожил Владимир Александрович. — А там видно будет...